Миша Дефонсека - Выжить с волками

• Название: Выжить с волками
• Автор: Миша Дефонсека
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-386-00751-5

1941 год. Родители девочки Миши, скрывавшиеся в Бельгии, депортированы. Ребенок решает бежать на восток и найти их. Чтобы выжить, девочке приходится красть еду и одежду. В лесу ее спасает от гибели пара волков, переняв повадки которых, она становится полноправным членом стаи. За четыре года скитаний по охваченной огнем и залитой кровью Европе девочка открывает для себя звериную жестокость людей и доброту диких животных…

Эта история Маугли времен Второй мировой войны поражает воображение и трогает сердце.

---

Позже меня часто спрашивали об этом, и первым был мой муж.

— Но как же ты решилась на подобную авантюру в разгар войны, когда тебе и восьми лет не было? Это же сумасшествие!

У меня есть только одно объяснение: без этого не могла продолжаться моя жизнь. Я не обращала внимания на войну и смерти. Мое видение мира было достаточно нереальным, именно оно и послужило мне отправной точкой. Я была не ребенком и не взрослым, а каким-то исключительным существом, в котором странно переплелись дедушкины идеи и уроки. Старый человек не знал, что я их все усвоила и упростила до такой степени. Я должна была сделать так, чтобы меня никто не нашел, исчезнуть в лесу, остерегаться опасностей, то есть ни с кем не говорить, потому что людям нельзя доверять. Но я верила, что моя крепость и физическая сила вместе с компасом помогут отыскать родителей. Это стало идеей фикс.

У меня была цель — и силы для ее достижения. Я приняла решение и стала по-своему обдумывать его, пытаясь представить детским разумом, как нужно поступить: «Если я уйду прямо сейчас, то она побежит за мной или устроит так, что меня догонят, значит, я не должна уходить днем, лучше ночью, когда все спят. Но если я уйду, то мне нужно запастись едой. Я сделаю, как дети, которые идут в школу. Хлеб им подвешивают на веревочке на шею. Значит, мне нужны хлеб и нож. Еще мне нужно будет что-то пить, но воду я смогу брать из рек. Все равно, мне понадобится маленькая сумка, в которую я положу другие продукты. Яблоки — их легко хранить. И пряники. Крепких ботинок у меня нет, пойду в тех, что на мне».

Между моментом принятия решения и моментом, когда мне удалось раздобыть нужные вещи, прошло максимум два дня. Сначала я обнаружила солдатский мешок в коридоре, небольшой, но крепкий. Я знала, где в последний момент найти яблоки, хлеб, веревку и что ножи лежат в кухонном ящике. Я выбрала один из тех, что у Вираго подают к столу для резки мяса: тонкий и заостренный, с зазубренным лезвием. Компас был спрятан в носке.

В тот вечер я еще ужинала с ними. Мать, сын, муж. Я делала все возможное, чтобы скрыть возбуждение, которое меня охватило. Я умела прятать эмоции: дедушка меня научил. Я, помню, еще спросила его: вдруг, если я буду врать, я стану похожа на «нее»? Он улыбнулся. По его мнению, я была «доброй».

Я съела сколько смогла, про запас. Я бы затолкала в себя в два раза больше, если бы Вираго разрешила, но в отношении моей тарелки она была менее щедра, чем с остальными. Она, как обычно, отправила меня спать, я не рисковала и послушно ушла, не задерживаясь в коридоре, чтобы подслушать ее разговоры. Все кончено: что бы ни произошло, этой ночью я уйду. Теперь я думала только о моей маме. Я безумно ее любила, я страдала оттого, что ее не было рядом. Я была убита, я больше не плакала, но с тех пор, как дедушка запретил мне появляться на ферме, я еще острее чувствовала себя покинутой, чем в первый раз. Мне ужасно не хватало мамы. Через много лет я могу сказать, что готовилась к побегу из этого дома в состоянии одержимости идеей: только я могу найти маму, только я могу ее спасти. Но я до конца не осознавала, что она в опасности, видимо потому, что отгоняла от себя эту мысль.

Мама не умерла — это невозможно. Я была уверена в этом до того самого дня, когда мой муж сказал мне:

— Ну подумай… Посчитай, сколько тебе лет и сколько лет должно быть ей…

В ночь ухода из дому я чувствовала себя могущественной и не думала, что буду долго собираться. Впрочем, мне всегда было сложно уследить за временем. ведь я стала узницей еще в детстве. Но когда точно — сказать не могу. И тем не менее, у меня великолепная память, особенно зрительная. Я прекрасно вижу, как в носках спускаюсь по лестнице, держа ботинки в руках и стараясь не скрипеть ступеньками. Вижу, как открываю ящик, вытаскиваю нож, секунду колеблюсь перед ножницами, а потом решаю, что они мне не пригодятся. А затем оставляю их на столе с раскрытыми лезвиями, как вызов или угрозу.

Мешок, яблоки (я взяла всего два, что говорит о том, какой я была наивной…), хлеб, который я проткнула пальцем, чтобы продеть в него веревку и завязать ее вокруг шеи. Пряники, компас — и я исчезла в ночи.

