Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ

• Название: Сорок лет Чанчжоэ
• Автор: Дмитрий Липскеров
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94850-458-1

B маленьком старинном русском городке Чанчжоэ случилось событие сверхъестественное – безмолвное нашествие миллионов кур. И были жертвы... Всю неделю после нашествия город будоражило и трясло, как в лихорадке... Диковинные и нелепые события, происходящие в русской провинции, беспомощные поступки героев, наделенных куриной слепотой к себе и ближнему, их стремление выкарабкаться из душных мирков – все символично.

---

– А как же расшифровка бумаг?!" Рука замерла в воздухе, так и не дотянувшись до телефонной трубки.

– Если его арестуют, я никогда не узнаю, почему моего имени нет в летописи города! И вообще я ничего не узнаю!.." Лоб Генриха Ивановича покрылся испариной. Он все еще держал руку вытянутой, но уже понимал с ужасом, что не позвонит шерифу, по крайней мере сейчас.

– Надо успокоиться, – решил Шаллер. – Взять себя в руки!" Полковник дернулся, опустил руку к бедру и пошевелил пальцами, разминая, словно они затекли. Затем посмотрел на двухпудовые гири, стоящие в углу, и было подался к ним, но вмиг передумал, развернулся и быстрыми шагами вышел из дома… Он почти добежал до китайского бассейна, скинул с себя одежду и, мощно оттолкнувшись ногами, нырнул в пузырящуюся воду. Генрих Иванович коснулся дна грудью, даже слегка поцарапался о какой-то камушек, затем так же мощно оттолкнулся от дна и вылетел на поверхность, захватывая ртом воздух.

– Бред какой-то! – сказал он вслух и, доплыв до бортика,замер.

– Духи – Бешеный мул" продаются в любом корейском магазинчике и стоят двугривенный!.. Если человек интересуется судебной медициной, это еще не значит, что он убийца!.. Разве может этот тщедушный человечишка, в котором душа держится чудом, таким жесточайшим образом зарезать подростка, чьим учителем он был?.. Не может!" – сделал вывод Генрих Иванович и почти поверил себе.

Он успокоился и даже немного поплавал в удовольствие, решив непременно завтра же проведать слависта, отдать ему положенную сотенную и еще раз заглянуть в самую душу своими проницательными глазами.

– Конечно же нет, – сказал себе Генрих Иванович. – Лазорихиево небо зажигается только для добрых полковников!.."

22

Гаврила Васильевич Теплый решил купить себе новый костюм. Нужно признаться, что это решение было вынужденным, так как старые пиджак и брюки окончательно износились и вдобавок были безнадежно забрызганы кровью Супонина.

Отправившись в корейский квартал за обновой, славист всю дорогу ковырялся в памяти, восстанавливая до мелочей события минувшей ночи. Каждая деталька, каждая мелочишка, вспомненная им, доставляла сладчайшее чувство удовлетворения проделанным, и от этого учительский шаг становился шире и уверенно чеканил стоптанными каблуками по булыжной мостовой.

Уже входя в границы корейского квартала, Гаврила Васильевич разорился на еженедельник – Курьер" и прямо-таки зачитался броским заголовком на первой полосе: – Зверское убийство сироты под сенью опадающих каштанов!" – Ничего не скажешь, – подумал Теплый. – Красивое название. Только в нашем городе каштаны не растут…" Гаврила Васильевич замедлил шаг и вскоре окончательно остановился, прислонившись к углу какого-то дома, спеша прочесть статью.

– …Подросток лежал абсолютно голый под сенью каштанов, сквозь листья которых лился холодный, лунный свет на его вскрытую грудную клетку с выре занным сердцем, – читал Теплый. – Что же чувствовал юноша в свой последний час, когда безжалостная рука убийцы вознесла над ним остро отточенное лезвие ножа?"

– Ужас, – ответил вслух Гаврила Васильевич. – Ужас.

– И не говорите! – неожиданно услышал учитель из-за своего плеча. – Жуткое убийство! Прямо-таки зверское!

Он обернулся и увидел за своей спиной физика Гоголя, смотрящего сквозь толстые очки на газетный лист.

– Беспрецедентное убийство!

– Да-да, – буркнул Теплый и, оторвавшись от стены, быстро зашел за угол дома.

Там он сел за столик возле китайской чайной и подозвал корейца-официанта.

– Маленький чайник с жасмином.

– Плосу минуту сдать, – поклонился официант и исчез в потемках чайной.

В ожидании чая Гаврила Васильевич продолжил чтение статьи:

– …Перевернув труп на живот, доктор Струве также обнаружил глубокий разрез в поясничной области, констатируя отсутствие у тела печени…" Славист механически сунул руку в сахарницу, выудил оттуда кусок и принялся его грызть.

– …По первым признакам доктор Струве определил, что подросток не был подвергнут сексуальному насилию, так как половые органы и анальное отверстие убиенного не несли на себе каких-нибудь видимых повреждений".

