Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

• Название: Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
• Автор: Ингеборг Фляйшхауэр
• Жанр: История

---

Распространившиеся в скором времени в правительственных кру­гах слухи об этой беседе доказывают, что откровения Вайцзеккера в са­мом деле представляли собой первый официальный шаг к сближению с СССР. Как сообщил личный адъютант Германа Геринга в министерст­ве авиации генерал Боденшац помощнику французского военного атташе в Берлине капитану Полю Штелину 6 мая 1939 г.[508], параллельно, когда Мерекалов беседовал с Вайцзеккером (по словам Боденшаца, Мерекалова информировал об этом сам Риббентроп), со­ветский военный атташе вел разговор в верховном командовании вер­махта. Обоих «подробнейшим образом познакомили с намерениями германского правительства». Свой отчет Боденшац закончил[509] слова­ми о том, что ему действительно больше нечего сказать Штелину, но что тому позже станет ясно: «на Востоке что-то готовится». На вопрос о причине подобного поворота во взглядах Гитлера Боденшац ответил, что Гитлер как солдат при реализации своих планов не принимает во внимание юридические и идеологические соображения. «Как вам... из­вестно, — продолжал Боденшац, — один очень благочестивый король-католик однажды, не колеблясь, заключил союз с турками. Впрочем, действительно ли так различны оба режима? Не являются ли их эконо­мики почти одинаковыми? Короче говоря, ситуации можно охарактеризовать следующим образом: поляки полагают, что могут рассчитывать на реальную помощь России. Их расчеты не оправдыва­ются. Гитлер никогда не полагал, что может решить вопросы Австрии и Чехословакии без одобрения Италии, и сегодня Гитлер вовсе не думает о том, чтобы урегулировать германо-польские разногласия без Рос­сии... Было три раздела Польши; поверьте мне, Вы увидите и четвер­тый!»

При этом не следует забывать, что подобные конфиденциальные сообщения были сделаны почти три недели спустя после беседы Вайц­зеккера с Мерекаловым. За это время записка Вайцзеккера, возможно, уже пробудила нужный интерес, а Молотов уже сменил Литвинова. По­зиция, на которой находился Гитлер накануне принятия решения, на­шла отражение и в более поздних воспоминаниях Штелина о высказы­ваниях Боденшаца, который сказал: «Германия хочет вернуть Данциг и коридор... Но Гитлер ради этого пойдет на риск войны лишь тогда, когда у него в руках будут все козыри. Главная опасность — это война на два фронта. А потому соглашение между третьим рейхом и Совет­ским Союзом необходимо». Этим целям служили прошедшие «перего­воры» с Мерекаловым и с советским военным атташе[510].

Отчет Поля Штелина поставил множество вопросов, которые до сих пор остались без ответа. Они касаются в первую очередь мотивов откро­венности Боденшаца. Предположение Дэвида Даллина, что речь шла о «чисто дипломатических маневрах»[511] Гитлера с целью разъединения СССР и западных держав, вряд ли приемлемо: нет никаких данных о том, что Гитлер санкционировал почти двухчасовую беседу Боденшаца в министерстве авиации. Кулондр предполагал, что Геринг послал сво­его адъютанта к французскому военному атташе с согласия Риббентро­па. Но Кулондр, с одной стороны, придерживался мнения, что в то время прежде всего «Риббентроп работал над тем, чтобы склонить Гит­лера к соглашению с Советами»[512] (гипотеза, правомерная лишь в уз­ких рамках), с другой же стороны, Кулондр недооценивал существовавшие между Герингом и Риббентропом соперничество, их разногласия по проблеме войны и ожесточенную борьбу за верховенст­во в вопросах внешней политики и союзов.

Вернее предположить, что Боденшац действовал на собственный страх и риск и в одиночку. Его излишняя общительность была известна и являлась для Геббельса источником постоянного раздражения[513]. Возможно, Боденшац не сомневался в одобрении Геринга, у которого в первые дни мая произошел спор с Гитлером по поводу решения послед­него относительно военного разгрома Польши. Геринг, по его собствен­ным словам, просил «еще подождать»[514]. Он считал войну опасной и преждевременной и, беспокоясь, поручил провести оперативные исс­ледования на случай войны в Европе. Считая Германию для подобного предприятия недостаточно вооруженной, он, прежде чем 3 мая в связи с празднованием победы Франко в Испании отправиться в путешествие по Средиземному морю, приказал ускорить выпуск авиационной техники.

Непосредственно перед отъездом Геринга Боденшац предупредил польского военного атташе в Берлине о предстоящей германской акции против Польши. Он «сказал, что в этом году война неизбежна и старал­ся убедить польского военного атташе в Берлине в том, что Англия и Франция не в состоянии помешать Германии молниеносно захватить Польшу»[515]. Через три дня после отъезда Геринга Боденшац проин­формировал помощника французского военного атташе по авиации о планах Германии.

