Николай Гоголь - Том 13. Письма 1846-1847

• Название: Том 13. Письма 1846-1847
• Автор: Николай Гоголь
• Издательство: Издательство АН СССР
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1952

В тринадцатом томе Полного собрания сочинений публикуются письма Гоголя 1846–1847 годов.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Н<иколай>.

Скоро ты получишь из Москвы несколько денег для раздачи бедным, которые я просил переслать к тебе. Хоть их немного, но если с разумом распределить их, они придутся, в помощь. Ты это дело можешь сделать лучше другого, потому что умеешь уже расспрашивать и осведомляться о человеке. Стало быть, имеешь возможность лучше узнавать человека.

Аксакову С. Т., 20 января н. ст. 1847*

101. С. Т. АКСАКОВУ.

Неаполь. 1847. Генвар<я> 20 нов<ого> стиля.

Я получил ваше письмо*, добрый друг мой Сергей Тимофеевич. Благодарю вас за него. Всё, что нужно взять из него к соображению, взято. Сим бы следовало и ограничиться, но, так как в письме вашем заметно большое беспокойство обо мне, то я считаю нужным сказать вам несколько слов. Вновь повторяю вам еще раз, что вы в заблуждении, подозревая во мне какое-то новое направление*. От ранней юности моей у меня была одна дорога, по которой иду. Я был только скрытен, потому что был неглуп — вот и всё. Причиной нынешних ваших выводов и заключений обо мне (сделанных как вами; так и другими) было то, что я, понадеявшись на свои силы и на (будто бы) совершившуюся зрелость свою, отважился заговорить о том, о чем бы следовало до времени еще немножко помолчать, покуда слова мои[525] не придут в такую ясность, что и ребенку стали бы понятны.[526] Вот вам вся история моего мистицизма. Мне следовало несколько времени еще поработать в тишине, еще жечь то, что следует жечь, никому не говорить ни слова о внутреннем себе и не откликаться ни на что, особенно не давать никакого ответа моим друзьям насчет сочинений моих. Отчасти неблагоразумные подталкиванья со стороны их, отчасти невозможность видеть самому,[527] на какой степени собственного своего воспитанья нахожусь,[528] были причиной появления статей, так возмутивших дух ваш. С другой стороны, совершилось всё это не без воли божией. Появление книги моей, содержащей переписку со многими весьма замечательными людьми в России (с которыми я бы, может быть, никогда не встретился, если бы жил сам в России и оставался в Москве), нужно будет многим[529] (несмотря на все непонятные места) во многих истинно существенных[530] отношениях А еще более будет нужно для меня самого. На книгу мою нападут со всех углов, со всех сторон и во всех возможных отношениях.[531] Эти нападения мне теперь слишком нужны: они покажут мне ближе[532] меня самого и покажут мне в то же время вас, то есть моих читателей. Не увидевши яснее, что такое в настоящую минуту я сам и что такое мои читатели, я был бы в решительной невозможности сделать дельно свое дело. Но это вам покуда не будет понятно;[533] возьмите лучше это просто на веру; вы чрез то останетесь в барышах.[534] А чувств ваших от меня не скрывайте никаких! По[535] прочтении книги тот же час, покуда еще ничто не простыло, изливайте всё наголо, как есть, на бумагу. Никак не смущайтесь тем, если у вас будут вырываться жесткие слова: это совершенно ничего, я даже их очень люблю. Чем вы будете со мной откровеннее и искренней, тем в бо́льших останетесь барышах. Руку для того употребляйте первую, какая вам подвернется; кто почетче и побойчее пишет, тому и диктуйте. Секретов у меня в этом отношении нет никаких. Один только секрет и был*, о котором я просил вас никогда даже и мне не напоминать и о котором вы неблагоразумно упомянули в вашем письме. Сами сказали, что о нем и семейство ваше не знает, и дали написать эти слова не вашей руке*. Это нехорошо. Если вы почувствовали надобность упомянуть об этом деле для того, чтобы сделать сравнение с распоряжением по части продажи «Ревизора» (которого издание и представлен<ие> мною отложено), то лучше было обойтись просто, без этого сравнения, тем более, что оно совсем неверно и невпопад. Есть дела, которые действительно нужно производить так, чтобы и другая рука наша не видела того, и есть дела, которые нужно производить открыто, в виду всех, которые суть просто наш непременный долг, а не подвиг благотворения. Если почти все наши писатели издавали книги для бедных, если даже Булгарин, Греч и многие другие, укоряемые в корыстолюбии, производили в пользу бедных пожертвованья, публичные чтения и тому подобные, — почему же я не могу также и что же я за исключение? и отчего копейка от другого есть долг, а от меня подвиг благотворения? Друг мой, вы не взвесили как следует вещи, и слова ваши вздумали подкреплять словами самого Христа. Это может безошибочно сделать один только тот, кто уже весь живет в Христе, внес его во все дела свои, помышленья и начинанья, им осмыслил всю жизнь свою и весь исполнился духа Христова. А иначе — во всяком слове Христа вы будете иметь свой смысл, а не тот, в котором оно сказано. Но довольно с вас. Не позабудьте же: откровенность[536] во всем, что ни относится в мыслях ваших до меня! Обнимаю вас! Передайте поклон всем вашим.

