Дмитрий Быков - Статьи из еженедельника «Профиль»

• Название: Статьи из еженедельника «Профиль»
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Биографии и Мемуары

Интервью с кинорежиссерами и актерами, биографические очерки об ученых, писателях, политиках и предпринимателях — всё, что было опубликовано в еженедельнике «Профиль» с 1998 по 2009 г.

---

[Дмитрий Быков:]

— Хочу спросить уже не как интервьюер, но как поклонник: Даша вышла замуж?

[Сергей Юрский:]

— О, уже три года назад. За одноклассника. Сейчас он в армии, в Театре Армии проходит службу. Но он не актер, а художник, компьютерный график.

[Дмитрий Быков:]

— Скажите, нет ли у вас вообще разочарования в актерской профессии? Вы столько сочинили и поставили — и наверняка сделали бы больше, хотя бы и как чтец, если бы не были заняты в театре. Зачем вам это сейчас, когда вы столько всего можете помимо?

[Сергей Юрский:]

— Вообще, после сорока лет на сцене можно было бы угомониться. Я иногда себе это говорю, но ничего не сделаешь — азарт остается. Только что мне позвонил Петер Штайн и предложил в своем «Гамлете» крошечную роль Первого актера. И я согласился.

[Дмитрий Быков:]

— Вот и Козаков не удержался — ему предложили Тень отца Гамлета…

[Сергей Юрский:]

— Вот не знал, что Миша там будет! Отлично… Жаль, что у нас не будет ни одной сцены вместе, надо бы что-нибудь придумать… Я, конечно, не смогу играть у Штайна ежедневно, как он задумал. Будет три состава, все ведь заняты еще где-то, и сам я почти ежедневно играю… Но отказаться от хорошей роли у хорошего режиссера до сих пор не могу. Так что, надо полагать, профессия выбрана правильно.

№ 31(103), 31 августа 1998 года

Лучше по-хорошему хлопайте в ладоши вы

Если бы режиссер метил в президенты, лучшего рекламного ролика и придумать невозможно. Правда, знающие люди утверждают обратное: Михалков специально дразнил публику возможным президентством, чтобы получше продать фильм.

На шестидесятилетии кинодраматурга Рустама Ибрагимбекова в Доме кино актерская гильдия Союза кинематографистов, нарядившись в кепки-аэродромы, спела ему на азербайджанский народный мотив: «И Михалков, похоже, имеет шансы тоже: стать президентом может он на своем веку. И сказка станет былью — лишь надо, чтоб любили его у вас в России, как мы тебя в Баку».

Это проблематично. Участие Никиты Сергеевича в «Золотом витязе», ультрапатриотическом фестивале славянского кинематографа, и утверждение, что клан Михалковых процветает при всех властях, потому что Волга тоже течет при любых режимах, явно не добавили ему очарования, а крайняя самоуверенность, с которой он взялся устанавливать в Союзе кинематографистов свои порядки и насаждать свои креатуры, ужаснула сторонних наблюдателей.

И тем не менее после «Цирюльника» любой гражданин России, если ему хоть сколько-нибудь дороги демократия, здравый смысл и национальная гордость, должен по идее проголосовать за Михалкова-президента.

Три этапа, три составные части

Трагедия нашей критики в том, что она упорно считает Михалкова глупее себя. Между тем не самые глупые люди вроде режиссеров Копполы и Скорсезе, продюсера Сейду и актера Харриса дарят его своей дружбой (если читателя не убедят отечественные Павел Финн, Рустам Ибрагимбеков, Павел Лебешев и Александр Адабашьян).

Многие режиссеры полагают, что в умении «разводить мизансцены» и работать с актером у Михалкова в мире соперников немного. Кино не литература, в нем есть вещи очевидные, о профессиональных критериях не поспоришь. Михалков на протяжении своей карьеры заметно эволюционировал, и «Цирюльника» следует рассматривать именно исходя из логики этой эволюции.

В творчестве Михалкова доселе были различимы два этапа. На первом он, собрав команду, с половиной которой был дружен еще в студенчестве, снял пять превосходных картин. Костяк команды составляли артист Юрий Богатырев, сценарист и художник Александр Адабашьян, оператор Павел Лебешев.

Богатырев умер, с остальными Михалков на время разошелся, переживая естественный «кризис среднего возраста». Последней работой этого коллектива стала отчетливо переломная «Родня» (1982), в которой сквозь спасительный фарс проглядывал ужас перед беспочвенностью, утратой корня, перед полной иллюзорностью таких понятий, как «народ» и «традиция».

Михалкова всегда отличали домашность, любовь к здоровым, позитивным ценностям, в его доме царил культ семьи. Именно по этим ценностям больнее всего ударила недавняя российская история, и неизвестно, что им больше повредило — долгий период загнивания страны или последовавшая за ним реформация.