Первые шаги были простыми, я бежала до маленькой дорожки, которая вела к каналу. Я боялась, но не ночи, а того, что меня схватят! Я хотела как можно быстрее перебраться на другую сторону канала, чтобы уйти подальше от «нее» и всех «взрослых», которые меня бросили. Я хорошо бегала, я часто бежала с корзиной, чтобы провести побольше времени на ферме.

Все говорили, что я маленькая, но ноги у меня больше, чем я сама.

Добежав до откоса рядом с мостом, я все еще боялась наткнуться на кого-нибудь, кто отведет меня назад. А позади наверняка были «фрицы». Ночь была достаточно светлой не только для того, чтобы я могла ориентироваться, но и для того, чтобы кто-нибудь мог меня увидеть.

К сожалению, мост частично разбомбили, и, сделав несколько шагов, я наткнулась на дыру.

Единственный способ перебраться через нее — пройти по остаткам металлических конструкций, но внизу была черная блестящая вода, а я боялась пустоты, боялась оступиться. Перед тем, как сбежать, я не подумала о том, что Леопольд говорил о бомбежках, он даже ходил смотреть на то, что после них осталось. Это был единственный известный мне мост, у меня даже мысли не возникло найти другой; я не знала, где он может находиться, и в этом случае переправа через канал отняла бы слишком много времени, меня могли схватить. Я решила вернуться и спрятаться, чтобы дождаться раннего утра.

Я нашла закуток рядом с каналом, где могла затаиться и поспать, но так и не смогла уснуть. Я прислушивалась к каждому шуму, вздрагивала от любого шороха. Не бояться темноты и провести первую ночь на улице — совсем разные вещи. В конце концов, вытаращив глаза, я обнаружила источник шума. Крысы. Это скорее успокоило меня, потому что я больше боялась людей, чем крыс. Дедушка всегда говорил, что крысы очень умны, несмотря на то (или как раз из-за того) что они умудрялись таскать зерно, заготовленное для кур. Вокруг канала было много крыс, но я не хотела причинить им вред, а значит, и они не стремились к этому. Во всяком случае, мое видение животного мира уже тогда было своеобразным, оно складывалось под кроватью моих родителей и закрепилось на ферме. Их мир был выше мира людей и гораздо более могущественным. У животных все было просто. Собака хотела играть — я играла, она демонстрировала свои клыки — значит, ее надо оставить в покое, она облизывала мне лицо — значит, радуется. Собака каталась по земле, перебирая лапами в воздухе, — я делала то же самое. Я не видела других отличий между крысой и кошкой, кроме физических. Мне было достаточно понаблюдать за поведением крысы, пробежавшей мимо, чтобы понять: она ищет еду, я ее не интересую.

Что меня действительно волновало в тот момент, так это вынужденная остановка из-за дыры. Я боялась идти над водой, и страх задерживал мое бегство. Тогда я не знала, что боюсь пустоты. Я прыгала с лестницы у сарая, сильно раскачивалась на ветке каштана, но огромный мост с четырьмя опорами высоко над каналом — это совсем другое дело. Я разговаривала с собой, чтобы приободриться:

— Мы перейдем через мост, нужно поспать, чтобы набраться сил. А потом мы найдем Арденнский лес, спрячемся там и будем в безопасности.

Я бессознательно употребляла «мы» как защиту от одиночества, вспоминая о том, как мама говорила:

— Мы помоемся, а потом сделаем то-то и то-то…

Я осознала это гораздо позже, но не прекратила использовать, словно рядом со мной был невидимый друг.

Кажется, я спала урывками и много думала о том, что буду делать, когда перейду мост. Здесь я знала, где нахожусь, а там был мир из дедушкиных карт, названия городов, которые я надеялась узнать. Мы повторяли их вместе с дедушкой, а еще я слышала рассказы Марты, выросшей в Монсе. Она упоминала Шарлеруа, Намур, Динан, к югу от Брюсселя. Они с дедушкой вспоминали места, где они хорошо питались до войны. Я знала, что этот канал шел до самого Шарлеруа, но хотела найти Арденны, лес, про который мне рассказывал дедушка, с высокими деревьями, маленькими ручейками, кабанами — мир, далекий от людей, безопасный для меня. Чтобы там избегать взрослых и детей, прятаться от угрозы.

Я должна была действовать по этапам, и рассвет я воспринимала как первый из них. Когда я стала видеть достаточно четко, то набралась храбрости. Я дошла до края зияющего провала, стараясь не смотреть вниз. Каждый раз, когда мой взгляд начинал метаться, черная вода призывала меня к порядку. Я перебралась на куски кривых железных конструкций, цепляясь за остатки поручней. Мешок мешался — у него были слишком длинные ручки, из-за чего он болтался у меня в ногах. Я не могла остановиться и завязать лямки, чтобы укоротить их, для этого надо было перебраться на другой берег и оказаться на твердой земле. Но когда я дошла, я так гордилась собой! Я считала себя героем, казалась себе храбрецом, отважным маленьким воином, как сказал бы папа.