Роман Романов - MMIX - Год Быка

• Название: MMIX - Год Быка
• Автор: Роман Романов
• Жанр: Филология

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».

Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.

Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.

(с) Р.Романов, 2008-2009

---

Придётся нам снова возвращаться в эпоху Великого перелома, чтобы понять мотивы Булгакова, решившего написать Роман об обаятельном дьяволе. Чтобы лучше понять писателя, нам придётся лучше понять его время. Это, в свою очередь, может потребовать отказа от привычных стереотипов восприятия периода советской истории, называемого обычно «сталинским» по имени самого сильного политика и единоличного лидера. Но был ли он таковым в самом начале 1930-х годов? Похоже, что вовсе нет. Это сейчас причины 1937 года общими усилиями сталинистской и антисталинисткой пропаганды воспринимаются упрощённо и прямолинейно – как происки врагов. А в 1929 году, когда Булгаков написал первый вариант Романа, ни о какой единоличной диктатуре не могло быть и речи. Диктатура одной партии, да, была, но в руководстве этой партии, подменившей государство, пышным цветом расцветал политический плюрализм вкупе с системой сдержек и противовесов, доставшейся в наследство от товарища Дзержинского.

Это сейчас считается, что старые большевики сами накликали на себя беду сталинских репрессий. Сами-то сами, но не так чтобы навлекли. Наоборот, пережившие гражданскую большевики знали исторической опыт французской революции, потому старались, как могли, уйти от родового проклятия революции, пожирающей своих детей. Держались всеми руками за принцип «коллективного руководства», дули на воду, решительно выкорчевывая любые намёки на бонапартизм. Как могли, но старались выполнить письмо-завещание Ленина десятому съезду. Соответственно, центральным противоречием внутрипартийной, а значит и вообще внутренней политики в СССР было противостояние двух полюсов «демократического централизма» – то есть желания коллективного руководства с необходимостью иметь одного вождя. Первый полюс опирался на интерес членов ЦК ВКП(б), единолично или кланово хозяйствующих внутри своих епархий – республик, областей, ведомств, отраслей. Организационно существовал как неформальная группа самых авторитетных вождей в руководстве ЦК. Второй, централистский полюс опирался на общий интерес сохранения партийной диктатуры в условиях внутреннего недовольства и враждебного империалистического окружения. Организационно фокусировался в руководстве Секретариата ЦК – это на деле, но символически, в стереотипном восприятии большевиков – в позиции председателя Совнаркома, которая казалась временно занятой переходными, компромиссными фигурами.

Парадоксально, но факт – товарищ Сталин стал в конечном итоге великим вождём и единоличным диктатором именно потому, что считался среди однопартийцев наихудшим кандидатом на роль советского Бонапарта. Параноидальный страх всех членов этого «клубка единомышленников» поочередно фокусировался на более ярких фигурах – Троцком, Зиновьеве, Бухарине, потом Кирове, Тухачевском. А Сталин этими страхами только пользовался, направляя в нужное русло. Даже сам неяркий образ товарища Сталина для того и раскручивался в противовес ораторам, горланам, главарям, чтобы подчеркнуть необходимую скромность, исполнительность, даже где-то косноязычие. Не внушала опасений и склонность к сухому теоретизированию «верного ученика вождя», которая блёкла на фоне яркой публицистики Троцкого или полководческих теорий Тухачевского.

Даже ленинское «письмо съезду» в скрытом от партии виде оказалось на руку Сталину. Имея на руках такой, как им казалось, «убойный компромат», можно было на любом съезде или даже пленуме, в любой момент снять генерального секретаря с этой скромной по тем временам аппаратной должности координатора. Правда, для этого товарищ Сталин должен был дать повод. А он его не давал, а сама ситуация стала для него настоящей школой политического выживания, лавирования, компромиссов, византийских маневров и закулисного разжигания противоречий.

