Самсон - Самсон. О жизни, о себе, о воле.

• Название: Самсон. О жизни, о себе, о воле.
• Автор: Самсон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50983-6

Почти всю свою жизнь, начиная с шестнадцати лет, вор в законе Самсон провел за колючей проволокой. Сев по «малолетке» за мелкую кражу, он так и не сумел порвать с «зоной». Более того, воспитанный на воровской романтике 60-х годов, он тупо следовал криминальным законам, медленно, но верно поднимаясь по иерархической лестнице уголовного мира. Венцом его «карьеры» стало посвящение в «вора в законе».

Однако по прошествии многих лет он вдруг начал понимать, что воровские идеи – отнюдь не тот идол, которому стоит поклоняться. И тогда он взялся за перо, пытаясь подробно и честно рассказать о своей никчемной жизни и объяснить сыну, почему он так нелепо распорядился своей судьбой. Он каялся, отрекался от воровских понятий и морали, надеясь последние годы своей жизни провести в кругу семьи. Но единственная в его жизни женщина, мать его ребенка, умерла, так и не дождавшись спокойной семейной жизни. Самсон рассчитывал хотя бы сына уберечь от тех страшных ошибок, которые наделал сам, но Ярослав скончался на операционном столе, получив смертельное ранение в бандитской разборке. В одиночестве, с пустой душой и разбитым сердцем умирал Самсон в тюремной камере. Последней его мыслью было: «Как же не хочется умирать вот здесь, на нарах…»

Все, что от него осталось, – этот дневник…

---

– Наташ, а откуда к нам новенького?

– А когда обед будут раздавать?

– Все вопросы потом, – надменно ответила девушка и захлопнула за мною дверь.

Смех, веселье и игривое настроение как рукой сняло. Теперь на меня с интересом смотрело несколько пар глаз. Я стоял в дверях и также в упор смотрел на них.

– Кто такой? Откуда? – наконец спросил один из них, который был выше и на вид старше остальных.

– Самсон из Ростова.

– Это что, имя такое? – усмехнувшись, спросил длинный.

В моей голове сразу пронеслось то, что я хоть немного знал о тюрьме и ее порядках. Например, что каждое слово здесь может трактоваться по-разному и надо следить за тем, что говоришь.

– Погоняло. А зовут меня Сергей.

– Понятно, – протянул собеседник, уже сменив тон. – Статья какая?

– Восемьдесят девятая.

– Точняк? А то мы ведь все равно узнаем, – предупредил он.

– Точнее не бывает, – слегка повысив тон, ответил я.

Матрац, который мне выдали на складе, оттягивал руку, так что она стала затекать, и поэтому неожиданный допрос в дверях немного меня разозлил.

– Ладно, проходи, – освободив мне путь, предложил тот, которого я принял за главного.

Осмотрев камеру, я увидел, что недалеко от окна есть свободная шконка, и, подойдя к ней, бросил туда надоевший матрац.

– Поди сюда, Самсон, – позвал один из малолеток.

Я не спеша подошел к столу, за которым уже разместились несколько человек.

– Как жить собираешься? – был первый и, наверное, самый главный вопрос в тюрьме для новичка.

– По понятиям, – коротко ответил я и, развернувшись, вернулся к себе на шконку.

Тогда в моем ответе для всех стало понятно, что я не просто «левый» пассажир, а пацан, который, может, еще и не до конца, но понимает, о чем говорит и куда попал. Ведь словом «понятия» обозначается большее, чем закон. Всех жизненных ситуаций он все равно не предусмотрит. Потому правильные понятия – это еще и совесть арестанта, с которой он должен сверять свои поступки, чтобы не испортить жизнь себе и другим.

В России закон никогда не уважали, считали, что жить надо не по закону, а по правде. Вот в лагерях правда и есть правильные понятия. Конечно, очень многое в них кажется диким, жестоким, бессмысленным, но это только так кажется тем, кто находится на воле. А на тюрьме и в лагерях они, наоборот, как раз очень разумны. Полностью расписать все понятия не хватит ни одной книги, потому что есть как пункты, так и подпункты этих самых понятий. Но кое-что в первое время на всякий случай можно предусмотреть.

Во-первых, надо всегда следить за тем, что говоришь. Мать для арестанта – это святое. И не дай Бог кому-то упомянуть ее, матерясь. В условиях зоны, послав собеседника на хрен, ты автоматически объявляешь его петухом. В ответ мало не покажется. Кроме того, козла тоже посылать не стоит – он же козел, а не петух. За это тоже спрос.

Еще одна заповедь – не стращай впустую. Если уж бросил даже невзначай в чей-то адрес угрозу, то должен ее выполнить. Отвечай за свои слова. «Нечаянно» здесь не катит. Нет такого слова. Нечаянно – значит, сам что-то не предусмотрел. Самому потом и отвечать.

Не вступайся ни за кого. Каждый отвечает за себя, первое слово каждый должен сказать за себя сам. Потом тебе помогут. Или не помогут. Но вот другому отвечать за человека нельзя. Вмешивайся, только когда первое слово уже сказано тем, за кого заступаешься.

Не прикасайся к чужому. Взял, к примеру, чужую книгу, полистал, положил на место – жди «ответку». Подойдет хозяин книги и потребует вернуть стольник. Какой такой стольник? Книгу брал? Брал. Вот в ней и лежал стольник, а сейчас его нет. Верни!.. Раньше карманникам разрешалось для сохранения квалификации залезть в чужой карман, а потом вернуть изъятое. Но потом тоже запретили. Даже у мента нельзя. Крысой тебя, конечно, не назовут, а вот если после этого на зоне повальный шмон начнется, на виновном будет висеть косяк.

