Бентли Литтл - Незаметные

• Название: Незаметные
• Автор: Бентли Литтл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-02864-0

Они – незаметные. Они безлики. Они – словно бы невидимы, и никому нет дела, живы они или нет. Они привыкли. Они – терпели.

Но однажды терпение лопнуло. И тогда они поняли: хочешь, чтобы тебя заметили, – убей. И они начали убивать...

И полилась кровь.И незаметные обрушили на города кошмар такого смертоносного ада, что невозможно даже вообразить. И беспомощные жертвы замечали своих убийц – последнее, что они вообще замечали в жизни...

---

Я начинал беспокоиться на свой счет из-за отсутствия у меня контакта с людьми. Вечером того дня, когда ушел Дерек, я сообразил, что за целый день ни с кем не сказал ни слова, ни одного слова.

И это всем было абсолютно безразлично. Никто ничего не заметил.

На следующий день я пошел на работу, перемолвился утром парой слов со Стюартом, сообщил свой заказ служащему «Дель Тако» во время ленча, приехал домой, приготовил ужин, посмотрел телевизор и пошел спать. За целый день я сказал фраз шесть – Стюарту и клерку у «Дель Тако».

И все.

Я должен был что-то сделать. Сменить работу, переменить личность, изменить свою жизнь.

Но не мог.

«Средний» – это не было точное определение того, чем я был. В целом оно было верным, но не учитывало многого. Оно не все охватывало. Слишком оно было щадящим, недостаточно хлещущим. «Незаметный» – это было точнее, и так я и стал думать о себе.

Я был Незаметным.

С большой буквы "Н".

На следующий день я поставил эксперимент. Я прошел мимо столов программистов, Хоуп, Вирджинии и Лоис. С каждым я поздоровался, и все они это игнорировали. Хоуп, самая добрая душа, рассеянно мне кивнула, что-то промямлив, что можно было бы принять за приветствие.

Становилось все хуже и хуже.

Я исчезал, как краска с линяющей ткани.

По дороге домой на фривее я вел машину нагло, подрезая чужие автомобили, не пропуская, ударяя по тормозам, когда кто-нибудь пристраивался за мной. Мне гудели и делали оскорбительные жесты.

Здесь меня замечали. Здесь я не был невидимкой. Эти люди знали, что я живу на свете.

Я подрезал негритянку в «саабе» и был вознагражден резким звуком клаксона.

Я подрезал панка в спортивной машине и улыбался, пока он орал на меня через окно.

* * *

Каждую неделю, по средам и субботам, когда разыгрывалась лотерея, я покупал билеты. Я знал по статьям в газетах, что у меня нет шансов на выигрыш – но эта игра была единственным бегством от смирительной рубашки моей работы. Каждый вечер среды или субботы я сидел перед телевизором, глядя, как нумерованные шарики для пинг-понга летают в своей вакуумной оболочке, и я не только надеялся, что выиграю, я действительно думал,что выиграю. В голове у меня варились планы, что я буду делать, куда дену новообретенное богатство. Прежде всего я сведу кое-какие счеты на работе. Найму человека, чтобы вывалил на стол Бэнксу тысячу фунтов коровьего дерьма. Найму громилу, который заставит Стюарта танцевать голым в вестибюле первого этажа под «Чертову уйму любви» группы «Лед Зеппелин». А сам буду орать ругательства в радиосеть компании, пока не вызовут охранников и не выставят меня из здания.

А потом – к чертовой матери из Калифорнии. Куда – я не знал; точного места еще не выбрал, но я точно знал, что хочу смыться отсюда. С этим местом было связано все, что было в моей жизни плохого, и я здесь все обрежу и начну на новом месте снова, с чистого листа.

По крайней мере таков был мой план.

Но каждый четверг и понедельник, поглядев накануне розыгрыш лотереи и сравнив выбранные номера с моими, я неизбежно возвращался на работу, обеднев на доллар и еще на один день разочарования, потерпев крушение всех своих планов.

В один из таких понедельников я нашел на полу лифта оброненное кем-то фото. Это был снимок отдела тестирования, сделанный, очевидно, в шестидесятых. У мужчин были длинные бакенбарды, у женщин – короткие юбки и расклешенные брючные костюмы. На снимке были лица, которые я узнал, и это было странное чувство. Я увидел молодую женщину с длинными волосами, которая стала стриженой старухой; улыбающиеся веселые лица застыли жесткими морщинами. Противопоставление было такое ошеломляющие, разница такой очевидной, как трансформация в фильме ужасов. Никогда я еще не видел такого безнадежно ясного примера разрушительного эффекта времени.

Для меня это было как для Скруджа, когда он увидел Призрак-Рождества-Которое-Еще-Будет. Свое настоящее я видел на этой фотографии, свое будущее – в задубевших лицах моих коллег.