Реформы свелись к тому, что на поверхность повылезали всякого рода подпольные типы, понимавшие свободу как отказ от любых ценностей, и с ними Михалкову было явно не по пути. Он демонстративно занял аутсайдерскую позицию, попытался на революционном Пятом съезде кинематографистов (1986) защитить Бондарчука, ушел освистанный и с тех пор коллег не жалует.

Второй период его работы в кино отмечен некоторой растерянностью. Наиболее показательна здесь «Урга» — странное для Михалкова обращение к монгольскому материалу. На самом деле все логично: не находя ценностей в идеологии, оставаясь во всех кланах чужаком, постановщик ищет их в жизни, в самом ее веществе и укладе.

Переломным стал «оскароносный» фильм 1994 года «Утомленные солнцем», в котором михалковская команда-2 сложилась в ее нынешнем виде: снова Лебешев, сценарист Рустам Ибрагимбеков (найденный еще в «Урге» и «Автостопе»), артисты Олег Меньшиков и Владимир Ильин, композитор Эдуард Артемьев.

Именно поэтому уход Михалкова в политику до 2004 года едва ли возможен: поскольку рассадить всю эту команду во власти представляется маловероятным, а коллектив подбирался долго и оказался жизнеспособным, Никита Сергеевич явно воспользуется им, чтобы снять еще пару-тройку картин.

С «Цирюльника», похоже, начинается третий этап михалковского творчества — более ироничный и вместе с тем более человечный. Всю жизнь Михалков осмысливает одни и те же коллизии: кризис и распад семьи, дома («Без свидетелей»), трагедию нереализованности («Неоконченная пьеса…»), конфликт собственного прагматизма с собственной сентиментальностью («Несколько дней из жизни И.И.Обломова»). К этим темам он и возвращается сегодня, сводя их воедино в «Цирюльнике», но без прежнего отчаяния.

«Цирюльник» — кино легкое и светлое, с чертами водевиля и оперы-буфф, что подчеркивается закадровой настройкой инструментов в прологе и театрально распахивающимся занавесом, за которым открывается сибирская тайга.

Разнузданная рекламная кампания фильму не повредила. Напротив, сработал контраст между картиной и рамой. Промоутер «Цирюльника» и сценарист программы «Русский стандарт» Геннадий Иозефавичус явно действовал по указаниям Михалкова: контраст между репутацией фильма и собственно «Цирюльником» вышел действительно разительный. Обещали показать национальное кино, а показали анекдот, водевиль, пусть и со щемяще печальной развязкой, но зато и с небывалым прежде обилием фарсовых ситуаций. Чего стоят юнкера, чистящие сапоги собачкой, или террористы с бомбой, перевязанной алой ленточкой.

Внимательный критик, несомненно, отследит и многочисленные иронические автоцитаты (вспомним хотя бы знаменитое «Маменька приехали!» из «Обломова» — в устах юнкера Толстого, возвращающегося домой). Но в каком-то высшем смысле Михалков прав, называя свой фильм «той Россией, которая должна быть». Если Россия будет такой же веселой, человечной и честной, да еще и хорошо организованной, — я «за» двумя руками.

Может ли Россия забеременеть от Америки

Михалков в фильме, смеясь, расстается и со своим российским прошлым, и со множеством славянофильских штампов. Он откровенно, хоть и беззлобно, смеется над сусальностью, над облегченным и поверхностным представлением о своей стране. В сущности, «Цирюльник» — фильм о том, с какой легкостью все смешное в России оборачивается страшным.

Только что веселилась Масленица — а через три минуты этот разгул выглядит уже стихийным бедствием и фейерверк кажется пожаром. Только что генерал Радлов (А.Петренко) уморительно изображал удалого русского медведя — и вот он со зверским рыком гонится за несчастным лилипутом, а потом грустно опохмеляется вместе с ним. Только что была любовь, счастье, розовые надежды — а теперь каторга, поселение, безнадежность и примирение с нею.

Михалков совершенно отчетливо говорит своей картиной: господа, все эти милые штампы, которыми мы себя тешили, обнаружили свою страшную подкладку. Идиллический царь ссорится с женой; он произносит тост за русского солдата — а в глазах у него смертельная усталость и предчувствие катастрофы. Недалекий и почти трогательный генерал вдруг железным голосом скажет: «Ко мне теперь надо обращаться „Ваше ВЫСОКОпревосходительство“!» — и лишит свою недавнюю возлюбленную всяких надежд. Террорист, в чью доброту совсем уж было поверил расчувствовавшийся зритель, честно скажет юнкеру Толстому: «А ведь я в вас потому не выстрелил, что у меня пистолет в штанах запутался!» И такими развенчаниями и пересмотрами полон весь михалковский фильм.