Даже в свете этих сообщений остается неясным, по чьему указанию Вайцзеккер проводил зондаж Мерекалова (и военного атташе во время беседы в ОКВ), исходило ли оно сверху или было согласовано лишь за­интересованными лицами из министерства иностранных дел (Шуленбургом, Вилем, Вайцзеккером с ведома Геринга) и верховного главно­командования вермахта (Канарис[516], Остер). Не исключено, что в этой (совместной) акции принимали участие и те военные, которые с тревогой смотрели на неизбежные последствия предстоящей поль­ской кампании и потому все больше стремились к взаимопонима­нию с Россией[517]. Итак, ситуацию середины апреля 1939 г., несмотря на упомянутые неясные вопросы, можно охарактеризовать следующим образом: планы Гитлера в отношении Польши были окончательно сформированы; с молчаливого согласия Геринга (и ОКВ) «лихорадоч­но» (выражение Вайцзеккера) искали возможность заручиться нейтра­литетом России. Зондаж должен был выявить вероятную советскую готовность к этому.

И Гитлер уже не сомневался в необходимости достижения взаимо­понимания с Россией, однако считал, что плод («военное соглаше­ние»)[518] должен зреть постепенно[519]. При этом он сильно колебался, то одолеваемый соблазном осуществить планы приобретения «восточного пространства» (Вайцзеккер), то страшась призрака могущественной России. Характерными для этих колебаний были мысли, которыми Гитлер, для устрашения Румынии и Англии, 19 апреля поделился с ру­мынским министром иностранных дел Г.Гафенку, совершавшим ознакомительную поездку по различным европейским столицам и находившимся по пути в Лондон. После «пугающих прогнозов» в адрес Англии и ее союзников Гитлер внезапно остановился и, задав ритори­ческий вопрос: «К чему эта бесконечная бойня?» — сам на него и отве­тил: «В итоге мы все, победители и побежденные, будем лежать под теми же самыми руинами, а пользу извлечет лишь Москва»[520]. Как не без основания предполагал Дэвид Даллин, к тому моменту в Германии «Гитлер... (был) главным препятствием на пути германо-русского сближения»[521].

Правительственное совещание в Кремле

Мерекалов сообщил Вайцзеккеру, что в ближайшие дни он едет в Москву. Согласно информации Боденшаца, переданной Штелину, полпред отправился в сопровождении своего военного атташе на следу­ющий день после его приема в МИД, то есть 18 апреля. В Берлин он уже не вернулся[522].

19 апреля в Москву для консультаций выехал и советский полпред в Лондоне Иван Майский[523]. Объяснение Майского причин поездки зву­чит убедительно. «Одновременно с присылкой наших контрпредложе­ний, — писал он, — М.М. Литвинов вызвал меня в Москву для участия в правительственном обсуждении вопроса о тройственном пакте взаимо­помощи и перспективах его заключения. 19 апреля я покинул Лондон». 28 апреля Майский на обратном пути в Лондон остановился в Париже, где проинформировал о результатах правительственного совещания в Москве Якова Сурица, который, несмотря на его непосредственное участие в переговорах относительно заключения пакта, в московских консультациях не участвовал.

Совещание имело большое значение. Майский в своих воспомина­ниях пишет о «том памятном совещании в Кремле» и подчеркивает присутствие Сталина. Атмосфера, в которой Советское правительство собралось на совещание, нашла отражение в статье журнала министер­ства иностранных дел «Journal de Moscou» от 18 апреля. Касаясь ноты, направленной Рузвельтом Гитлеру и Муссолини (14 апреля), автор статьи комментировал ее словами: «Теперь как никогда ясно, что мир приближается к ужасной катастрофе, которая окажется неизбежной, если своевременно не будут приняты необходимые меры... Естествен­но, что столь серьезные события в равной степени привлекают к себе внимание и СССР и США, которые благодаря своей мощи и географи­ческому положению могут не бояться прямого нападения».

Оставленное Иваном Майским описание этого совещания — как единственное свидетельство — представляет особую ценность. Май­ский писал: «На правительственном совещании в Москве я должен был давать самые подробные сведения и объяснения о настроениях в Анг­лии, о соотношении сил между сторонниками и противниками пакта, о позиции правительства в целом и отдельных его членов в отношении пакта, о перспективах ближайшего политического развития на Бри­танских островах и о многих других вещах, так или иначе связанных с вероятной судьбой советских контрпредложений. Информируя прави­тельство, я старался быть предельно честным и объективным... и не со­здавать у правительства никаких иллюзий... Я рассказывал правду... и в итоге картина получалась малоутешительная. Тем не менее прави­тельство все-таки решило переговоры продолжить и приложить все возможные для того усилия, чтобы убедить англичан и французов из­менить свою позицию. Ибо как на этом совещании, так и в частных разговорах со знакомыми мне членами правительства я все время чувствовал одно: надо во что бы то ни стало избежать новой мировой войны! Надо возможно скорее договориться с Англией и Францией!»