Пьер Грималь - Цмцерон

• Название: Цмцерон
• Автор: Пьер Грималь
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

Книга посвящена Марку Туллию Цицерону, знаменитому оратору и государственному деятелю Древнего Рима, автору философских работ и теоретику красноречия. Она написана крупнейшим специалистом в области римской литературы и истории, автором многих книг, бывшим профессором Сорбонны Пьером Грималем.

---

На заседании 22 октября Цицерон произнес речь и убедил сенаторов принять решение о вручении ему чрезвычайных полномочий и права использовать все доступные средства, включая применение оружия, для защиты республики. Поначалу консул решил, что, стянув войска и приведя их в боевую готовность, заставит заговорщиков отказаться от своих замыслов. У ворот Рима ждали очереди отпраздновать триумф два проконсула, Квинт Марций Рекс и Квинт Метелл Кретик, со своими отборными солдатами. Цицерон отправил первого в Апулию, второго в Этрурию, а обоим преторам, находившимся при исполнении своих обязанностей — Цецилию Метеллу Целеру (благодаря Цицерону он получил назначение наместником Цизальпинской Галлии на следующий год) и Квинту Помпею Руфу (о котором мало что известно) дал приказ: первому провести набор войска в Пиценской области, а второму — отправиться в Капую и помешать посланцам Катилины сформировать войско из гладиаторов, которых в этом городе по-прежнему было очень много.

В Риме Луций Эмилий Павел (брат Лепида, будущего триумвира) выступил с официальным обвинением Катилины в насилии, что при данных обстоятельствах было актом, юридически вполне обоснованным. В своем ответе, исполненном наглости и презрения к законам, Катилина заявил, что готов остаться под домашним арестом либо в доме консула, либо в доме претора Метелла Целера, а поскольку оба от такого предложения отказались, Катилина перебрался в дом одного из своих сообщников, формально проявив готовность внять предъявленному обвинению, а по сути дела сохранив полную свободу действий. В этом-то доме, хозяином которого был Марк Порций Лека, в ночь с 6 на 7 ноября Катилина созвал совещание своих сторонников. Он объявил, что решил уехать в Этрурию и принять командование армией, которую тем временем собрал в Средней Италии Гай Манлий — бывший центурион Суллы и участник заговора, руководивший подготовкой его в тех краях. Катилина прибавил, однако, что не покинет Рим, пока в нем остается в живых консул Цицерон. Два человека — всадник Гай Корнелий и сенатор Луций Варгунтей (в источниках, впрочем, приводятся и другие имена) вызвались покончить с Цицероном. На заре следующего дня, 8 ноября, они, замешавшись в толпу клиентов, пришедших приветствовать консула, должны были явиться в дом Цицерона и убить его. Присутствовавший на совещании Курий поспешил предупредить консула, и, когда убийцы подошли к дому, двери оказались запертыми.

Дольше медлить было нельзя. В Храме Юпитера Статора (буквально: «Остановителя») собралось заседание сената. Выбор места не случаен. Согласно легенде храм был освящен Ромулом во время войны с сабинянами и их царем Титом Татием в ознаменование того памятного мгновения, когда Юпитер вмешался в ход сражения и остановил обратившихся в бегство римлян. Само название храма, таким образом, наводило на мысль — надо остановить Катилину, поставить на его пути преграду в виде законов, некогда данных Риму богами. Этот образ лег в основу первой Катилинарии — речи, в значительной своей части импровизированной и оставшейся навсегда одним из самых знаменитых образцов цицероновского красноречия. Цицерон ссылается здесь на прецеденты, дававшие ему право предать Катилину казни, но, по его словам, он хочет быть милосердным и в соответствии с традициями общины сделать все, что можно, для спасения жизни одного из граждан. Но дело обернется по-иному, если Катилина покинет столицу и станет во главе армии, которую создал в Этрурии. Тогда он сам исключит себя из числа граждан, станет врагом Рима и его народа, и смерть его при разгроме войска не бросит на консула никакой тени. Современные историки нередко пишут о слабости, проявленной здесь Цицероном, который, по их мнению, опасался участи Гая Рабирия. Прецеденты, на которые он ссылается, действительно относятся ко временам гражданской смуты, которую Цицерон меньше всего хотел бы пережить еще раз. Поэтому он и стремится дать Катилине возможность разоблачить себя как врага государства, вынести борьбу подальше от Города, за священные пределы померия, на поля сражений, где властны одни лишь законы войны.

