Дмитрий Быков - Рассказы и стихи из журнала «Саквояж СВ»

• Название: Рассказы и стихи из журнала «Саквояж СВ»
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Юмористические стихи

Двенадцать остросюжетных рассказов на железнодорожную тематику, опубликованных в течение 2007 года, и двенадцать стихотворных фельетонов, вышедших в свет в течение 2008 года, были написаны по заказу единственного официального бортового издания Российских железных дорог журнала «Саквояж СВ».

---

Дмитрий Быков Рассказы и стихи из журнала «Саквояж СВ»

ЖД-рассказы

От редакции

Дмитрий Быков — один из самых любимых читателями и уважаемых критикой современных русских писателей. Его биографический роман «Пастернак» получил премию «Национальный бестселлер» и главную Национальную литературную премию «Большая книга». Его романы, и особенно последний — «ЖД», вызвали большой интерес и не меньшие споры в обществе. Он пишет стихи (и недавно издал их прекрасной книгой), ведет теле- и радиопередачи, редактирует журналы и пишет в них статьи… Единственное, чего он не делал прежде, — не писал остросюжетных рассказов. Теперь этот пробел будет восполнен: Дмитрий Львович в течение года напишет для «Саквояжа СВ» цикл из двенадцати таких рассказов.

Битки «Толстовец»

Коробов из окна купе отлично видел, как на шее у противного попутчика повисла худая, черноволосая, очень серьезная девушка лет двадцати двух. Он видел, как она неслась по перрону, чтобы в последние пять минут успеть что-то такое ему сказать на прощание. Он видел также, что у нее были отчаянные глаза — глаза влюбленной женщины, которая сама не понимает, что с ней происходит, и напугана этой внезапной переменой. Коробов хорошо знал этот тип хороших домашних девочек, столкнувшихся с большой любовью — чаще всего к полному ничтожеству — и разрушивших свой уютный мир за неделю. Иногда из них получались грандиозные роковые женщины, но это два-три случая из сотни. Остальные ломались непоправимо. Девочка была замечательная, в том и обида. Он привычно бросил взгляд на ее правую руку и обнаружил кольцо. Не сняла, значит. У попутчика кольца не было. Впрочем, это еще ни о чем не говорит.

Противность попутчика заключалась даже не в том, как небрежно он поприветствовал Коробова — и как аккуратно вешал плащ; не в том, что, выходя на перрон покурить и подождать свою красавицу, прихватил портфель, опасаясь, видимо, оставлять его наедине с Коробовым; даже и не в том, как приглаживал волосы перед зеркалом, окидывая себя напоследок придирчивым взором — достаточно ли я гладок и невозмутим, чтобы попрощаться с любящей женщиной, а вот мы еще прорепетируем это особенное выражение лица, слегка брезгливое, с которым сильные мачо моего класса реагируют на любое проявление чувств… Противность была в общем неуловимом самодовольстве, налете блатного хамства, от которого лощеные персонажи так и не могут избавиться, несмотря на все уроки хорошего тона, пристойные пиджаки и лучший парфюм. Главная добродетель дворовой шпаны — неколебимо серьезное отношение к себе — сквозила во всем, хоть Коробов и наблюдал будущего попутчика всего три минуты. Крутой мэн вошел, небрежно кивнул, повесил плащ, присел к столу, помолчал, забрал портфель и вышел курить на перрон, куда к нему скоро прибежала черноволосая, вот и весь материал для наблюдений, — но люди мы опытные, седьмые зубы съедаем, и нам достаточно. Потом, выбор экспресса тоже о чем-то говорит. Не в «Красной стреле» едем, в этом пределе советских мечтаний и образце красного шика, а в «Льве Николаевиче», стилизованном под тот самый, который оборвал страдания Анны Карениной. Только идиот мог обозвать поезд «Львом Николаичем» — ведь все главные злоключения в жизни графа нашего Николаича были связаны именно с железной дорогой: на ней угробил любимую героиню, по ней пустил ездить идиота Познышева из «Крейцеровой сонаты», по ней сбежал из дома, на ней и помер. В «Николаиче» было много прочей безвкусицы — портрет графа на паровозе, в лучших традициях агитпоездов, битки «Толстовец» из говядины (хотя всем известно, что с шестидесяти граф был упертым вегетарианцем), проводники в поддевках, с намасленными проборами — родное сочетание невежества, шика и квасной любви к национальному достоянию. Выбрать такой экспресс мог только понтистый и тупой малый, которому не жаль трехсот баксов за билет до Питера; ладно я — я здесь не по доброй воле, так решили организаторы; а вот он…

Попрощались, успокоилась, отплакалась, долгим умоляющим взором смотрит в гладкое квадратное лицо, ничего не говоря, — Господи, подумал Коробов, до чего я завистлив! Можно подумать, что меня никогда так не провожали. Провожали, сколько угодно, и ничем хорошим это никогда не кончалось. Но снисходительная вальяжность, с которой он гладит ее по волосам, глядя при этом поверх ее головы — вероятно, в свои блестящие финансовые перспективы… Ясно же, что перед нами мелкий деловар, едущий в Питер варить дела. Сейчас тебе будет поездочка, сынок.

