Георгий Литвин - Выход из мёртвого пространства

• Название: Выход из мёртвого пространства
• Автор: Георгий Литвин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Несколько дней спустя поступил приказ: одной эскадрилье полка перебазироваться в Нальчик. Первыми уехали мы, техники, чтобы встретить там летчиков. Километрах в десяти от аэродрома проходил передний край, слышны были разрывы артиллерийских снарядов. Вскоре прибыла эскадрилья Владимира Истрашкина и начала боевую работу.

От него мы узнали печальную новость о гибели аса 4-й воздушной армии, командира эскадрильи 40-го истребительного полка Ивана Марковича Пилипепко, личности поистине легендарной. Но легенды сочинять о нем не требовалось, вот простые факты: 520 боевых вылетов, 10 лично сбитых самолетов противника и 29 в группе. И погиб он геройски. При штурмовке вражеского аэродрома в станице Солдатской было уничтожено много самолетов. Участники налета рассказали, что один "мессершмитт" Пилипенко сбил, второй подбил, а затем направил свой И-16 прямо "в лоб" немецкому истребителю, спасая ценой своей жизни жизнь товарища.

Утро 25 октября 1942 года выдалось безоблачным. Техники, мотористы, оружейники были уже на аэродроме, а летчики почему-то задержались. Блаженные минуты бездолья... Вокруг высокая, под два метра, уже желтеющая кукуруза, чернеет вдалеке полуразрушенный ангар. Раньше тут было авиационное училище, при эвакуации вывезли почти все, только книг много осталось... Почему описываю это? Да так, просто врезалось в память, как чудовищно уродует война лицо земли, жизнь уродует...

И вдруг - огромное количество бомбардировщиков, идущих девятками. Действительно огромное, это мне не со страху так показалось. Как я потом прочитал в книге К. А. Вершинина "Четвертая воздушная", противник произвел налет на войска и штаб 37-й армии силами до ста бомбардировщиков, прикрываемых истребителями.

Сколько раз налетал противник на наш аэродром - не знаю, хотя был там весь день. Голову было просто невозможно поднять. Единственное, что замечал время от времени, это поднимавшиеся черные клубы дыма. Так могли гореть только танки. Мне думается, что противник не видел наши хорошо замаскированные самолеты и бомбил не прицельно, а по квадратам, как говорится. Взлететь не было ни малейшей возможности, немцы буквально висели над аэродромом, и стоило кому-то высунуться из щели, открывали ураганный огонь даже по одному человеку.

Один "Мессершмитт-110" как-то, снизился и начал стрелять но копнам кукурузы из пушек и пулеметов. Зачем он это сделал - неизвестно, наверное, просто для очистки совести. Но замаскированный под копной самолет вспыхнул, и фашист тут же, кружась над аэродромом, вызвал другие самолеты. Вот тут-то и началась штурмовка. Все наши самолеты были сожжены, до единого.

Что мы могли поделать? От отчаяния палили по самолетам из винтовок, дело, конечно, бесполезное. Но до чего ж стыдно, унизительно для нас, молодых ребят, было просто лежать, уткнувшись в землю, когда нас молотила вражеская авиация!

И опять отступление...

Учебно-тренировочный полк. Дал слово - держись!

Целую ночь мы топали по долине. Утро застало нас в лесу, где стояли тридцатьчетверка и английская "матильда", вокруг - несколько пехотинцев. Мы тоже решили сделать привал. Я подошел к танку Т-34. Двое танкистов что-то обсуждали. Один из них взглянул на меня с усмешкой:

- Что, авиатор, в танкисты захотелось?

- Да пока не очень, но чего на войне не бывает!

- Это точно! - донеслось из люка танка.

Голос показался мне знакомым. И верно: оттуда вылез танкист, с которым мы крепко обнялись. Еще бы - учились в одной группе в авиаинституте. (Сколько ни напрягаю память, не могу вспомнить его фамилию. Какой-то провал, честное слово. Даже обидно!)

- Как же ты в танкисты попал, каким ветром занесло?

- История обычная. Учились же мы на моторостроительном. Когда началась война, призвали в танковые. Теперь батальоном командую.

- Ого! За год такой рост...

- Никому такого роста не пожелаю. Сам суди: месяц назад командовал взводом, неделю назад - ротой. Вчера комбат погиб - приходится батальоном.

- А где танки твои? Неужели это весь батальон?.. - Я растерянно взглянул на Т-34 и "матильду".

- А где твои самолеты? - раздраженно бросил он мне в ответ.

Второй раз за последнее время я слышал этот вопрос. Чего ж мы задавали их друг другу? От отчаянья, от того, что происходившее даже отдаленно не походило на кадры бодрых фильмов о грядущей войне. Конечно, спрашивать надо было других, а это было в тех условиях просто безумием. Но сейчас я не об этом.

После войны прошло уже больше сорока лет. И ответы на вопросы, возникавшие у меня еще тогда, я не нахожу до сих пор. Не нахожу ни в работах откровенных прославителей "великого полководца всех времен и народов", ни в трудах честных, объективных историков, располагающих обилием фактов, документов, могучей методологией и средствами анализа. Чего же они-то боятся? Поэтому формулирую эти вопросы вновь.

