Марк Ламброн - Странники в ночи

• Название: Странники в ночи
• Автор: Марк Ламброн
• Издательство: Флюид
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 5-98358-020-5

История легендарной эпохи, ярких судеб и большой любви. Роман «Странники в ночи» переносит нас в самую гущу культурной жизни 60-70-х годов, воссоздавая противоречивый дух и колорит того времени.

---

Мальро замолк на полуслове. В приоткрывшейся двери кабинета показалось чье-то худощавое лицо с блестящими глазами.

— Господин министр, сейчас приедет египетский посол.

Целая стая нильских бабочек затрепыхалась у щек Мальро. Он дал им отпор.

— Если он прибудет прямо сейчас, попросите его подождать пять минут. У меня тут дело еще на секунду.

Мальро повернулся ко мне. Резиновый шарик, прыгавший у него внутри, ударился об уголки рта, и на губах министра появилась полуулыбка. Затем он снова ринулся в бой.

— Если мы избавились от единого Бога, с чем же мы останемся? С тем, против чего был направлен монотеизм: с идолопоклонством. Вы мне возразите: это ведь только иудаизм и ислам запрещают создавать изображения божества, а у христианства полно таких изображений. Зайдите в любую итальянскую церковь: тут вам и томные мадонны, и святые мученицы, пронзенные стрелой, — прямо дворец экстаза. Нет, когда я говорю о возвращении идолов, мне представляются ассирийские боги, каменные Будды в пещерах Лунгмена, божки Никобарского архипелага с султанами из перьев. Ожившие статуи — один из лейтмотивов нашего века. Муано рассказывал мне о телесериале, в котором играет Жюльетт Греко…

— «Бельфагор?»

— Да. На самом деле надо произносить «Ваал-Фегор». Кажется, в этом фильме смотрители Лувра бегают за мадемуазель Греко, которая сделала из себя какого-то финикийского Голема… Но и без нее кругом полно оживающих статуй. Возьмите миф о Пигмалионе и Галатее. По его мотивам Джордж Бернард Шоу написал пьесу, а в Америке сняли фильм, где в качестве оживленной статуи выступает маленькая цветочница с рынка «Ковент-Гарден»…

— «Моя прекрасная леди». С Одри Хепберн в главной роли.

— Вот-вот. Венера Илльская, о которой писал Мериме, возвращается. Это уже не воскресение Богочеловека, а превращение статуи в живого идола. Нечто подобное я видел сорок лет назад, когда мы с Шамсоном пошли на фильм Фрица Ланга «Метрополис». Там действовал железный истукан — в исполнении Бригитты Хельм, который по воле безумного ученого превращался в женщину: вроде того, как кукла Пиноккио превращается в живого мальчика. А чешские роботы… А говорящие изваяния у Кокто… А нимфы, оживающие на фотографиях Ман Рея. Я однажды сказал Пикассо: у тебя в центре кубизма оказались статуи древней Африки — берегись, ты разбудишь идолов. Так и случилось. Одри Хепберн и Пиноккио, «Метрополис» и Ман Рей, Пикассо и Бельфагор, Кокто и роботы… Что это значит? Это значит, что пророчество Ницше о смерти Бога реализуется в пробуждении статуй. Если вас уже не удовлетворяет скрытая сущность Бога, если вы не можете уверовать в могущество невидимого, тогда объекты поклонения должны утратить сакральный характер. Возникнет новый, нерелигиозный культ, при котором еще не пробудившиеся статуи будут окружены истерическим обожанием. А поскольку у этих истуканов есть своя цена, то на торговле фетишами и продаже идолов вырастут целые коммерческие империи. Так что перед нынешней молодежью открываются неплохие перспективы. Пройдет несколько лет…

Дверь опять приоткрылась. Заглянул секретарь.

— Скажите послу, что я к его услугам, — бросил Мальро.

И повернулся ко мне.

— Тутанхамону пришлось дожидаться тридцать пять столетий, но посол Египта не желает ждать и пяти минут. Что скажете?

— Это было великолепно, — сказал я.

Мальро почесал в затылке, потом шумно втянул воздух с видом некоторой озабоченности.

— Могло быть и лучше, — признался он. — Но сегодня я немножко устал — сам не знаю почему.

…

Встреча с Мальро позволяет мне точно определить момент, когда в мою жизнь снова ворвались роковые женщины из Нью-Йорка. Министр де Голля принял меня в первых числах декабря 1966 года. Неделю-другую спустя, вечером, у меня дома зазвонил телефон. Телефонистка сообщила, что это международный звонок из США, потом переключила меня на заокеанского собеседника.

На другом конце провода послышался голос женщины. Она представилась как Кейт Маколифф.

— Дело касается Тины. Она сейчас не в лучшем состоянии. Если бы вы могли прилететь в Нью-Йорк…

Меня словно пригвоздило к месту. Этот голос, обращавшийся ко мне из-за океана, это имя, которое я хотел забыть. Я ощутил холод — и непреодолимое волнение. Тина. Уже шесть лет никто не говорил со мной о Тине.

— Зачем, по-вашему, мне лететь в Нью-Йорк?

В трубке что-то затрещало.

