Пьер Грималь - Цмцерон

• Название: Цмцерон
• Автор: Пьер Грималь
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

Книга посвящена Марку Туллию Цицерону, знаменитому оратору и государственному деятелю Древнего Рима, автору философских работ и теоретику красноречия. Она написана крупнейшим специалистом в области римской литературы и истории, автором многих книг, бывшим профессором Сорбонны Пьером Грималем.

---

Так, на наш взгляд, думает Цицерон в феврале 49 года, в дни, когда решается судьба Италии. Он почти ежедневно делится своими размышлениями с Аттиком. Аттик же в ответных письмах приводит совсем другие доводы. Он утверждает, что определение honestum, данное другом, вовсе не лучшее. И прибегает к доказательству от противного: «честно» ли (honestum) убегать от опасности? — спрашивает он. Ответ, естественно, отрицательный. А тогда следовать за Помпеем не honestum. Честно оставаться в Италии. Туг мы видим столкновение двух философских систем: эклектического стоицизма Цицерона и эпикуреизма Аттика. Первый исходит из идеала, вытекающего из рационалистического мировоззрения, второй — из правильно понятого интереса и ценности безмятежного спокойствия. Именно поэтому Аттик, как сообщает его биограф Корнелий Непот, был «другом всех и каждого». Он не жалел ни денег, ни сил для помощи любому, кто в ней нуждался, он помогал и тем, кто последовал за Помпеем. Сам Аттик остался в Риме, и его «удаление от дел» было, говорит Корнелий Непот, «столь любезно Цезарю, что после победы он, нередко писавший тому или иному гражданину, требуя денег, к Аттику никогда не обращался и даже передал ему Квинта Цицерона и сына Помпонии, захваченных в лагере Помпея».

В конце концов позиция Аттика совершенно ясна: он исходил из чисто эпикурейского принципа — в любом положении избегать риска. Отъезд из Италии вслед за Помпеем, который явно готовился покинуть Рим, во всяком случае, после падения Корфиния, бесспорно, был риском. Вот если Помпей останется в Италии (так пишет Аттик, хотя твердо знает, что тот не останется), тогда, разумеется, надо все принести в жертву honestum, презреть возможность бегства и умереть за родину. И тут Аттик верен эпикуреизму — мораль этой школы допускала также готовность к героической смерти. Гораций вспоминает об этом в своей знаменитой оде. В данном случае, однако, перспектива гибели была скорее теоретической. Аттик напоминает Цицерону, что государство не воплощено в личности Помпея — оно представляет собой «республику», res publica, то есть «общее дело», и «народ», populus, продолжает существовать, хотя правительство, считающее себя законным, находится в изгнании.

И Цицерон, и Аттик, как видим, ищут решения вопроса в сфере философского анализа, а не в приспособлении к обстоятельствам, которые меняются в зависимости от исхода последнего сражения. Цицерон отождествляет республику с Помпеем. Аттик, может быть, более проницателен, над ним меньше власти имеют архаические представления, он исходит из политической реальности, которая не зависит от тех или иных лиц. Главное, на взгляд Аттика, — коллектив граждан, populus, и задача любого политического режима — служить этому народу, обеспечить ему мир и порядок. Прямо этого Аттик не говорит, но он явно не против единоличного правления при условии, что носитель единоличной власти будет «добрым царем». Много лет спустя политические союзники Аттика начнут борьбу за создание такого строя, исходя из теоретических посылок, изложенных Филодемом в его сочинении «О добром царе у Гомера»; еще позже, после победы при Акции, Меценат, такой же эпикуреец, как и Аттик, советовал основать новый строй на монархических началах — речь его сохранил для нас Дион Кассий, у которого в руках, без сомнения, были прямые исторические источники. Однако Цицерона не так-то легко убедить. Он помнит наставления Музы в поэме «О своем консульстве». Только один раз пришлось ему отклониться от правил, что возвестила Муза, — триумвиры заставили его действовать им в угоду, но и тогда, уступая силе, Цицерон все же надеялся, что придет день и он вновь обретет свободу. Может быть, этот день настал?

В середине февраля проблема выбора неожиданно резко обострилась. В те дни, когда Цезарь осаждал Корфиний, Помпей вызвал Цицерона к себе в Луцерию — ведь с формальной точки зрения он по-прежнему подчинен Помпею. По пути Цицерон узнает, что наступающие войска Цезаря могут перерезать ему дорогу, тотчас же поворачивает назад и возвращается в Формии, по всему судя, очень довольный, что нашелся предлог и можно по-прежнему держаться в стороне. Ну а если придется все же отправиться к Помпею, то только морским путем. Предвидя такую необходимость, Цицерон отдает распоряжение подготовить один корабль в порту Гаэты и один в Брундизии. Впрочем, полной уверенности в том, что придется воспользоваться тем или иным, у него нет.

