Морган Лливелин - Параллельный образ

• Название: Параллельный образ
• Автор: Морган Лливелин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Лливелин Морган Параллельный образ

МОРГАН ЛЛИВЕЛИН

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ

Перевел с английского Аркадий КАБАЛКИН

Признанной красавицей в нашей семье была мама. Стоило ей появиться в комнате, как все разговоры стихали. У мамы были рыжие волосы, зеленые глаза, талия, которую папа мог обхватить двумя ладонями. Она настолько олицетворяла совершенство, что даже другие женщины не могли ее ненавидеть - нельзя ведь ненавидеть картину или статую.

Мама была произведением искусства.

Зато я ничем и никем не была.

Тощая, неуклюжая, с тонкими бесцветными волосами и выпирающими деснами воплощенный упрек красивым родителям. Папе, казалось, не было дела до моих недостатков, а мама постоянно твердила: "Не сутулься, Люсинда, неужели ты не можешь стоять прямо?", "Перестань теребить волосы, они и так у тебя неважные", "Ради Бога, не разжимай губы, когда улыбаешься, нечего сверкать деснами!", "Зачем ты напялила грязные джинсы, Люсинда? Люди решат, что мы подбираем для тебя одежду на свалке".

Чем больше критики обрушивалось на мою голову, тем хуже я себя чувствовала. И тем хуже выглядела.

Мне было пятнадцать лет, я училась на "отлично", но все равно ничего не умела сделать толком - во всяком случае, с маминой точки зрения. Мои способности не шли в счет, она то и дело напоминала мне, как я далека от совершенства. Одно из самых ранних моих воспоминаний: мама, поставив меня на табурет, пытается завить мне волосы и с неодобрением качает головой, когда локоны тут же распрямляются сами собой.

Я заранее боялась ее усмешки, которая обязательно следовала за недоверчивым восклицанием любого нового знакомого: "Неужели это ваша дочь, Бернис?"

Подрастая, я прониклась угрюмой решимостью стать такой же красавицей, как моя мать. Или, по крайней мере, хорошенькой, чтобы посторонние не приходили в изумление, узнав о нашем родстве. Я торчала в ванной перед зеркалом, упорно разучивая самоуверенное, как у королевы, выражение лица, свойственное маме.

Увы, с такой гримасой я выглядела нелепо: казалось, вот-вот чихну.

Я стала поглощать горы масла, мороженого и жареной картошки, воображая, что это превратит меня, замухрышку, в обладательницу роскошных форм. Но от жирной пищи я только покрывалась прыщами.

Я скупала в киоске все журналы, обещавшие раскрыть секреты красоты и очарования. Все мои карманные деньги переходили в жадные руки производителей дешевой косметики, а мои прыщи продолжали множиться.

Каждый вечер я, как полагается, сто раз проводила щеткой по волосам, но от этого они лишь делались жирными. Чем больше я старалась, тем хуже выглядела. Часто я засыпала, наплакавшись, в отчаянии.

На мое шестнадцатилетие мама задумала большой прием. Не посоветовавшись со мной, она пригласила сыновей всех своих многочисленных знакомых. Вряд ли хоть кто-нибудь из них до этого собирался навестить меня, но мама умела уговаривать.

Красивые люди - мастера внушать. Я убедилась в этом уже давно, наблюдая за мамой.

- Ребятам не понравится, что их заставили пойти в гости, - предупредила я ее. - И они разозлятся на меня.

- Глупости! - отмахнулась она. - Они прекрасно проведут время, да и ты тоже, если только перестанешь все критиковать. Матери лучше знать!

Она потащила меня в центр города, чтобы купить платье на день рождения.

- Только цвета персика! - умоляла я. - Этот цвет мне хоть как-то к лицу.

Мы полдня переходили из одного дорогого магазина в другой. Продавцы из кожи вон лезли, стараясь услужить маме, но стоило им узнать, что клиентка это я, гадкий утенок, как их рвение таяло на глазах.

К тому моменту, когда мы наконец выбрали платье, я едва держалась на ногах от усталости. Зато мама была довольна. Не обращая внимания на мои возражения, она остановила выбор на кошмарном бирюзовом одеянии, вышедшем из моды лет двадцать назад: дурацкие рукава с буфами и юбка до середины икр. Из-за длинного подола ноги казались просто палочками. В этом платье я выглядела законченной кретинкой.

По дороге домой, косясь на мать, я обнаружила, что она буквально сияет от удовольствия. Тут-то в мою голову и закралось страшное подозрение. Мама тоже знала, что я буду выглядеть кретинкой. Она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе, но ее выбор не был случаен.

Привлекательная дочь могла бы составить ей конкуренцию, а зачем ей конкурентка?

