Ирина Левитес - Аня

• Название: Аня
• Автор: Ирина Левитес
• Жанр: Современная проза

---

— В каком боку? — лениво уточнил Леня.

— А вот в этом. В правом, — с готовностью привстала Вера Петровна с табуретки и приложила ладонь к обширному боку, приподняв массивную грудь.

— Трудно сказать. Может, холецистит. Или еще что‑нибудь. Приходите в поликлинику, подумаем, кому вас показать.

— Да некогда мне по врачам-то бегать. Я думала, ты мне сразу скажешь, какие таблетки попить. А сейчас сам знаешь, пока банки не закатаешь, никуда не выберешься. Вот управлюсь и приду.

— Приходите. Только заранее скажите, когда соберетесь.

— Вот спасибо! Ох и повезло мне с соседушками! Все‑таки хорошо, что вы медицинские работники. Молодец ты, Шура. Сына выучила. Ленечка-то красавец у нас. Прямо любо-дорого поглядеть. Невестушка тоже красавица. Только худенькая, спасу нет. Ты чего не ешь-то, Анечка? Надо кушать.

— И не говори, Вера. Никак не могу Анечку откормить. Так мало ест, так мало — прям сердце кровью обливается. Может, тебе колбаски хочется? Да ты выпей, выпей рюмашечку, аппетит и проснется.

— Спасибо, мама. Я ем. Очень вкусно.

— Ох, какая у тебя невестка ласковая, Шура! Мамой зовет. А моя-то королева все «Вера Петровна» да «Вера Петровна»! Обидно — спасу нет.

Аня зарделась. Поначалу она тоже никак не могла выдавить из себя короткое слово «мама» по отношению к Лениной матери. Не получалось — хоть убей. Два слога застревали в горле и не проталкивались сквозь наглухо сомкнутые губы. Но потом она заставила себя, превозмогла, не желая обижать свекровь. И только она одна знала, что «мама» по отношению к маме и «мама», обращенное к Александре Ивановне, это два разных слова. Первое летит легко и свободно, а второе слегка спотыкается, задерживается и с усилиями выбирается наружу.

— Да я для своих деточек горы сверну! Все, что захотят, сделаю! Вот те крест! — Александра Ивановна истово осенила себя крестным знамением, оборотясь к монстру-холодильнику, сыто урчащему в углу, удовлетворенно набившему свою безразмерную утробу.

Аня хихикнула, но замаскировала бестактный смешок наигранным кашлем. Конечно, для свекрови холодильник действительно и бог, и царь. Но не до такой же степени, чтобы на него креститься! Присмотревшись, она поняла свое заблуждение: на верху гигантской «Бирюсы» стояла крошечная иконка, почти потерявшаяся между банками, пакетами, старым сломанным магнитофоном и застывшим на пятнадцати минутах седьмого будильником.

Сидели долго. Ели с чувством, с толком, с расстановкой, опрокидывая рюмочку-другую. Не для пьянства, упаси Боже. Исключительно для стимуляции желудочной секреции. Вели неспешный разговор. А куда спешить? День до вечера долгий. И выходной — он на то и выходной, чтобы отдохнуть как следует, набраться сил для новой рабочей недели. Наконец поели. Вера Петровна распрощалась, обдав напоследок потоками дифирамбов и умелицу Шуру, и умника-красавца Ленечку, и умницу-красавицу Анечку.

Женщины убрали со стола, вымыли посуду на веранде, в тазике. Конечно, на даче мыть посуду тяжелее, чем в городской квартире. Но ничего, справились. Водички побольше нагрели да щедро плеснули нового моющего средства. Заграничного, которое растворяет жир даже в холодной воде. А уж в горячей — без затруднения. Удобно. Это вам не то что раньше: серым хозяйственным мылом губку намыливать. Хорошо, что стали в продаже качественные товары появляться. Вот жизнь понемногу-то и налаживается.

— Лень, может, пойдем в лес? Прогуляемся. Или на речку, — позвала Аня, когда посуда была перемыта и выставлена на солнышко для просушки.

— Да ну, жарко. Лень двигаться. Давай полежим часок. Жара спадет, потом пойдем.

— Ладно, — легко согласилась Аня. — Полежим. Почитаем.

— Да что ж ты все в книжку смотришь? — вмешалась Александра Ивановна. — Зрение испортишь. Лучше телевизор посмотрите. Это ты от книжек своих такая бледненькая да худенькая. Идите-идите, деточки. Отдохните. А я пока на ужин что-нибудь вкусненькое приготовлю.

В мансарде на втором этаже было душно. Крыша раскалилась под солнцем, нагрела воздух, как в духовке. Аня растворила настежь створки оконца, задернула ситцевую занавеску, отгородила от пышущих жаром лучей раскладной диван и скользнула к мужу под бочок, под тонкую простыню. Леня лежал, лениво перещелкивал пультом программы.

— Какой ты у меня хороший, Ленечка. Добрый.

— Чего это я добрый? — польщенно улыбнулся он и притянул жену поближе к себе, привычно подсунув руку под ее шею.

— Конечно, добрый. Вера Петровна немножко пожаловалась, так ты ей сразу помочь пообещал.

— Еще бы не пообещал! — рассмеялся Леня. — Когда у нее сын в ГАИ работает. Нужный человечек.