Я вернулся к своему столу, потрясенный куда сильнее, чем мне хотелось бы признать. А на столе меня ждала пачка бумаг с наклеенной запиской от Стюарта: «Отредактировать Процедуры увольнения для отдела кадров. Срок – завтра 8.00».

«8.00» было подчеркнуто.

Двойной чертой.

Вздохнув, я сел и пододвинул бумаги к себе. Весь следующий час я читал выделенные абзацы на страницах и просматривал заметки на полях, которые Стюарт хотел, чтобы я вставил в текст. Я сделал себе заметки, набросал грубые черновики исправлений, которые прикрепил скрепкой к соответствующим страницам, потом понес свои материалы в комнату стенографисток. Я улыбнулся Лоис и Вирджинии, поздоровался, но они меня не заметили, и я ушел в угол к столу, где стоял компьютер.

Включив терминал, я вставил дискету и собирался начать вводить первое исправление, как вдруг остановился. Что на меня нашло – не знаю, но я положил пальцы на клавиатуру и напечатал:

«Служащий на полной ставке может быть уволен одним из трех способов: повешение, казнь на электрическом стуле или смертельная инъекция».

Тут я перечитал, что написал. Я чуть не прекратил. Я чуть не переставил курсор на начало фразы и нажал клавишу удаления.

Чуть не.

Колебания мои продолжались только секунду. Я знал, что если я распространю эти исправления, и кто-нибудь их прочтет, меня уволят, но в каком-то смысле я буду даже этому рад. По крайней мере, кончится мое прозябание здесь. Придется мне встряхнуться и поискать другую работу.

Но по собственному опыту я знал, что этого не прочтет никто.Люди, которым я раздавал исправления и дополнения, редко даже вставляли их в инструкции, не то что читали. Даже Стюарт, кажется, перестал проверять мою работу.

«Служащий, увольняемый за плохую работу, по новым правилам не может подвергаться дыбе или четвертованию, – шлепал я дальше. – Пересмотренное руководство явно требует, чтобы такой служащий был уволен путем повешения за шею, пока не умрет».

Я ухмыльнулся и перечитал последнее предложение. У меня за спиной Лоис и Вирджиния занимались своим делом, обсуждая какой-то сериал, который смотрели накануне. Где-то в глубине души я боялся, что они могут подойти сзади и прочесть, что я написал, но я напомнил себе, что они даже не помнят о моем присутствии.

«Не утвержденное непосредственным начальником отсутствие на работе в течение трех дней, не связанное с болезнью, является основой для увольнения посредством электрического стула, – продолжал я. – При выполнении увольнения начальник отдела и руководитель группы увольняемого обязаны стоять по сторонам электрического стула».

* * *

Я ожидал отклика на мои «Процедуры увольнения», но не дождался. Прошел день. Второй. Третий. Неделя. Очевидно, Стюарт не позаботился прочесть изменения – хотя у него было шило в заднице насчет закончить их немедленно, в тот же день, будто это была самая важная в мире вещь.

Просто для страховки, чтобы проверить, я его спросил о них, поймав возле стола Хоуп. Я спросил, уверен ли он, что там все правильно.

– Да-да, – ответил он рассеянно, отмахнувшись от меня. – Все в порядке.

Он не читал.

Или... может, и прочел.

У меня снова знакомо засосало под ложечкой. То, что я пишу – так же анонимно, как и то, что я говорю? Так же незаметно? Я об этом не думал, но это было возможно. Более чем возможно.

Я вспомнил свои «си» по английскому языку.

Составляя инструкции к очередному экрану GeoComm, я написал:

«Когда все экранные поля будут заполнены верно, нажмите клавишу [ENTER], и ваша мамаша встанет раком и подставит вам задницу – так ей больше нравится».

Комментариев не последовало.

Раз никто меня не замечал, я сделал еще один шаг и стал приходить на работу в джинсах и футболках, удобных уличных шмотках вместо официальной рубашки и галстука. Ни выговоров, ни замечаний. Каждое утро я поднимался на лифте в джинсе среди белых рубашек и красных галстуков, и никто ни слова мне не сказал. Я нацепил рваные «Левис», грязные кроссовки и футболку с рок-концерта на встречу со Стюартом и Бэнксом, и ни один из них этого не заметил.

В середине октября Стюарт отправился в отпуск на неделю, оставив у меня на столе список заданий и сроков. То, что его не было – это было облегчение, но даже то мизерное общение с людьми, которое у меня было, остановилось на неделю. Пока его не было, я ни разу ни с кем не говорил. И со мной никто не говорил. Я был невидим, незамечаем, полностью исчез.

Когда в пятницу вечером я вернулся домой, мне отчаянно хотелось с кем-нибудь поговорить. С кем угодно. О чем угодно.

Но у меня никого не было.

От отчаяния я просмотрел старый журнал и нашел номер порнотелефона – одного из тех, где женщина говорит о сексе по три доллара за минуту. Я набрал номер – просто чтобы что-нибудь сказать человеку, который мне ответит.