— Тина, вероятно, будет рада вас видеть. Надо сделать попытку.

— Какую попытку?

— Вам надо прилететь в Нью-Йорк.

Ее голос звучал подавленно, но я уже этого не замечал.

— Как мне найти Тину? У нее есть телефон?

— Прежде я хотела бы сама повидаться с вами, — сказала Кейт Маколифф. — Это действительно необходимо.

Как всегда, на международной телефонной линии параллельно разговору слышались короткие гудки. Это напоминало обратный отсчет.

— У меня остались не очень приятные воспоминания о нашей последней встрече, — заметил я.

В трубке наступило молчание.

— Давайте не будем об этом, — сказала наконец Кейт Маколифф. — Можете прилететь, можете не прилетать. Но я хотела бы получить ответ.

— Я буду в Нью-Йорке.

Она продиктовала мне адрес и номер телефона. И я повесил трубку.

В те времена французская пресса была очень активна. Клод Руссель решил направить своего специального корреспондента в Нью-Йорк, чтобы на месте ознакомиться с деятельностью У Тана на посту генерального секретаря ООН. Кроме того, назрела необходимость написать несколько репортажей о новой Америке.

Неделю спустя я вылетел в Нью-Йорк.

…

В Нью-Йорке шел снег. Такси, на котором я ехал из аэропорта, пробиралось через городские окраины сквозь белый туман. Массивные очертания фабрик, выплевывавших черный дым, далекие факелы нефтеперегонных заводов почти скрылись за безмолвной круговертью хлопьев. Машины двигались по федеральному шоссе, снова и снова прокладывая колесами грязную колею, но ее снова и снова заметало снежной пылью. «Дворники» ритмичными взмахами протирали лобовое стекло «крайслера». Таксист включил радио. Какой-то американский голос воспевал стиральный порошок, словно победу над японцами у островов Мидуэй. Потом диктор восторженно объявил «убойный хит» прошлого лета. Зазвучали скрипки, а затем голос Синатры:

Strangers in the night
Exchanging glances,
Wonderin' in the night
What were the chances…

Незнакомцы, странники в ночи, глядели друг на друга, прикидывая, каковы их шансы. А я не знал, каковы мои шансы; я и прежде никогда этого не знал. Девятичасовой перелет, во время которого так и не удалось соснуть, огромный зал аэропорта, ошеломляющая энергия американцев… Мужчины с подбритыми затылками, женщины в теплых куртках с капюшоном — народ астронавтов, благоухающий «кремом после бритья» и синтетическим волокном. На рекламных стендах по обочинам дороги висели афиши фильма «Как украсть миллион», лица Одри Хепберн и Питера О'Тула повторялись без конца, до самого горизонта. Возвращение идолов, сказал неделю назад Мальро…

За окном обрисовались очертания Куинса, отдаленного, скученного и унылого района Нью-Йорка. Машину иногда встряхивало, но мотор работал мощно и ровно. Снег не мог смягчить металлическую доминанту пейзажа: стальные опоры бетономешалок, хромированные молдинги огромных грузовиков, фигуры Эскимоса у бензоколонок компании «Эссо». Такое впечатление, будто катишь среди обманчиво уютной тишины к белым береговым утесам планеты, оставленной богами.

И вот вдали, за подвижной пеленой из белых хлопьев, показались небоскребы Манхэттена. Где-то здесь меня должна ждать Кейт Маколифф. В сущности я прибыл сюда для того, чтобы свести кое-какие счеты. Я вспоминал, как тогда, сентябрьским днем 1960 года, она сидела передо мной — высокомерная, готовая на все, чтобы вернуть себе сестру. Сейчас ей, вероятно, лет двадцать семь — двадцать восемь. А Тине — около двадцати пяти. В момент, когда такси въехало в туннель под Ист-Ривер, меня охватило чувство нереальности происходящего. Тина. Неужели я снова увижу ее, буду с ней говорить? «Она сейчас не в лучшем состоянии», — сказала по телефону ее сестра. Но зачем понадобилось вызывать меня — теперь, спустя столько лет?

Мы ехали по Ист-Сайду. Машины тащились еле-еле. На тротуарах уборщики лопатами расчищали снег. В каньонах Манхэттена кружились снежинки, плясали вокруг укрепленных на карнизах железных орлов и флагов. Даже в такси пахло жженым сахаром и битой дичью — это был запах попкорна и жареного мяса, характерный аромат нью-йоркской улицы. Наконец машина остановилась перед отелем, где мне был заказан номер.

Час спустя другое такси высадило меня у дома, адрес которого продиктовала по телефону Кейт Маколифф. В Нью-Йорке стемнело. Я вошел под арку респектабельного многоквартирного дома, построенного, судя по всему, в тридцатые годы. Привратник в форме, которая напоминала одновременно костюм циркового дрессировщика и мундир австро-венгерского офицера, поинтересовался, какова цель моего визита. В его вежливом голосе звучали инквизиторские нотки и необъяснимое высокомерие. Подняв трубку телефона, стоявшего на столике вишневого дерева, он негромко произнес несколько слов, затем положил трубку на рычаг и повернулся ко мне.