— Зачем нам ГАИ? У нас же машины нет, — недоуменно протянула Аня.

— Сейчас нет, завтра есть. Заработаем. Я в сентябре в отпуск иду. Уже договорился: рванем с Венькой в Японию. За шинами.

— Интересно! Будем на шинах кататься?

— Вот глупенькая. Будем шины продавать. Они влет уходят. За пару рейсов на машину соберу.

— Понятно…

Все понятно. Значит придется оставаться одной, пока Леня в Японии будет. Но это ерунда, конечно. Как-то неприятно кольнула сама ситуация: врач, вместо того, чтобы свое дело делать, будет подержанными колесами торговать. Как Петя своей мебелью. Или папа — тряпками. Папа… Как он там, в своей Москве? Что-то давно не писал. Так хочется его увидеть…

— Эй, что загрустила? Я ненадолго. Дней за семь обернусь. Буду скучать. Очень-очень сильно.

Леня прижал ее к себе, скользнул губами по нежной шее, там, где пульсировала тонкая голубая жилка, потом ниже, к выступающей под шелковой кожей ключице.

— Лень, не надо. Мама услышит. Еще сюда поднимется.

— Не поднимется. Милая…

— Не надо. Я боюсь. Она сейчас придет.

— Ладно.

Он обиженно отодвинулся и вновь взялся за пульт. Ничего интересного не было, и он перескакивал с одной программы на другую. Аня вздохнула, взяла книгу, послушно развернувшуюся на закладке.

— Опять ты за свои книжки, — недовольно пробурчал муж. — Тебе там медом намазали, что ли?

— Медом! — сморщила нос в уморительной гримаске Аня. — Такая вещь чудесная. «Доктор Живаго».

— А, про врачей.

— Про любовь. Вот слушай: «Сними ладонь с моей груди, мы провода под током. Друг к другу вновь, того гляди, нас бросит ненароком…»

Аня скосила глаза на мужа. Но, к своей досаде, обнаружила, что он поглощен созерцанием рекламного ролика про шампунь.

— Эй! Ты меня не слушаешь!

— Да-да, очень красиво, — пробормотал он. — Я поэзию, знаешь, не очень.

— «Доктор Живаго» — это проза.

— А чего ты тогда стихи читаешь? Что-то спать хочется… Я немножко подремлю, хорошо?

— Спи.

Аня осторожно листала страницы, стараясь, чтобы почти неслышный шелест не разбудил мужа. Он перевернулся на живот, уткнувшись носом в подушку, и даже во сне продолжал обнимать Аню, словно опасаясь, что она может сбежать.

Было нестерпимо душно под тяжелой сонной рукой, вдавившей ее в податливую мякоть дивана. Аня потихоньку встала, на цыпочках, крадучись, подошла к окну и немного сдвинула занавеску. Над оконным проемом паук сплел концентрическую паутину, в центре которой жужжала и конвульсивно трепетала муха, с каждым новым движением еще больше запутываясь в липких нитях. Снизу, с веранды, слышалось звяканье посуды и ритмичное постукивание ножа о разделочную доску. Александра Ивановна готовила ужин.

Глава тринадцатая Дырка от бублика

Дефолт обрушился внезапно, катясь набирающим обороты колоссальным комом, сминая и расплющивая растерянных людей, оказавшихся у него на пути, вмиг потерявших то, что было достигнуто многолетним изнурительным трудом. Но не задел даже краешком удачно выскочивших Мельниковых.

Леонид, успешно дебютировавший в роли торговца шинами, расширил поле деятельности, перейдя к продаже подержанных японских автомобилей. Его коммерческая деятельность оказалась настолько удачной, что денег, сложенных в кубышку, хватило на покупку двухкомнатной квартиры, хорошей «Тойоты-Короны», разбалованной идеальными родными дорогами и выверенным автосервисом, гордо спустившейся с теплохода в порту и еще не успевшей вкусить прелести российских ям и колдобин. Удалось даже успеть обставить новенькую квартирку корейской мебелью, доставленной Петей по себестоимости, без наценки. Естественно: еще не хватало со своих прибыль получать. И еще немного денег осталось: как раз на покупку ковровых покрытий, которыми планировалось застелить полы в уютном гнездышке. Размеры были тщательно выверены и записаны на блокнотном листочке.

Мельниковы сели в сияющую глянцем машину («мокрый асфальт», суперсалон, автомат) и покатили в заранее присмотренный магазинчик под лаконичным названием «Ковры». И покрытие было подобрано накануне, когда про обвал денег еще никто не знал, с учетом советов улыбчивой молоденькой продавщицы: в спальню — белое, пушисто-ворсистое, манящее окунуть босые ноги в мягкую негу; в зал (Аня не любила слово «зал», полагая, что оно имеет отношение к дворцу, а не двухкомнатной стандартной квартире в панельном доме и поэтому отдает провинциальными потугами на светскость) — серо-голубое, гармонирующее с шелковыми, искрящимися на свету обоями; в коридор — практично-коричневое, с низким ворсом, при тщательном разглядывании свернутым в мелкие спиральки, не затрудняющие, по-видимому, плавное скольжение щетки пылесоса. Прекрасно: уборка не будет обременительной.