Александр Кикнадзе - Кто там стучится в дверь?

• Название: Кто там стучится в дверь?
• Автор: Александр Кикнадзе
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

Александр Кикнадзе знаком читателю по книгам: «Тот длинный тайм», «Чтобы это испытать», «Окинь противника взглядом», «Где-то недалеко от нас», «Королевская примула», «Закон Больших игр», «От Мадрида до Токио».

Новый роман А. Кикнадзе повествует о том, как формировался и мужал характер молодого советского разведчика, всей своей жизнью подготовленного к подвигу.

События романа разворачиваются на Кавказе, в разведывательной школе, Мюнхене, Москве, на фронтах Великой Отечественной войны, в немецком тылу и охватывают период с 1918 года до наших дней.

---

Добрая, милая Вероника! Ведь мы скоро разъедемся, пока не знаем, кто куда...

Думает ли она хоть немного обо мне?»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ОДНО ИЗ ИМЕН НА БУКВУ «В»

Имя свое Вероника получила в наследство от матери. Мать была младшей, девятой по счету дочерью в семье межевого инженера, переехавшего в Белгород из Симбирска в семидесятых годах прошлого века. Инженер верил в предопределения и потому всем детям дал имена, начинающиеся с буквы «В», с которой начинается латинское слово «вита» — «жизнь».

В 1915 году мать пошла в Красный Крест, ухаживала за ранеными в прифронтовой полосе. Храбростью, сочетавшейся с легким, уживчивым характером, пленила тридцатипятилетнего холостяка хирурга Вениамина Струнцова. Маленькая Вероника была похожа на мать и носом — «уточкой», и ровными белыми зубами, и даже ямочкой на правой щеке. Но главное, похожа была характером, ровным и обязательным.

Первые десять лет Вероника Струнцова провела в Яблоневом — хуторке, прилепившемся к правому берегу Ворсклы. Имела трех старших братьев. Отец и мать благодарили судьбу за то, что послала им наконец дочь — будет хозяйкой и помощницей по дому, но, очевидно, на роду ей было написано стать похожей на братьев — молодых людей с независимым духом. Сестра старалась не уступать им ни в чем и считала глубокой несправедливостью, что в природе, давшей Струнцовым трех маленьких мужчин, вдруг что-то сработало «не так» и она, Вероника, вынуждена носить ненавистную юбку.

Родилась Вероника в голодном двадцатом году, семья перебивалась с трудом, двое старших братьев-близнецов, едва им исполнилось шестнадцать лет, подались на заработки в Белгород и там прижились, в комсомол вступили, один по военной линии пошел, а другого приняли в педучилище; с годами он, став директором школы, пригласил к себе сестру. Училась Вероника средне, имела дар ладить с окружающими, была сообразительной и справедливой, выступать на собраниях не любила, но, когда выступала, говорила по делу, ее слушали, к ней тянулись. Была хорошей физкультурницей — плавала (помогла привычка не уступать сверстникам-мальчишкам), однажды вернулась из лагеря с похвальной грамотой и аппаратом «Фотокор», а когда училась в десятом классе, поступила на курсы радиолюбителей. Летом Осоавиахим отправил ее в группе активисток на экскурсию по Кавказу. Впервые побывав в краях с иным климатом — природным и человеческим, увидев прилив на Черном море и танцы в придорожном духане, услышав гортанный говор, «взрыхленный эхами Колхидских гор», и многоголосые песни, она привязалась сердцем к югу; решила после школы стать педагогом, выбрать зеленое чистое село не слишком высоко в горах да и осесть в нем.

Но когда до окончания школы оставалось совсем немного, пришло с южной границы известие о том, что в схватке с бандитами, пытавшимися перейти границу, погиб брат Владимир.

До конца июля Вероника прожила с родными, старалась, как могла, приглушить их боль. А потом услышала в городском комитете комсомола о наборе в специальную школу, узнала, что там и девушки нужны, «которые не робкого десятка».

«А я, кроме того, физкультурница и радиодело изучала, попрошусь на курсы радисток, примут, сделаю все, чтобы приняли», — сказала себе Вероника. Когда писала заявление, не знала, где находится школа. Оказалось, под Баку.

Баку поразил Веронику виноградом «саргиля» и «шааны», слаще которого, как говорили, нигде нет; нордом ужасающей силы, способным дуть несколько дней подряд, портить настроение и взвинчивать и без того экспансивных апшеронцев; добротой и лаской, сквозившими во взаимоотношениях между самыми разными людьми; неуклюжим и веселым пароходом «Демосфен» с огромными колесами по бокам, совершавшим рейсы на Зых с его инжирными садами и на диво чистым песчаным пляжем; да мало ли чем может поразить многоликий, норовистый, степенный и дружелюбный город девчонку, выросшую в тихом селе на Среднерусской возвышенности.