Попутчик вошел, вагончик тронулся, черноволосая успела постучать в окно (Коробов предусмотрительно отвернулся, хотя что она там разглядит, снаружи-то…), разбиватель сердец небрежно ей помахал, удобно устроился за столиком, соизволил наконец протянуть ладонь и представиться:

— Сергей.

— Николай, — соврал Коробов неизвестно зачем.

— А ничего экспрессик, да? Могут, когда хотят.

Сейчас он скажет, что дела налаживаются, что в стране не стыдно стало жить. Лояльный бизнесмен новой генерации. Не сказал: играл в благородную сдержанность. Видно, однако, было, что его распирает счастье. Ему хотелось поговорить. Только что он получил от жизни очередное подтверждение своей блистательной крутизны, а как же. Какие девушки бегают нас провожать, какими отчаянными глазами на нас смотрят, хоть уезжаем мы небось на три дня. Как-то они тут будут в эти три дня без нас, без которых вон и небо над Москвой плачет…

— Жена? — спросил Коробов, кивнув на окно.

— Подруга, — расплылся Сергей, и Коробов понял, что попал в тему. Попутчик именно об этом желал побеседовать, в тоне легком, снисходительно-небрежном; кто вообще поймет эту вечную тягу влюбленных рассказывать о своем счастье? Мы тут гадаем, отчего так много стало рекламы — и в прессе, и по телеку; а бабки ни при чем, объяснять все бабками могут лишь убогие материалисты. Дело-то в счастье: нужно им поделиться. Вот какие у нас чисто отбеленные трусы, и столь же отбеленные зубы, и длинные ноги, и экспресс «Николаич»! Мы размещаем свою рекламу вовсе не потому, что хотим привлечь ваши сердца, зубы и иные органы к нашей продукции; мы делимся счастьем, восторгом обладателей, потому что иначе лопнем!

— Хороша, да? — спросил Сергей с неожиданно глупой улыбкой, и из-под квадратной маски успешного человека выглянул дворовый простак, которому повезло.

Коробов солидно кивнул и показал большой палец.

— Переживает, — сказал Сергей.

— Надолго в Питер-то?

— Да неделя всего. Но мы привыкли, что каждый день… Я даже сам чего-то психую.

— Ладно, из-за недели-то…

— Там муж, — сказал Сергей веско.

Коробов насторожился.

— В смысле у нее муж? И что, знает?

— Догадывается. Совершенно ее измучил, падла.

— Ну так за чем дело стало? Она еще молодая, времена, чай, не толстовские… Что «Анну Каренину» устраивать? Поехал, поговорил, объяснил, увез…

— Не хочет, — сокрушенно сказал Сергей. Чувствовалось, что эта ситуация удивляет его самого: к нему, такому прекрасному, — и не хочет. Другие в очередь выстраиваются, пятки лижут.

— Что, ребенок?

— Ребенок бы ладно, ребенка я бы взял. Хуже все. Порядочная очень.

Ага, ага. Знаем и этот тип. Как спать — так пожалуйста, но как привести ситуацию к некоей ясности — так порядочная.

— Что, бросать не хочет?

— Ага. Говорит, он не переживет.

— Знаешь, — доверительно сказал Коробов. — Ничего, я на ты? Знаешь, мы всегда преувеличиваем чужую неспособность обходиться без нас. По себе знаю, сколько раз влипал вот так.

— Да я ей говорил! — горячо сказал Сергей. Видимо, с такими интонациями он убеждал партнеров по бизнесу, и только если не помогало, прибегал к прямым угрозам. — Я говорил: что он, ребенок? Что за тема вообще? И я понимаю, если бы там что-то… Но ведь пустое место, неудачник! Вообще по нулям! Ты видел, как она одета? Я, знаешь, как ее бы одевал?

Коробов не просто видел. Он знал, как она одета, это совсем другое дело. Он вообще уже много чего про нее знал.

— А так я ей даже купить ничего не могу! Он увидит — сразу расспросы: откуда бабки?! Она редактор на ток-шоу, ей самой неоткуда взять. А он вообще какой-то… по пиару там чего-то… Зато пишет. Никто не печатает, а он пишет. Писатель. Как она задержится — он в крик, в слюни… Я вообще не понимаю, что это за мужик.

— Бывают такие, — со знанием дела кивнул Коробов, поощряя попутчика к откровенности.

— А она говорит: не как все. Особенный, да? Она говорит, что если уйдет, то он вообще все, с катушек.

— Чем же она думала, когда за него выходила? — поинтересовался Коробов.

— Да ничем не думала, четвертый курс… Чем они все думают…

— Ну, может, в кровати что-нибудь особенное? Знаешь, бывает и такая привязанность, через это… — Коробов подмигнул и достал из сумки бутылку «Хеннесси».