Восемнадцатого февраля осада Корфиния еще продолжается, в лагере Помпея ожидают благоприятного исхода событий; Цицерон же пытается разобраться в положении и в себе самом: он пишет длинное письмо Аттику, в котором взвешивает по своему обыкновению все «за» и «против». Вначале — аргументы в пользу отъезда к Помпею: воспоминание о благодеяниях престарелого полководца, о возвращении из ссылки. К тому же, если остаться в Италии, Помпей отплывет на Восток, Цицерон попадет в полную зависимость от Цезаря; а положиться на Цезаря вряд ли можно — все и всех готов он принести в жертву своему честолюбивому стремлению к верховной власти. Наконец, допустим, Помпей добивается победы и с триумфом возвращается в Италию — какой стыд придется пережить! Далее Цицерон доказывает преимущества противоположного решения так же и, может быть, даже более убедительно. Доказательства как бы сами собой распределяются по рубрикам; так строились «суазории» — упражнения для учеников риторических школ, где принято было сочинять монологи, обращенные к тому или иному знаменитому историческому деятелю. Аргументы бывали двух видов, так как перед оратором ставились две цели: доказать, что предлагаемый совет отвечает интересам великого человека, убедить его в том, что выполнение совета для него почетно, сообразно с его достоинством. Аргументы первого рода подпадают под понятие «полезного», utile, второго — под уже знакомое нам понятие honestum. Аргументы Цицерона типа utile: Помпей никогда не отличался предусмотрительностью, отсутствие ее демонстрирует и теперь; полководец никогда не прислушивался к советам Цицерона, а если бы прислушался, не попал бы в такое тяжелое положение. Помпей всегда исходил из собственных интересов, а не из интересов государства. Следовательно, каждый, кто присоединится к Помпею, рискует принести не пользу, а вред.

Следовать за Помпеем, однако, противно не только utile, но и honestum. Видимо, все же на Цицерона сильно действовали доводы Аттика. Помпей передислоцировал свои войска, а попросту говоря, бежал из Рима. Что может быть позорнее? Он предал родину в руки тирана. А ведь предать родину — тягчайшее из преступлений. Что такое родина? Люди, боги, достояние. Что же из всего этого на стороне Помпея? Ничего. Граждане либо совершенно равнодушны, либо склоняются на сторону Цезаря. Так во имя чего же станет жертвовать собою тот, кто присоединится к Помпею?

Из письма ясно видно, что Цицерону хочется остаться. К изложенным соображениям прибавляются и более практические: стоит январь, погода никак не благоприятствует путешествию; плавание по морю в это время крайне опасно, да и как можно вот так вдруг бросить все — имущество, дома, семью... Цицерон по опыту знает, чем это может кончиться. Но в то самое время, когда он пишет письмо, гонцы прибывают один за другим: дела под Корфинием поправляются; говорят даже, будто легаты Помпея в Испании разбили войско цезарианцев, которые пытались задержать их в Пиренеях. На помощь Помпею идет армия под командованием Афрания, она вот-вот спустится в Италию. Об отъезде на Восток можно больше не думать. Вести не бесспорны, но на какое-то время Цицерон обретает спокойствие. Можно с чистой совестью оставаться на месте.

Этот долгий разговор с самим собой, лишь по форме обращенный к Аттику, несомненно, принес пользу. И вот какую: Цицерон больше не смотрит на положение с точки зрения жесткой стоической морали; он стал трезвее, видит дальше и глубже, чем любой последовательный стоик (Катон, например, предпочел умереть, но не склониться перед победоносным Цезарем). Постоянное общение с Аттиком действует на Цицерона, размышления и решения его постепенно теряют возвышенный драматизм, присущий стоикам. Спокойствие Аттика не внушает надежды, но помогает обрести душевный мир. Позже в трактате «Об обязанностях» Цицерон сказал о самоубийстве Катона, что для такого человека оно вполне естественно; но, прибавляет он, есть ведь и другие люди, «которым самоубийство следовало бы бесспорно поставить в вину, ибо жизнь их была менее суровой, а характер — более человечным». Можно ли сомневаться, что Цицерон говорит о себе? Поступок соответствует требованиям чести и достоинства; но этого мало, надо еще, чтобы он был в согласии со всей жизнью человека. Такая последовательность, верность души самой себе есть особая добродетель — добродетель «пристойности». Цицерон уделяет ей много внимания в поздних философских трактатах и в первую очередь в трактате «Об обязанностях». Нет сомнений, что личное и духовное влияние эпикурейца Аттика избавило Цицерона от слишком жесткого стоицизма; рассудок, может быть, и влек его к стоической морали, но отвращали чувствительность, деликатность души и тонкий ум, видевший все стороны каждого положения.