Джефф Райман - Детский сад

• Название: Детский сад
• Автор: Джефф Райман
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9681-0124-2

Джефф Райман, культовый современный фантаст-утопист, играючи помещает нас в зыбкий мир альтернативного будущего, где власть на планете принадлежит растительному миру. На смену электронике пришла высокоразвитая органическая химия; люди «занимаются» фотосинтезом, учатся под руководством вирусов, размножаются строго по графику… и мало кто доживает до сорока лет. В центре внимания автора — юные человеческие особи и их жизнь в благоустроенном «питомнике». Появление на свет Милены, обладающей иммунитетом к законам органики, заставляет встрепенуться полузомбированных «овощей», которые хотят помочь ей найти безопасное место под солнцем даже ценой собственной жизни…

---

— НУ, ЧЕМ ЗАЙМЕМСЯ ТЕПЕРЬ? — спросила Ролфа с таким видом, будто теперь все в этом новом мире следовало некоему отлаженному до блеска распорядку.

Они не спеша отправились обратно вдоль другого берега реки. На набережной полно было детей, играющих с обручами на пришвартованных баржах. Куда-то в пригороды плотным потоком направлялись груженные непроданным товаром телеги, чтобы назавтра вернуться, когда снова откроется рынок. Вот какой-то мальчишка на возу, откинувшись спиной на груду дынь, наигрывает на губной гармошке. Скрестив ноги, сидят кружком женщины на тротуаре, вставляя в обувь бамбуковые шпильки. Сапожницы. Мелкая блондинка в очочках, с наперстком на пальце что-то рассказывает. «Ну, а мой Джонни…» — В ее голосе сквозит неподдельная гордость.

Ролфа с Миленой посидели в старой церкви на Джон Смит-сквер; послушали, как хор репетирует мадригалы. Заглянули на рынок возле Вестминстерского аббатства. Ролфа снова проголодалась и купила себе вяленой рыбы, которую тут же с аппетитом сжевала. Сдержав обещание, она купила новую кастрюлю, а также овощей, хлеба и еще рыбы. В желтеющих августовских сумерках они прошли через Вестминстерский мост, мимо огнеглотателей, стреляющих языками огня в небо на глазах у восхищенной ребятни. Толстяки в клетчатых шортах (судя по всему, члены Партии) со смехом бросали им деньги. За мостом как раз сейчас должны были состояться страусиные бега; жокеи взгромождались на спины птицам. Вот страусам с голов сдернули колпаки, и почуявшие волю птицы прянули вперед. Причем один из них, сбившись с курса, принялся нарезать круги, а затем под дружное улюлюканье понесся совершенно в другом направлении. Впервые на своей памяти Милена чувствовала себя молодой. Так постепенно они добрались до Раковины.

В комнатке они зажгли свечу и принялись разбирать бумаги Ролфы. Засовывали листы обратно в переплеты, собирали воедино разрозненные части музыкальных партитур. Работали в тишине. Им еще предстояло вместе лечь в постель.

Кровать была небольшой, а на ней должны были уместиться и Милена, и Ролфа, и Пятачок. Когда момент настал, Милена с удивлением обнаружила, насколько все-таки буквально понятие «спать» трактуется применительно к Ролфе. Та просто сняла одежду и нырнула под покрывало. Нырнула и без всяких предисловий захрапела. Милена пристроилась возле, чувствуя в животе тоненькую дрожь.

От Ролфы веяло жаром, как от печки. Для прохлады ступни у нее торчали с той стороны кровати. Храп был поистине драконий: эдакий протяжный рык с прибулькиванием, натужно сипящим присвистом и чем-то напоминающим заливистое конское ржание. Таращась в темноте в потолок, Милена чувствовала, как на лбу у нее выступает мелкая испарина.

— Ролфа. Ну пожалуйста, — наконец тихонько взмолилась она.

— Хэ-хэм. Эм-м, — донеслось в ответ.

Милена, потянувшись, прикрыла ей рот. Храп, на секунду прервавшись, возобновился как ни в чем не бывало. Тогда Милена легонько тронула Ролфу за плечо. Жаркое, как радиатор, оно пикантно щекотнуло ладонь свежеотросшей щетинкой.

Стало понятно и то, чем именно попахивает Пятачок: детским срыгиванием.

Наконец Милена все же заснула, горячечным прерывающимся сном со сновидениями. Снилось, будто бы Ролфа, приникнув, обняла ее всю, и они занялись любовью. Ощущение было такое, словно тебя натирают теплым наждаком. Чувствовалось, как щетинка ласково покалывает щеку и кончики пальцев. Милена очнулась в темноте, с томной радостью полагая, что это происходит на самом деле; но рука нащупала рядом лишь остывшую простыню.

Поблизости раздавалось шипение. Обернувшись, Милена увидела огонек конфорки: Ролфа что-то жарила при его свете, судя по запаху рыбу.

— У тебя блохи, — буркнула Ролфа.

— Еще чего, — заспанным голосом отвечала Милена, поправляя подушку. У людей не может быть блох.

— Да они меня чуть до смерти не заели! — сердито воскликнула Ролфа.