В школе, при которой существовали курсы радисток, занимались юноши интеллигентного вида, не любившие много разговаривать. Они казались на первых порах отшельниками — изучают языки, философию и разные специальные предметы, которые не изучают в других школах, техникумах и вузах, не считают себя вправе отвлекаться на разные приятности, существующие в подлунном мире. Но так казалось на первых порах. Познакомилась с двумя товарищами, Пантелеевым и Песковским, и поняла вскоре, какие это свойские и простые ребята, и прилепилась к ним душой и проводила с ними нечастые свободные часы; ходили в кино и Бакинский рабочий театр, старались не пропустить ни одного спектакля. Шли в том сезоне «Невеста огня» — романтическая историческая трагедия Джафара Джабарлы, «Маскарад», «Чудесный сплав», «Сентиментальный вальс». Не было спектакля, на который имели бы одинаковый взгляд Станислав и Евграф. Случалось, спорили и на следующий день. Лишь однажды сошлись: обоим, как и Веронике, понравилась пьеса «Сентиментальный вальс». Но через день в центральной газете появилась разгромная рецензия на нее. Все трое ничего не поняли. На ближайший спектакль билет достать было невозможно. Они все же достали, еще раз посмотрели пьесу и навек невзлюбили желчного рецензента.

Ранней весной открывалась старая городская купальня; раскрепощенные мусульманки, загоравшие на крыше, дивились на Веронику, прыгавшую в море с верхотуры (дело не только в прыжке: вода — плюс восемнадцать; ни один уважающий себя бакинец в такую стылость не полезет). Внизу ждали выплывавшие с другой стороны купальни Слава и Граня, все трое неспешно плыли в сторону новой пятидесятиметровой парашютной вышки, считавшейся чудом высотностроительной техники. Отдохнув немного на песке, пускались в обратный путь, одевались, возвращались пешком к вышке и каждый делал по два прыжка. По старой привычке не уступать братьям, Вероника старалась не отставать и от новых знакомых. Как ни страшно было прыгать первый раз, прыгнула без долгого колебания, не догадываясь еще, сколько раз и в каких краях и с каких высот придется ей спускаться на парашюте.

Видела Вероника, как тесно связаны Песковский и Пантелеев, как помогают друг другу, и чувствовала неназойливое внимание к себе и не знала... пришлось бы выбирать, кому бы отдала предпочтение.

...Занятия приближались к концу, все чаще поговаривали о близком распределении, все чаще по вечерам грустила Вероника, живя предстоящим расставанием, но когда до выпуска неделя осталась, пригласили к начальнику школы и объявили, что предлагают ей место преподавателя. Покраснела, не смогла скрыть радости, а выйдя из кабинета, быстрым шагом направилась к мужскому общежитию, попросила вызвать Песковского, сама не знала, почему Песковского, а не Пантелеева, а не обоих сразу, и сказала счастливо:

— Я остаюсь здесь. С вами. Буду работать. Знаешь, я очень рада. Мне было бы тяжело расставаться с то... с вами.

— Поздравляю, — ответил Евграф. — Очень рад.

«А собственно, чему ты рад? — спросил себя Евграф. — Тебя-то ведь не оставят... Да ладно, что загадывать далеко наперед...»

*

«Когда-то я участвовал в школьной художественной самодеятельности и имел неосторожность вспомнить об этом в разговоре с Шагеном Мнацаканяном. Он посмотрел на меня скептически, чуть приподнял кончиками пальцев мой подбородок, отошел на шаг в сторону, смерил меня взглядом с ног до головы и неожиданно заключил:

— Сгодишься... на крайний случай.

Шаген был вторым режиссером нашего драматического коллектива и все последние дни изображал из себя «творческую личность», с головой ушедшую в поиск исполнителей для новой постановки.

Через три дня меня вызвал начальник клуба и сказал, что...

Одним словом, самодеятельность готовила спектакль по пьесе «Старый знакомый Полины Н.», и мне предлагали роль, которую, насколько я мог догадаться, никто из моих товарищей брать не хотел. Я сразу же резко запротестовал. Дело в том, что незадолго до закрытия занавеса «старый знакомый» убивает Полину, сотрудницу конструкторского бюро. Играла Полину Струнцова, а мне не хотелось омрачать отношений с ней даже на сцене. Вероника сидела тут же, в кабинете начальника, вместе с другими «артистами» и ласково говорила мне:

— По-моему, роль интересная и может заключать в себе гораздо больше, чем думал драматург. Ведь этот «старый знакомый» на первый взгляд — приятный современный молодой человек, спортсмен, любитель оперы... Но он живет двойной жизнью, ненавидит наш строй, наши порядки... Роль совсем не простая. Полина не девочка, значит, есть в нем что-то такое, что заставило ее ответить на любовь. И только когда она узнает, что это за человек на самом деле... Ну что тут долго сомневаться, Евграф? Мне кажется, должно получиться. Да и Шаген тоже считает, что ты справишься.