Вас очень любящий Г.

На обороте: Сергею Тимофеевичу Аксакову.

Шевыреву С. П., 20 января н. ст. 1847*

102. С. П. ШЕВЫРЕВУ.

Неаполь. 1847. Генв<аря> 20 <н. ст.>.

От Плетнева я получил известие, что печатанье книги моей задержалось по причине многих возней с цензурами всякого рода и что многих писем к должностным лицам не решаются пропустить. Я послал ему кое-какие распоряжения по этому делу: письма и просьбы, кому следует, о их пропуске. Зная высокую душу государя, я уверен, что дело будет сделано так, как следует. Если же книга, на случай, уже вышла с исключением тех писем, которые[537] я почитаю нужными, и разрешение им последовало уже по отпечатан<ии> самой книги, то я поручил Плетневу переслать немедленно все таковые письма к тебе для включения их во второе издание, которым должен позаняться ты, даже и в таком случае, если бы первое не разошлось: на это нечего глядеть; пока второе выйдет, первое разойдется. Если книга выйдет очень толста, можно поставить потонее бумагу или употребить шрифт[538] более вместительный, а строки почаще. Впрочем, ты будешь знать и сам, как распорядиться заблаговременно, чтобы форма книги была опрятна, прилична и даже щеголевата. Если ты поудержал выпуском в продажу вт<орое> изд<ание> «Мер<твых> душ», то сделал хорошо, потому что предисловие может быть понятно читателям только по прочтении моей «Переписки». А без этого всё это будет дико, и никто не увидит сильной нужды моей в исполнении моей просьбы. Прилагаю тебе оглавление или перечень статей книги, дабы ты видел порядок и место всякой и куды именно следует вставить те, которые не попали в перв<ое> издание.

Предисловие.

I. Завещание.

II. Женщина в свете.

III. Значение болезней.

IV. О том, что такое слово.

V. Чтение русских поэтов перед публикою.

VI. О помощи бедным.

VII. Об «Одиссее», переводимой Жуковским.

VIII. О нашей церкви и духовенстве.

IX. О том же.

X. О лиризме наших поэтов.

XI. Споры.

XII. Христианин идет вперед.

XIII. Карамзин.

XIV. О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности.

XV. Предметы для лирического поэта (два письма).

XVI. Советы.

XVII. Просвещение.

XVIII. Четыре письма к разным лицам по поводу «М<ертвых> д<уш>».

XIX. Нужно любить Россию.

XX. Нужно проездиться по России.

XXI. Что такое губернаторша.

XXII. Русский помещик.

XXIII. Исторический живописец Иванов.

XXIV. Чем может быть жена для мужа в прост<ом> домашнем быту, при нынешнем порядке вещей в России.

XXV. Сельский суд и расправа.[539]

XXVIII. Занимающему важное место.

XXIX. Чей удел лучше.

XXX. Напутствие.

XXXI. В чем же, наконец, существо нашей поэзии и в чем ее особенность.

XXXII. Светлое воскресение.

Два письма, 1-е «К близорук<ому> приятелю» и 2-е «Страхи и ужасы России», я вычеркнул сам*, потому что мне они показались лишними: их содержание незначительно и вряд ли они придут кому кстати. Если же они помещены уже в первом издании, то пусть остаются и во втором.[540] В предисловии должны быть поименованы одни заглавия статей. В самом же тексте книги под заглавием другая строка: к кому какое письмо писано, удерживая одни только заглавные буквы имен и фамилий, не выключая и писанного к Языкову об «Одиссее». Еще раз прошу тебя крепко не позабыть мне передать твои собств<енные> впечатления по прочтении книги, никак не скрывая ничего. Я думаю, ты еще более почувствуешь по прочтении книги, что мне следует выставлять напоказ все заблужденья и грехи мои, никак не осматриваясь и не взвешивая слов своих и даже ни в каком случае не оговариваясь, как бы ни показались жесткими замечания.[541] Но прощай. Обнимаю тебя. Бог да хранит и напутствует тебя во всем! Твой весь.

Два письмеца при сем прилагаются, Языкову и Аксакову*.