Тут Милена заметила: на постели и вправду что-то шевелилось. Присмотрелась: по подушке сновали клещики. Она села и вгляделась еще внимательней.

— Ой! — дошло до нее. — Ой, это моя иммунная система.

— Какая еще «система»? Дрессировки блох, что ли? — Ролфа, когда сердилась, становилась привередой с замашками аристократки.

— Нет, — пролепетала Милена в тихом отчаянии. Все это лишь безжалостно обнажало то, что у нее в жизни никогда не было физической близости. — У нас они называются мышата. Они убивают блох, всякие грибки и других кожных паразитов. Мышата живут у нас в коже; их специально для нас разработали после потепления климата. Ты для них инородное тело: они принимают тебя за инфекцию.

— Замечательно, — язвительно сказала Ролфа.

— А потом они к тебе привыкают и уже не реагируют. Это всегда так бывает, когда… когда люди становятся любовниками.

«Любовниками?» О-па! Глаза у Милены испуганно распахнулись; она не знала, как отреагирует на все это Ролфа. Но та лишь продолжала готовить.

— Но… Мы же не любовники, так ведь? — робко произнесла Милена после паузы.

— Нет, конечно, — непринужденно ответила Ролфа, оборачиваясь. — Я тут жареные хлебцы с сардинками приготовила. Ты будешь?

— Нет, спасибо, — прошептала Милена. Она сидела в кровати, подперев ладошкой щеку, и смотрела на Ролфу. Нет, ни ее мечтам, ни ее сну — ничему, видимо, не сбыться. Жизнь с Ролфой — это нечто менее романтическое и более конкретное.

— Ну что, вперед, блохи и все остальные, — и Ролфа, усевшись со скрещенными ногами на кровати, принялась уплетать еду. Теперь, наверно, простыня будет полна крошек и пропахнет рыбой… Да ну и пусть.

НАУТРО МИЛЕНА ОТПРАВИЛАСЬ на репетицию. Ролфу она оставила за чтением одной из порванных книжек. Всю дорогу, по лестнице, а затем по залитым утренним солнцем тротуарам, мысль о том, что Ролфа по возвращении будет ждать ее в комнате, наполняла Милену отрадным теплом; как те коробочки с теплыми угольками, которые люди носят для обогрева зимой. С таким настроением даже «Бесплодные усилия любви» играть и то было нипочем.

В пустом репетиционном зале царило какое-то праздничное оживление.

— Милена, ты не представляешь, что ты пропустила! — воскликнула при встрече одна из фрейлин Принцессы. Обычно они между собой даже не общались.

— Да? Что именно?

— Ох! — Фрейлина даже не знала, с чего начать. — Представляешь, мы больше не занимаемся старой постановкой. Мы теперь работаем над своей, новой!

Вошел режиссер. Вид у него был какой-то взвинченный, глаза лихорадочно поблескивали; нездоров, что ли?

— Так! — бодро крикнул он. — Всем внимание: приступаем к рождению нового, часть вторая. Милена, ты у нас вчера пропустила. Сейчас прогоняем первую сцену с Тупицей. Поехали!

«Так, так, — спешно соображала Милена. — Что в него такое вселилось?» Своего Тупицу она отыгрывала вроде как обычно; но почему-то теперь реплики у нее то и дело сопровождались одобрительным кряканьем остальной труппы.

— Ты улавливаешь, в чем суть? — спросил режиссер.

— Тупица у тебя не тупой, а, наоборот, сообразительный! — подсказал с места Бирон.

«Что с ними? — удивленно подумала Милена. — Им понравился мой Тупица?»

И вдруг голова у нее словно пошла кругом.

«Мне знакомо это чувство, — мелькнула мысль. — Кажется, оно мне известно из детства. Будто открывается что-то новое, но ты еще не осознаешь, что именно, и тебя пронизывает смятение».

Чувство это было непередаваемо странным. Словно Милена стояла в конце некоего длинного темного коридора. А на другом его конце, далеко-далеко, кто-то разговаривал, но отзвуки слов доносились из такой дали и так размывались эхом, что речь никак не удавалось сложить во что-либо связное. Причем человек, вещавший из этой дали, был самой Миленой.

Это был лишь проблеск какой-то глубинной, потаенной памяти. «Я пытаюсь что-то вспомнить», — подумала она.

— Так! — режиссер властно захлопал в ладоши. — Переходим к Армадо и Мотыльку! — Труппа с готовностью метнулась по местам. Милена будто очнулась от сна.

«А ведь я ничего из этого не помню. Совсем ничего. Как я была ребенком. Все куда-то делось. Разве что самая малость, из совсем-совсем раннего.

Что-то разрушило мое детство…»

Ход пьесы между тем возобновился.

Без всяких костюмов, в обычной уличной одежде, на сцену вышли Армадо и его юный паж Мотылек.

С первых же слов персонажей Милена поняла: перед глазами у нее совершенно иная постановка.

В традиционной версии, уже давно набившей актерам оскомину, Армадо представал эдаким лукавым и вульгарным хвастуном в шляпе с цветастыми перьями. Под стать ему был и мальчишка Мотылек: такой же лукавый пройдоха, стремящийся во всем походить на своего хозяина.