Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ

• Название: Современный египетский рассказ
• Автор: Юсуф Шаруни
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Антологический сборник современного египетского рассказа включает в основном произведения 60–70-х годов нашего века. Целью составителя было показать египетский рассказ в динамике его развития. Поэтому в сборник вошли произведения начинающих свой путь в литературе талантливых новеллистов, отражающие новые искания молодого поколения писателей Египта.

---

«Просим вас явиться в бюро по делам пропавших без вести по такому-то адресу, имея при себе документы, подтверждающие степень родства, для получения причитающейся вам компенсации. С приветом…»

— Ламлум жив. Он прислал письмо.

Она повторяла это всем и клялась, что сын прислал ей привет и наказ беречь здоровье, особенно зимой, которая уже вот-вот наступит. Она утверждала, что слышала это по радио, случайно, когда проходила мимо дома портного Ибрагима, возвращаясь вечером с поля.

Дни идут, а Ламлума все нет. Образ его постепенно бледнеет. Время притупляет чувства: печаль и горе, тоска и отчаяние — все растворяется в круговороте мелких, будничных забот, оттесняется в дальний угол души, и ночные слезы высыхают к утру, так и не дав выхода душевной муке.

В последний свой отпуск Ламлум сказал, что через месяц кончается срок его службы, и он получит много денег, десять фунтов и сорок пять пиастров. Это большая сумма. Тогда можно будет справить свадьбу, уплатить калым, починить дом и купить еще полфеддана земли. Наконец они заживут счастливо. Всевышний Аллах вознаградит их за долготерпение.

Как-то, проходя по улице, Умм Ламлум услышала разговор молодых парней о том, что пропавших без вести по прошествии трех лет начинают числить погибшими. Она замедлила шаг, поглядела пристально на говорившего и молча пошла дальше своей дорогой. Она шла и загибала пальцы на обеих руках, считая дни и ночи, прошедшие с тех пор, как пропал Ламлум. Считала, пока пальцы не перестали ее слушаться. Сбившись со счета, Умм Ламлум стала уверять самое себя, что с того времени, как пропал ее сын, прошло не более года. Значит, еще целых два года она может ждать и надеяться на чудо.

Проснувшись поутру, мать пошла в дом той, которую любил ее сын, и посватала девушку за Ламлума.

— Но ведь сначала нужно выяснить, Умм Ламлум…

Это сказал отец девушки. Громко и уверенно мать возразила, что сын ее на фронте и что он прислал ей письмо. А когда они потребовали показать письмо, сказала, что известие привез ей товарищ сына. В конце концов отец девушки дал согласие. Тогда Умм Ламлум настояла, чтобы была прочитана Фатиха и обговорены все условия: калым, задаток, остаток, сроки. И отец вынужден был уступить.

На следующий день Умм Ламлум вместе с матерью невесты отправилась в Кяфр аз-Зайят, купила медную посуду, кухонную утварь, материи на матрас. Остальное же, сказала она, купит сам жених, когда вернется. Он-де уведомил ее, что хочет поехать с невестой в Танту и там приобрести все необходимое. Возвратившись в деревню, послала за маляром и велела покрасить весь дом — к свадьбе Ламлума.

— Так ведь, когда, бог даст, вернется…

Но мать приказала маляру делать свое дело без лишних слов. Маляр пожал плечами и побелил весь дом известкой, а спальню еще и разрисовал картинами свадьбы и изображениями жениха и невесты. На фасаде же написал стихи из Корана и за всю работу получил сполна.

Каждый месяц, первого числа, мать получает денежный перевод за пропавшего сына и с каждым новым переводом чувствует, как Ламлум уходит от нее все дальше и дальше. Беря в руки деньги, она делает над собой усилие, пытаясь вспомнить его лицо, его голос. Но черты лица расплываются, а голос звучит все глуше. И в груди ее, там, где находится сердце, рождается пустота, которую нечем заполнить.

По утрам она идет в поле, потом возвращается. Встречаясь с людьми, уверяет их, что Ламлум вернется. Но по ночам, оставаясь одна, чувствует и знает, что он ушел навсегда. И ей хочется сесть на пороге или уйти далеко в поле и плакать, плакать не переставая.

Она прибирает комнату, сворачивает циновку, ставит ее к стене, вешает одеяло на большой гвоздь, кладет подушку на лавку, подметает пол. Умм Ламлум могла бы поклясться, что ни разу не нарушила этого ритуала. Каждое утро комната чиста и прибрана, как будто хозяин провел в ней ночь. Он всегда тут: его запах, его дыхание, его рассказы о своей любви, о встречах с любимой.

О мать, о Умм Ламлум! Твой сын пропал. Пропал навсегда. Сколько раз на землю Египта приходили захватчики! С севера, с востока, с запада. Сколько раз Нил, несущий свои воды мимо нашей деревни, наполнялся горючими слезами, и соленая его вода не пригодна была ни для питья, ни для полива полей! Пропал Ламлум. Пропал тысячи лет назад, до того, как построили пирамиды, до того, как прорыли Суэцкий канал. Сейчас он бродит где-то по Египту, по дорогой его земле, и нет этому странствию ни начала, ни конца. А в Каире тихим, безнадежным голосом нам говорят, что поиски его ведутся.

