Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей

• Название: Охотники за удачей
• Автор: Дмитрий Леонтьев
• Издательство: ОбРаз
• Жанр: Современная проза

«Охотники за удачей». Авантюрный роман о криминальных бандформирования начала «лихих девяностых». Противостояние бывшего офицера спецназа и и работника уголовного розыска — личностей сильных, волевых, не умеющих ни отступать, ни сдаваться. Но не только Закон сталкивает их в этой схватке…

---

— Сейчас опять врежу! — монотонно пообещал голос сверху. — Подъем, бомжара!

— Да, да, — сказал Толстяк. — Я уже… Уже ухожу…

Он сел, с шумом поскреб в голове, вычесывая из волос накопившийся там за ночь мусор, и посмотрел на вставленного в сапоги милиционера. Принадлежавший сапогам сержант был под стать кирзачам — массивный, грубо скроенный, казенный. На чердаке было жарко, по щекам сержанта катился пот, и он недовольно сопел, явно ненавидя и духоту чердака, и пославшее его сюда начальство, и Толстяка. Впрочем, нет. К Толстяку он ненависти не испытывал. На ненависть надо тратить силы, а расходовать их на такое ничтожество, как Толстяк, сержанту было лень. Он его презирал. Что и не замедлил выразить, вытерев птичий помет с подошвы о подстилку Толстяка.

— Одна зараза от вас, — брезгливо морщась, констатировал он. — Все кругом загадили, вонючки. Собрать бы вас всех вместе, да куда-нибудь на необитаемый остров отправить…

Толстяк поскреб густую щетину на подбородке и снова вздохнул. Сержант сквозь зубы сплюнул на песок и концом резиновой дубинки ткнул в небольшую картонную коробку, стоящую рядом с одеялом.

— Что здесь? Ворованные электросчетчики? Вываливай все, показывай.

Толстяк послушно перевернул коробку, разбрасывая по одеялу свои нехитрые пожитки: пару мятых рубашек, брюки, вязанную шапочку, ботинки с заменяющей шнурки бечевкой, рюкзак без одной лямки, пару алюминиевых ложек, нож с обломанным лезвием, спички, обмылок, завернутый в кусок полиэтилена, и небольшую пластиковую коробочку из-под импортного мыла, в которой хранил нитки, пуговицы и маленький пузырек с марганцовкой.

Сержант брезгливо поворошил этот мусор носком сапога и повторил:

— Все кругом загадили, сволочи…

— Петриков! — позвали от входа. — Где ты там застрял?

— Здесь я, справа от входа, — отозвался сержант. — Бомжа нашел.

— Дохлого?

— Нет, жив пока…

— Гони его в шею, — посоветовал тот же голос. — Пусть на соседнюю территорию выметается. А еще лучше, в другой город.

— Понял? — спросил сержант, размазывая пот по щекам. — Чтобы через минуту тебя здесь не было!

Толстяк кивнул и принялся запихивать свои пожитки обратно в коробку.

— Петриков, — снова позвали от входа.

— Ау?

— Спроси его про девчонку. Может, видел?

— Ты здесь девчонку лет шести не видел? — спросил сержант, расстегивая верхние пуговицы на шинели. — Ф-фу, жара какая… Опрятная такая девчонка, ухоженная, светловолосая, с карими глазами? В чем одета… черт ее знает. Она из горящего дома успела выскочить, так что одета наспех. Весной холодно, а она, скорее всего, без верхней одежды, на улице должна быть заметна… Видел?

Толстяк отрицательно покачал головой.

— Еще бы ты что-нибудь нам сказал, — проворчал сержант, — дождешься от вас помощи… Пшел отсюда! Если через пять минут вернусь и найду тебя здесь — пеняй на себя…

Сержант повернулся и, пригибаясь, чтобы не задеть макушкой низкий потолок, направился к выходу. Толстяк посмотрел ему вслед и снова вздохнул. В том, что сержант не вернется, он был уверен, но в небольшое чердачное оконце уже вовсю светило не по-весеннему щедрое солнце, и пора было вставать и приниматься за дела. Толстяк отряхнул пыль с куртки, огладил ладонями длинный коричневый свитер, поплевал на руки, приглаживая всклокоченную шевелюру, и выбрался из своего пристанища на лестничную площадку. На первом этаже забрался под лестницу, открыл пожарный кран и, громко фыркая, подставил лицо под струю холодной, грязно-желтой воды… И получил сильный удар сзади по почкам, бросивший его наземь, прямо в растекавшуюся по кафелю лужицу.

— Тебе что, козел, жизнь опаскудила?! — прорычал не замеченный Толстяком вовремя амбал в малиновом пиджаке. — Ты что в моем подъезде забыл, овца?! Ты что мне тут гадишь, а?!

Вжавшись в угол, Толстяк закрыл руками голову и съежился, насколько это было возможно при его комплекции. Парень еще несколько раз пнул его остроносым ботинком в бок и приказал:

— Закрывай кран!.. Быстрее!.. Теперь ложись на брюхо в лужу и катайся в ней… Ну!..

Получив еще несколько ударов в живот, Толстяк послушно растянулся на грязном кафеле.

— Теперь ползай, — распорядился «малиновый пиджак». — Давай, свинья, живее ползай, живее! Всю лужу собой вытирай! У-у, чмо проклятое!.. Теперь вставай и бегом отсюда! Быстрее!