Не играй. Насильно засадить за карты никого не могут. Более того, человек, который не играет вообще, пользуется, как правило, уважением. Но если проигрался – жизнь положи, а долг отдай. Причем обязательно в срок.

Не забывай, что у каждого незыблемого понятия есть своя вторая сторона. Например, с петухами за руку здороваться нельзя, да и вообще из их рук не следует ничего брать, так как сам можешь с легкостью оказаться в этой стае. Но вот грев или малява, переданная петухом на киче, фаршманутой не считается. А дальше – больше. На крытках, к примеру, баланду раздают исключительно петухи, но, однако, еще ни один авторитет, а они составляют там большинство, не умер от голода. В безвыходных ситуациях такие вещи косяками не считаются. Вот тебе и понятия, сынок. Нужно не просто знать все воровские законы наизусть, а тонко чувствовать грань между «можно» и «нельзя». В жизни тоже порою случаются подобные ситуации. Поэтому, прежде чем что-то делать, сто раз подумай, взвесь…

* * *

Я тряхнул головой, как будто бы освобождаясь от воспоминаний, и посмотрел в окно. Огромный ярко-красный шар солнца завис над тайгой, едва касаясь сосен, и, похоже, остановился, будто раздумывая: опускаться ли ему за горизонт или еще немного повременить по эту сторону планеты. Смеркалось, от лагерных строений протянулись длинные тени, воздух наполнился предзакатным розовым свечением. Заключенные вернулись с работы в жилую зону и готовились к поверке. Убрав тетрадь в тумбочку, я стал одеваться. Впереди ждала вечерняя поверка, которую не мог пропустить ни один заключенный, даже вор в законе.

Меня привезли сюда после суда, когда я получил свой последний срок. То, что он был последний, – я знал. Месяц назад у меня обнаружили одну из самых страшных болезней – саркому легких. Я знал, что мои дни сочтены. А ведь так надеялся, что воспитаю своего сына да и вообще закончу свою жизнь не в неволе, а в кругу своих близких…

Все заключенные стояли в рядах по пять человек; два прапорщика внимательно считали сидельцев, проходя между рядами и отмечая численность каждого отряда на деревянной доске. Я стоял в конце строя, лениво перебирая в руках четки. Стоило только прапорщикам перейти к другому отряду, как возле меня вырос Матрос.

– Разговор есть, Самсон.

Я поднял глаза и посмотрел на своего давнего знакомого, с которым повстречался еще на следствии и с которым попал на одну зону. Матрос был хорошим человеком с сильной волей. Он имел определенный авторитет среди братвы, но частенько обращался ко мне за советом.

– Так что, Самсон? Будет время пообщаться?

– После поверки у меня будут терки с братвой из восьмого отряда, а вот ближе к отбою приходи, – ответил я.

– Добро, – Матрос кивнул головой и отправился к своему строю.

Все свои внутризоновские сходки и терки я предпочитал проводить в кабинете начальника отряда, когда тот, закончив свой рабочий день, отправлялся домой. Бугор, у которого были ключи от кабинета, по первому требованию предоставлял мне свое помещение. Это было выгодно по многим причинам. Во-первых, не было посторонних ушей, и каждый мог высказываться открыто, не боясь последствий. Во-вторых, если бы во время «сходки» нагрянул ментовской шмон, то никто не догадался бы искать нас в кабинете начальника отряда.

Когда я вошел в кабинет, там уже ждали четверо представителей братвы. Каждый из них смотрел на меня глазами, в которых угадывались уважение, преданность и готовность исполнить любую мою волю, какой бы она ни была. Несомненно, они пришли сюда, чтобы спросить у меня совета как у смотрящего за зоной. Так было всегда, начиная с того момента, когда воровской общиной было принято решение ставить в каждой зоне смотрящего. Именно за ним оставалось последнее слово в решении любого вопроса.

– Здорово, братва! – кивнул я сидельцам.

В ответ послышались приветственные возгласы, и ко мне потянулись руки, испещренные разными наколками. Все происходило без лишней суеты. Здесь находились люди, которые знали, как себя вести в подобных ситуациях. Каждый из них выбрал свой путь и старался любым своим движением и жестом показывать окружающим свою принадлежность к верхушке блатного мира.

– Что за проблемы привели вас? – спросил я, обведя сидящих взглядом.

Слово взял смотрящий за общаком восьмого отряда по прозвищу Дикий. Его погоняло как нельзя лучше соответствовало внешности и чертам характера этого человека. Рост – выше среднего. Крепкое телосложение и жесткий уверенный взгляд заставляли большинство собеседников относиться к нему с уважением. Свое погоняло он получил, когда прибыл из Пермской колонии строгого режима, больше известной как «Белый лебедь». В свое время там проводилась всероссийская воровская ломка, которую устроили высшие чины из МВД, будучи уверены, что таким способом смогут лишить воровской мир верхушки. Туда отправляли не только воров в законе, но и тех, кто не желал подчиняться режиму и следовал воровским традициям. «Белый лебедь» был похлеще немецкого концлагеря времен Великой Отечественной войны. Там людей просто-напросто ломали – как физически, так и морально. Многие, вернувшись оттуда, так больше и не смогли стать прежними нормальными, уравновешенными людьми. Но Дикий смог. Правда, для этого ему пришлось очень долго ломать самого себя. Вначале он очень походил на неандертальца. Бросался на всех по малейшему поводу, независимо от того, кто это был – сиделец или мент. Всему виной были расшатанные нервы. Тогда-то и прозвали его Диким. Но постепенно размеренная жизнь зоны и внутренние усилия Дикого привели к положительным результатам. А впоследствии братва поставила его смотрящим за отрядным общаком.