В 1929 году вовсе не товарищ Сталин, и не секретариат ЦК были подлинными героями эпохи. Это была вершина политического влияния ОГПУ как политического и идеологического органа, сравнявшегося по весу и с ЦК, и с Совнаркомом. Руководство ОГПУ оказалось в позиции третейского арбитра между двумя полюсами, которую было сложно заполучить, но ещё сложнее удержать. Особенно, когда на местах чекистские начальники сравнялись по влиянию с первыми секретарями и другими членами ЦК, а в центре – заполучили в руки теневые каналы разведки и контрразведки, имевшие в это сравнительно мирное время не меньшее влияние на внешнюю политику, чем Наркоминдел или Генштаб. Именно ОГПУ внесло решающий вклад в создание нового международного имиджа Советского Союза, формирование широкой поддержки в кругах прогрессивной европейской интеллигенции и влиятельных социал-демократических и иных левых партий и движений. С помощью этих явных и тайных друзей Советского Союза решались завещанные Лениным задачи разжигания противоречий в рядах империалистических держав. В мирный промежуток перед неизбежным повторением империалистической бойни важнейшими задачами были получение военно-политической и научно-технической информации, приобретение технологий, переманивание или привлечение к негласному сотрудничеству учёных и конструкторов.

Соответственно, для этих целей ОГПУ привычно для себя должно было сочинить, сконструировать внутри СССР «подсадных уток» – влиятельные по внешней видимости организации или группы, способные сыграть роль партнёров для реально существующих западных контрагентов. Точно так же в начале 1920-х сочинялись подпольные центры для вовлечения в оперативную игру и заманивания в страну эмигрантских лидеров. Только об операции «Трест» нам в шестидесятые годы рассказали в рамках пропагандисткой кампании КГБ, а о более важных тайных операциях начала 1930-х, имевших продолжение вплоть до начала перестройки, нам расскажут всю правду ещё не скоро.

Тем не менее, эта правда как-то просачивается наружу из публикаций, воспоминаний, в ходе исторических и даже литературоведческих исследований. Так, книга Бузиновских «Тайна Воланда», хотя и грешит произвольными интерпретациями, но раскрывает важные факты и взаимосвязи. Собранные сведения свидетельствуют, что мирный литературный кружок «Атон» Максимилиана Волошина не только имел организационное пересечение с ещё более мирным кругом будущих создателей авиационной и ракетной техники. Оба круга творцов попали под глубокое идейное влияние очень интересной и загадочной личности. Официально Роберто Бартини тоже числился авиаконструктором. Однако, несмотря на признанное умение находить гениальные решения технических проблем Бартини так и не возглавил собственное КБ, а помогал младшим коллегам в качестве консультанта.

Бартини прибыл из Италии в Россию в 1923 году, после бурных событий, приведших к власти Муссолини. При этом «иностранный консультант» не испытывал затруднений с русским языком. Ещё известно о дружеских связях Бартини с начальником советской разведки Берзиным и с архитектором Иофаном, соавтором Сталина в проекте «вавилонской башни» Дворца Советов, а фактически – его личным эмиссаром в весьма влиятельных европейских кругах. Думаю, нет смысла долго разъяснять генетическую связь замкнутой элитной касты архитекторов с масонскими ложами.

Благодаря Бузиновским можно считать доказанным, что многие литературные произведения, в том числе очень популярные, такие как «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова, «Три толстяка» Олеши, фантастические романы А.Толстого и другие – были частью социального заказа ОГПУ. Например, дилогия Ильфа и Петрова сатирически заточена против троцкистов и «правоуклонистов». Но наряду с внутриполитическим идеологическим заказом преследовались иные скрытые цели – внешнеполитические. Поэтому в книгах участников «Атона» есть скрытый, но обнаруживаемый при сопоставлении символический подтекст. Скорее всего, тайная символика должна была показать европейским тайным партнёрам глубокое влияние их советских единомышленников.

Также очевидно, что товарищ Сталин был в курсе этой игры ОГПУ и более того, он лично участвовал в проекте Башни, символическое значение которой явно выходит за рамки коммунистической идеологии. Практическое же значение этой игры могло быть вполне прозаичным – под обещание воплотить в жизнь чужую символику можно приобрести по тайным каналам новейшие технологии в области металлургии, сварки, прочных стройматериалов. Это было остро необходимо перед большой войной, хотя бы для строительства бункеров и укрепрайонов. Почему строительство метро в Москве началось только в начале 1930-х? Не потому ли, что до того не хватало каких-то технологий, а потом они вдруг появились в стране с разрушенной научной и инженерной школой. В ещё большей степени это относится к созданию новых материалов, конструкций и технологий производства военной техники, особенно авиационной.