Как понимать утверждение, что к началу войны наша страна исчерпала все возможности для укрепления обороны, хотя уже к концу сорок второго наше оборонное производство догнало промышленность Германии?

Как соединить утверждение о миролюбии "вождя", его заботе о народе, якобы исключавшей огромные военные расходы, и миллионы уничтоженных и брошенных в лагеря, что, естественно, повлияло и на обороноспособность?

Огромное оборонное строительство военных лет было вызвано переводом промышленности в безопасные районы или ошибками, совершенными в предвоенные годы? Ведь ясно было, что военные объекты на западе прежде всего подвергнутся бомбардировкам, почему же не строили хотя бы часть из них на востоке?

Неужели ответы на эти вопросы мне придется ждать еще сорок с лишним лет? Боюсь, что не дождусь, несмотря на выдающиеся успехи геронтологии...

Продолжу с того места, на котором прервался. К моему бывшему однокурснику подошел какой-то офицер, видимо из вышестоящего штаба, и передал приказ: перекрыть дорогу на Орджоникидзе.

Через полчаса танкисты, пехота, а за ними и мы двинулись в путь. Вскоре наши спутники начали занимать боевые позиции, а мы продолжали "мерить километры" в сторону Орджоникидзе. Оттуда по железной дороге добрались до нового места: здравствуйте, навоевались!

А сюда опять уже перегнали из авиаремонтных мастерских латаные-перелатаные И-16. Можно летать, можно драться.

М не знали, что в первых числах ноября враг попытался прорваться к Орджоникидзе в районе селения Гизель. Нёмцы из кожи вон лезли, но сами оказались в окружении. Силы их иссякли. С трудом вырвались из кольца и окончательно завязли в обороне.

Вскоре после ноябрьских праздников я опять встретил на аэродроме Вадима Фадеева. Он даже не столько обрадовался, сколько удивился:

- Что за судьба такая? Никак мы с тобой не разойдемся! А я только что прилетел. Идем, покажу тебе наших новых "коней".

Подошли к самолетам. Таких я еще не видел: третье колесо не под хвостом, а под мотором.

- "Эркобра", понял? - весело спрашивает Фадеев.

- Ничего не понял, - искренне отвечаю я.

- Американский истребитель. Пушка 37-миллиметровая и пулеметы, понял?

- Ну и что?

- А то, что на них можно отлично лупить "мессов". Только вчера перегнали с Тегерана. А я теперь большой начальник - эскадрильей командую в 16-м гвардейском. Видишь, идет Александр Покрышкин, рядом Крюков Пал Палыч. Вот они все умеют. Ну, пока! Бегу на КП! Видимо, скоро снова свидимся.

Но на этот раз Вадим ошибся. Это была наша последняя встреча с ним.

Вскоре до нас донеслась весть об окружении немцев под Сталинградом. Я не случайно так пышно выразился - "донеслась весть". Это было грандиозное событие для всех. Ждали, давно ждали хороших результатов, но чтобы сразу такое! Мы, солдаты, ходили и рассуждали как члены Ставки - не меньше. Больше всего опасались: не выскользнут ли немцы? От души радовались, что под Сталинградом окружена та самая 6-я армия, которая лупила нас в районе Харькова. Так им и надо! Противник начал перебрасывать танковые части с нашего фронта под Сталинград.

Наконец и в наш полк поступил приказ: сдать оставшиеся самолеты и отправляться в 6-й утап (учебно-тренировочный авиационный полк). Там летчиков учили летать на новых самолетах - "яках", "лагах", "мигах", а затем укомплектованные части отправляли на фронт.

Состоялось открытое партийное собрание, где подводились итоги боевой работы полка - нашего 446-го. Мне трудно сравнивать с тем, что было до войны, но все-таки думается, что на фронтовых партсобраниях говорили более открыто. Бояться стало нечего, люди были в боях, видели убитых. Хотя...

Хотя был на этом собраний и такой эпизод. Георгий Плотников сказал, что мы понесли большие потери, потому что летали на устаревших истребителях, которые по своим боевым качествам уступали немецким. Казалось бы, уж какое тут открытие, это очевидно было всем. Однако сразу после Плотникова вылез заместитель командира эскадрильи по политчасти, который прибыл в полк недавно, после госпиталя, и раньше в авиации не служил. И как он начал гвоздить Плотникова! Он обрушил на него весь, как сказали бы сейчас, "джентльменский набор". Тут были и "пораженческие настроения", и "недооценка нашего оружия", и "товарищ Сталин сказал, что наши самолеты превосходят немецкие". Кто-то не выдержал и крикнул с места, что товарищ Сталин имел в виду наши новые самолеты, а не устаревшие и снятые с производства. Но замполита ничто но могло остановить, видимо, до войны он был штатным оратором, каким-нибудь новоиспеченным райкомовским деятелем. Все испытывали неловкость и старались сделать вид, что такого выступления вовсе не было. А этот "ура-патриот" скоро был отправлен в наземные войска. Конечно, том, к кому он попал; не позавидуешь, но нам стало легче.