Сам день рождения прошел отвратительно. Наверное, я была единственной на свете именинницей, празднующей шестнадцатилетие, с которой не захотел танцевать ни один из приглашенных ребят. Зато мама танцевала буквально со всеми. Желающие пригласить ее вставали в очередь. Моим единственным партнером был папа, да и тот не сводил глаз с жены.

Он наступал мне на ноги во время танца.

Признаться, я тоже смотрела не на отца. Один из гостей, Тодд Мамулиан, был просто великолепен: черные кудри, карие глаза, длинные ресницы, которым позавидовала бы любая девушка; стоило ему посмотреть в мою сторону - и у меня внутри все плавилось от восторга.

Этого мне только не хватало - расплавленное нутро! И потные ладони. Я еще не говорила про свои вечно потные ладони? Держу пари, мама с такой проблемой никогда не сталкивалась.

Тодд Мамулиан танцевал с ней чаще, чем остальные. И после первого же танца ни разу не взглянул в мою сторону.

Когда этот мучительный вечер наконец завершился, я заперлась в ванной на втором этаже и разворошила аптечку в поисках такого средства, что умертвило бы меня, не причинив сильных мучений; я предпочла бы снадобье, после которого я особенно красиво смотрелась бы в гробу, обшитом шелком цвета персика.

Но такого лекарства, разумеется, не нашлось. Я не смирилась с поражением и много недель ломала голову над сложнейшей задачей - как мне соперничать с родной матерью.

"Красивой тебе не стать, - наконец сказала я себе, - тогда, может, зайти с другого конца? Стать кем-то самым-самым?"

И я сознательно стала лепить из себя уродину из уродин!

Я отказалась от гамбургеров и жареной картошки, ограничившись одними овощами. И ни грамма масла! Раньше я была просто худой, теперь же выглядела истощенной. По лицу разлилась вегетарианская бледность, веки покраснели, нос заострился. Я перестала мыть голову и, оставаясь одна, мазала волосы растительным маслом, так что оно едва не капало с них. При появлении новых прыщей я принималась их нещадно давить, от чего кожа на лице покрылась красными пятнами.

Рассматривая перед сном свое отражение в зеркале, я корчила рожи, стараясь выглядеть как можно страшнее.

Как-то раз мама поймала меня за этим занятием. Неожиданно распахнув дверь ванной - она никогда не стучалась, твердо уверенная, что вправе врываться, куда ей захочется, - она увидела меня в облике горгульи с карниза готического собора. Такого успеха я еще не добивалась: лицо искажено, лоб испещрен морщинами, рот разинут, как у трупа, которому не подвязали челюсть, вытаращенные глаза безумно сверкают.

Мама тихо ахнула.

- Люсинда! Прекрати, а то вдруг ветер переменится, и ты такой останешься навсегда!

Я вздрогнула, и чудище исчезло. Мама смотрела туда же, куда и я, - в зеркало. Над ее безупречным носиком, ровнехонько между безупречных бровок, появилась крохотная складка.

- Что ты вытворяешь? - осведомилась она.

- Ничего.

- Немедленно прекрати! Господи, можно подумать, что у тебя мало проблем... - Она беспомощно развела руками - красивыми белыми руками с длинными, аккуратно наманикюренными ногтями. Я, между прочим, обгрызаю ногти до основания.

Жужелица... Кажется, я еще о ней не упоминала. Жужелица Холлидей. А не упоминала я ее потому, что раньше она не сыграла бы в моем рассказе никакой роли. Она была моей лучшей подругой. Она никогда не называла меня Люсиндой имя, от которого я лезу на стену. Ну и я не звала ее Харриет, тоже имечко хуже некуда. Мы были неразлучны с самого детского сада и все делали вместе. Жужелица тоже была не красавицей, но, скажем, миловидной: курносый нос, веснушки, большие голубые глаза с длинными густыми ресницами. Почти хорошенькая. У нее даже был дружок.

Во всяком случае, Уилли Мейсон поджидал ее после уроков и порывался проводить до дому. Он был почти так же тощ, как я, и чуб у него стоял торчком, но все-таки это был парень, да еще втюрившийся в Жужелицу...

А вот в меня никто не втюрился. Мне было, конечно, все равно. Кому они вообще нужны, эти парни?

- Я стану такой уродиной, что меня возьмут в цирк, - сообщила я Жужелице. - Меня будут специально показывать, чтобы люди пугались и отдавали за это деньги.

- Что за ерунду ты говоришь, Люс, - ответила Жужелица. - Цирков почти не осталось, а те, что еще есть, совсем обнищали. К тому же никто больше не показывает уродцев. Если бы ты смахивала на аллигатора или научилась глотать шпаги - еще куда ни шло, но ты просто худая, как жердь, и прыщавая - вот и все!

- Подожди, вот увидишь! - пообещала я. - Стать уродливой - это куда проще, чем красивой.