Держась рукой за саднящий бок, Толстяк затрусил к выходу, но не успел — возле самой двери все тот же остроносый ботинок впечатался ему пониже спины, придавая ускорение, и пулей выбежав на улицу, бедолага растянулся в снежной жиже, щедро приправленной песком и солью.

— Еще раз здесь увижу — убью! — пообещал «малиновый пиджак», проходя мимо.

Толстяк благоразумно не поднимался с асфальта до тех пор, пока его мучитель не сел в машину и сверкающая полировкой «вольво» не скрылась за углом дома, увозя прочь нового «властелина жизни». Только после этого он встал, осторожно ощупал руками ноющие бока, оглядел то, во что превратилась его и без того ветхая одежда, и снова вздохнул.

«Это еще ничего, — подумал он, щурясь на яркое солнце. — Лохмотья быстро высохнут, да и сало меня в очередной раз спасло — вроде, ничего не сломано… А вот Хромого, что в подвале за универсамом жил, такие же "малиновые пиджаки" машинами переехали только за то, что после первого предупреждения из их дома не убрался. Два «джипа» по нему туда и обратно прошлись — смотреть не на что было. Мясо, и мясо… Так что мне еще повезло».

Он доковылял до детского садика и уселся на низенькую скамеечку. Сегодня отсюда его никто не гнал — была суббота, и садик не работал.

По причине все той же субботы на улицах было малолюдно — большинство еще нежилось в кроватях, позволяя себе как можно полнее почувствовать ленивую истому выходных. Толстяк зябко передернул плечами — впитавшаяся в одежду влага добралась до тела, и тоскливо посмотрел на окна дома напротив. Представил себе, что вон те окна, зашторенные темно-зелеными занавесками, это окна его квартиры, и ему остается только подняться, достать ключи и вернуться ксебе домой. Он войдет в прихожую, снимет с себя драные сандалии, пройдет в ванную комнату, откроет воду и, вылив целый флакон ароматной пенки, заберется в ванную. Вода будет теплой, пена заискрится под светом вычурных ламп, а он закурит толстую, коричневую сигарету и…

Кто-то потрогал его ногу. Очнувшись от грез, Толстяк открыл глаза и посмотрел на розовомордого свиноподобного бультерьера, деловито обнюхивавшего его сандалии. Шагах в десяти стоял лощеный мужчина лет тридцати пяти, одетый в модное пальто, и наблюдал за своим питомцем, с неподдельным интересом на лице ожидая дальнейших событий.

Но белобрысый отпрыск свиньи и ящерицы лишь ткнулся холодным пятачком в колено Толстяка и призывно завилял хвостом. Толстяк понял и поскреб его за ухом. Псу это понравилось и, забравшись передними лапами на скамейку, он требовательно зафыркал.

— Сигизмунд, ко мне! — позвал мужчина, на лице которого ожидание сменилось разочарованием. — Отойди от него, еще блох подцепишь.

Толстяк еще раз взглянул на темно-зеленые занавеси окон, вздохнул и поднялся. Пора было приступать к работе. Последнее время выживать в городе стало значительно труднее. Благосостояние основной массы горожан таяло подобно кусочку льда на солнцепеке, и это заметно отражалось на их милосердии. Да и нищих стало слишком много для такого маленького городка. Вновь ломалась годами выстраиваемая иерархия мира нищих и бездомных, деформируясь жутко, причудливо и подчас абсурдно. Мог ли подумать Толстяк еще каких-нибудь три-четыре года назад, что у него появятся «своя» территория, «свой» начальник (или, как любил называть себя дядя Леша — «авторитет»), «свой» рэкет и даже «бюро интимных услуг» под предводительством вертлявого и прижимистого Мишки-сутенера? Правда, весь «бордель» состоял пока из двух пропившихся до синевы бомжих — Машки Морозовой и Таньки Климовой, но ведь — почин! А как любил говаривать трижды проклятый всеми обездоленными политик: «Главное — начать».

Территория, отведенная «персонально» Толстяку, включала в себя три дома в новостройках. Ни кафе, ни магазина с заветным мусорным бачком на заднем дворе — какой уж тут доход? Но все равно приятно — три «собственных» шестиэтажных дома — это еще надо осмыслить. Не каждый «новый русский» может похвастаться таким состоянием. Впрочем, кроме гордости «обладания» это Толстяку ничего не приносило.

— И тут обман, — ворчал умный Профессор. — Мерзость и обман. «Собственность» называется. Хорошо хоть еще «приватизировать» не заставляют… Славно разделили, «по-справедливости». Ты, Толстяк, мужик незлобный, наивный, потому и получил «территорию» в три дома, с которых ни дохода, ни удовольствия. А тот же Черепок, хоть и вор, хоть и сволочь, но заимел и универсам, и кафе, и должность «сборщика», а ведь дань вы с ним одинаковую дяде Леше платите. Почему все так? Потому-что Черепок когда-то с самим Капитаном в зоне сидел, а ты обычным работягой на заводе был, да обычным бомжом остался. Какая же это справедливость, когда не поровну, не по совести, а по силе да по блату? И сделать ничего нельзя. Не жаловаться же дяде Леше на дядю Лешу? Ведь «арбитражный суд» у него все тот же Черепок олицетворяет. Уж мы-то сколько всего потерпели, казалось — что с нас брать? Так нет же, и до нас добрались. С нас по нитке, и какому-то мерзавцу — рубашка. Обман это. Мерзкий обман.