Сенаторы наконец убедились, что заговор не был выдумкой консула пли искусно проведенной провокацией. Катилина пытался отвечать. Отказавшись от былого наглого тона, он напомнил сенаторам о своем происхождении, о традициях «отчей» республики, которые требовали, чтобы аристократы всегда служили народу. По какому праву у патриция Катилины требует отчета какой-то Цицерон, человек из Арпина, переселенец (inquilinus — слово, которым обозначали в Риме людей, не имевших в юроде собственного жилья), личность, случайно замешавшаяся в ряды правителей республики? Сенаторы не поддались, однако, такого рода доводам, и Катилина, сопровождаемый злобными выкриками, покинул храм, угрожая «погасить под развалинами государства тот костер, на котором его пытаются сжечь». Весьма возможно, правда, что эта фраза, которая, судя по источникам, была произнесена совсем в другом случае, вложена Саллюстием в уста Катилины лишь ради драматического эффекта. Двадцатью годами позже описанных событий, когда Саллюстий составлял свой рассказ, эпизод уже окутался драматическими светотенями, что давало возможность историкам и поэтам проявить свой талант, а заодно и исказить ход событий.

Итак, Катилина покинул Рим. Из попытки захватить власть в столице ничего не вышло. Оставался лагерь Манлия, куда он и направился в надежде вскоре вернуться во главе победоносной армии в столицу, где его союзники собирались к тому времени поднять восстание против консулов и государственной власти. Желая скрыть спои подлинные намерения, Катилина писал друзьям и даже принцепсу сената Лутацию Катулу, что отправляется в Массилию в добровольное изгнание, гонимый клеветой, возведенной на него врагами; что единственная его вина — защита бедных граждан, чьи интересы он пытался отстоять в борьбе с безжалостными кредиторами. Сходные письма писал проконсулу Марцию Рексу и Манлий. Но, невзирая на миролюбивые слова, Катилина готовился к войне. Вместо того чтобы отправиться по Аврелиевой дороге, которая вела вдоль морского берега в Массилию, он двинулся к Аррецию, где соединился с другим своим сторонником Гаем Фламинием, а отсюда, возложив на себя знаки императорского достоинства, пошел на Фьезоле. Оповещенные об этом сенаторы объявили Катилину «врагом римского народа», предложив в то же время прощение тем его союзникам, которые сложат оружие до установленного дня. Однако никто из сторонников Катилины не покинул его лагерь.

9 ноября Цицерон обратился с речью к народу (так называемая Вторая Катилинария), где изложил весь ход событий, раскрыл подлинные намерения заговорщиков и показал, что республика располагает силами, которые не оставляют Катилине никаких шансов на успех. В те дни консул еще питал надежду, что в самом Риме удастся избежать насилия: «Я буду поступать так, квириты, чтобы — если только это окажется возможным — даже бесчестный человек не понес кары за свое преступление в стенах этого города». Следовательно, главная трудность состояла в том, что друзья Катилины остались в столице, не последовали за своим вождем. Враги вне города (то есть армия Манлия) должны были встретиться на поле боя с консульской армией под командованием Гая Антония, действовавшего по прямому распоряжению сената, Цицерон же оставался полновластным хозяином в Городе. Но что мог он сделать, если существовали законы, запрещавшие казнить гражданина без приговора суда, избранного народом? Решение сената о введении чрезвычайного положения временно как бы упраздняло эти законы, гарантировавшие lihertas, но, как мы видели в связи с делом Росция, правовой характер и границы применения чрезвычайных законов могли быть оспорены. Наверное, все-таки не стоит приписывать нерешительность Цицерона и его сомнения в том, применять ли чрезвычайное законодательство, лишь трусости. Гораздо больше оснований видеть здесь обычное его уважение к нормам общинного общежития, обычное его стремление избегать всего, что могло бы поставить под угрозу согласие граждан.

Конец ноября прошел в напряженном ожидании. Заговорщики продолжали готовить мятеж. Консул неотрывно следил за ними. Неожиданно Катон, потомок старого Катона Цензория, отвлек от них общее внимание, предприняв шаг, чреватый опасными последствиями. Катон выступил против одного из консулов, только что избранных комициями па будущий год, Луция Лициния Мурены, обвинив его в противозаконных предвыборных махинациях. Цицерон согласился защищать Мурену. По-видимому, он рад был оказать услугу соратнику Лукулла. К тому же, если Мурену осудят и, следовательно, отрешат от консульства, следующий год начнется при одном-единственном консуле — Снлане, а когда в городе нет спокойствия и извне угрожает армия мятежников, такое положение таит в себе немалые опасности. Суд внял доводам Цицерона и оправдал Мурену.