Вечером, набирая воду в кувшин, Умм Ламлум услышала от соседки, что израильтяне бомбили город, который называется Абу Заабаль, и убили сто человек. Все в деревне опечалены и говорят, что раз между нами и ними встали кровь и смерть, то добром это не кончится. Грядущие дни несут Египту тяжкие беды и испытания. Прошлой ночью, сказала соседка, ей приснилось, что Нил разлился и вышел из берегов, затопляя дома и вырывая деревья с корнем из земли. Утром она пересказала сон мужу, а он рассердился и прикрикнул на нее, не каркай, мол. Когда же она спустя некоторое время спросила, почему он рассердился и что значит ее сон, муж ответил, что из всех примет две самые дурные: видеть во сне огонь или наводнение.

В холодные ночи месяца амшира не летает птица карауан[58], чей крик несет душе надежду, предвещая скорое возвращение тех, кто дорог сердцу. Молчит птица, и затуманенным горем глазам Умм Ламлум кажется, что вся деревня ад-Дахрийя склонилась и приникла к земле под тяжестью печали.

Вечером пришел к ней человек и сказал, что сын ее Ламлум вернулся и стоит на берегу канала, веселый и красивый. Она не шевельнулась, лишь медленно подняла глаза и тут же отвела взгляд.

— Нет, сегодня он не придет. Неужто ты думаешь, что я не почувствую, когда он вернется?

Она говорила медленно, глотая слезы, каждое слово давалось ей с трудом. Пришедший стал клясться, что Ламлум уже на пути к дому, он лишь остановился поговорить с земляками. Но мать стояла перед ним и тихим прерывающимся голосом твердила, что сын ее не вернется в ад-Дахрийю нынче вечером.

V. Мы, нижеподписавшиеся…

«Что-то неладно в этом мире. Так решили мы, жители ад-Дахрийи, простые крестьяне из провинции аль-Бухейра. Но мы слабы, бессильны что-либо сделать. И вы должны нас извинить — мы живем в странное время. Больше мы ничего, к сожалению, добавить не можем».

(Из никем не сделанного заявления)

Солнце садится. Его длинные косые лучи обволакивают предметы, придают причудливые, неестественные формы теням. Вместе с тенями приходят воспоминания. Фатхи сидит у раскрытого окна, выходящего в зеленые просторы полей. Перед ним книга. Но взгляд его устремлен в бесконечность, туда, где далеко-далеко зеленая равнина смыкается с темной голубизной небес.

— Граждане, послушайте заявление представителя министерства внутренних дел.

Фатхи слушает. Протягивает руку, включает радио. Взгляд его возвращается к страницам книги. Но читать он не может. Семьдесят погибших! Он встает с места, бесцельно ходит по комнате. Зовет сестренку, просит принести что-то совсем ему ненужное. Мысли его неопределенны, сбивчивы. Он пытается привести их в порядок, повторяет про себя услышанное по радио. Хотя он и достаточно хорошо разбирается в событиях, но, живя в глуши, оторванной от всего и всех, в ссылке, как он сам иногда говорит, он чувствует себя бессильным, неспособным что-либо сделать. Каждый день он слушает радио, анализирует сообщения и… страдает от чувства собственного бессилия. Три года назад, когда он, крутя ручку приемника в поисках последних известий, услышал далекий слабый голос, объявивший: «Наши войска форсировали Суэцкий канал и вышли на его западный берег», ему вдруг показалось, что его оскопили, что он перестал быть мужчиной. Он спросил себя: что я могу сделать? И понял, что здесь, в этом глухом углу, что бы он ни сделал, все будет бесполезно. Ему остается только слушать радио и казниться своим бессилием, находя в этом самобичевании слабое и ложное утешение. С тех пор чувство боли не покидало его, то затихая, то усиливаясь, как если бы на больной зуб время от времени попадали крупинки соли.

Сейчас он встанет, пойдет в деревню, встретится с друзьями. Они покурят, попьют чаю, обменяются привычными деревенскими новостями, последними анекдотами. Посмеются невесело, с грустным выражением в глазах и разойдутся, условившись завтра встретиться вновь.

Солнце село. Сумерки окутали землю. Фатхи бросает последний взгляд на поля, который раз говорит себе, что сегодня он все обсудит с друзьями. Пусть у него отсохнет язык, если он не скажет всего, что думает.

— И скинули на завод напалмовые бомбы.

Сегодня Фатхи испытывает такое чувство, словно надвигающийся ночной мрак, который вот-вот спустится на ад-Дахрийю, должен поглотить деревню навечно, и солнце, поднявшись поутру, чтобы разбудить своими золотыми лучами людей, деревья, дома, минарет мечети, не увидит на земле ничего. Останутся только дорогие воспоминания и тоска по ушедшему безвозвратно.