Сахарная крошка попала на обнаженный нерв гнилого зуба, и славист вздрогнул от боли. В эту же секунду появился улыбающийся официант. Поставив перед клиентом чайник, он ловко налил жасминовый напиток в чашку, пуская струю аж с полуметровой высоты, и сказал спасибо. Гаврила Васильевич отпил из тонкого фарфора и пополоскал больной зуб. Боль отошла.

Славист вспомнил темно-багровый цвет печени Супонина, металлический блеск ее оболочки в лунном свете и почувствовал, как по телу, от паха к плечам, поползли приятные мурашки. Мелкие и быстрые, они достигли ноздрей слависта, и Гаврила Васильевич чихнул с брызгами.

– Будьте сдоловы! – сказал услужливый официант.

– Благодарю, – ответил Теплый и зачитался статьею дальше.

– …Следствие возглавил шериф Иван Фредович Лапа, который поклялся, что сделает все возможное, чтобы отыскать убийцу в кратчайшие сроки. Также г-н Лапа заявил, что уже сложилась версия, по которой убийца – приезжий и, вероятно, имеет отношение к медицине. В свою очередь на заседании городского совета губернатор Контата назначил премию в сто тысяч рублей тому, кто даст информацию, помогающую изобличить преступника. Церковь в лице Его Святейшества Митрополита Ловохишвили благословила шерифа Лапу на следствие и выразила уверенность, что силы Добра в конечном итоге победят силы Зла".

Гаврила Васильевич закончил чтение статьи и откинулся на спинку стула.

– Сколько же было здоровья в этом мальчишке, – подумал он. – Его вырезанное сердце стучало во внутреннем кармане пиджака всю обратную дорогу. Вот интересное ощущение – как будто у тебя два сердца!" Однако надо покупать костюм.

В корейской лавке он долго ходил вдоль вешалок с костюмами, разглядывая скорее бирки с ценами, нежели качество ткани. Цифры на ценниках ранили его в самое сердце, а оттого все удовольствие от прочитанной статьи улетучилось, уступив место жабе, сидящей на кадыке и мешающей сглатывать.

Промучившись таким образом с полчаса, Гаврила Васильевич нашел наконец то, что искал. В дальнем углу лавки висел с виду приличный черный костюм с приемлемой, по мнению слависта, ценой, втрое меньшей, чем за другие пары. К костюму также прилагалась белая рубашка и черные лакированные ботинки, что тоже устраивало учителя.

– Беру, – сказал Теплый хозяину и вытащил деньги, тщательно разглаживая купюры.

Хозяин тотчас сделал скорбную физиономию, и Гавриле Васильевичу даже показалось, что на глаза корейца навернулись слезы.

– Искленне сочувствую васему голю! – тонким голосом произнес хозяин.

– Какому горю? – не понял Теплый.

– Похолоны – всегда голе.

– Какие похороны? – удивился Гаврила Васильевич.

– Да как зе, вы зе костюм для покойниська покупаете, – пояснил кореец.

– Ах вот оно что, – понял славист. – Вот почему цена столь невелика".

– А чем же этот костюм от обычных отличается?

– Да в обсем нисем. Нитоська похузе, ботиноськи на клею, лубасеська плохо стилается… В обсем, длянь костюмсик!

– Скидку дадите?

– Лублик.

– Три.

– Два, – торговался хозяин.

– Да побойтесь Бога! Сами говорите, что костюм дрянь! Так дайте приличную скидку!

– Это для зывых длянь, а для мелтвых обнова холоса!.. Два лублика и гливеннисек!

– Ладно, – согласился Теплый, отсчитывая деньги. – Только дайте к костюму пуговицы запасные.

– Гливеннисек.

– Да как же гривенничек! – озлился славист. – Вы обязаны давать к костюму запасные пуговицы.

– Не обясан, не обясан! Мелтвес аккулатно носит костюмсик, мелтвесу запасные пуговисы не нузны!

– Заворачивайте! – распорядился Теплый и отдал хозяину деньги.

Уже идя обратно и тиская в руках сверток с обновой, Гаврила Васильевич поминал добрым словом купца Ягудина, при котором корейцы имели хоть какое-то уважение к аборигенам, опасаясь погромов.

– Скоты, – подумал про корейцев учитель. – Форменные скоты!" Придя домой, Гаврила Васильевич примерил костюм. Пара смотрелась неплохо. Хотя брюки были чуть велики, зато пиджак сидел как влитой, а верхняя пуговка рубашки не давила на кадык, как это обычно бывает.

Свой старый костюм Теплый связал в узел, засунул в печь и, обильно полив керосином, поджег…

Гаврила Васильевич снял с гвоздя сковороду, поставил ее на печную конфорку и, когда она разогрелась, плеснул на чугунное дно подсолнечного масла. Закипая, масло распространило по кухоньке семечковый запах. Славист пошевелил ноздрями, втягивая его – приторно-сладковатый, затем выудил из большой кастрюли завернутое в тряпочку сердце и, порезав его на мелкие кусочки, бросил на сковороду.

– Пусть моя жизнь продлится на жизнь убиенного, – тихо произнес Теплый.