Валерио Манфреди - Тиран

• Название: Тиран
• Автор: Валерио Манфреди
• Издательство: ACT
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011

Книга, переведенная на 24 языка и вошедшая в списки бестселлеров 38 стран! История Дионисия I, тирана Сиракуз, известного полководца и одного из самых противоречивых правителей античной истории. Одни биографы — как древние, так и современные — превозносят его ум, мужество и отвагу. Другие, напротив, считают его чудовищем, смерти которого с полным правом желали соотечественники приверженцы демократических убеждений. Каким же был Дионисий в действительности? В своем увлекательном, живом и смелом историческом романе Валерио Массимо Манфреди старается увидеть в Дионисии Сиракузском не идеального героя и не романтического злодея, а — человека. Настоящего мужчину, способного на любовь, на необычные поступки — и трагические ошибки…

---

Лептин шел среди этого ужаса, шатаясь, словно в кошмарном сне: он видел нежные тела юношей, лишь недавно выросших из детства, и другие — крупные, мускулистые, принадлежавшие зрелым мужчинам, — обескровленные и окаменевшие, мертвые. Отрубленные головы бородатых ветеранов, насаженные на пики, глядели на него остекленевшими глазами, раскрыв рты в безмолвном, гротескном смехе. Мухи жужжали повсюду, настойчиво, тревожно.

Вдруг отголоски битвы, все еще продолжавшейся на вершине холма, пробудили Лептина, и он крикнул Иолаю, остававшемуся на корабле, чтобы тот прислал переводчика. После чего отправился к тому месту, где главы племен ожидали окончания схватки, чтобы приступить к новым убийствам.

Он обратился к тому, кто походил на главнокомандующего.

— Я Лептин, брат Дионисия, владыки Сиракуз и вашего союзника, я прошу тебя прекратить битву. Ты уже победил, — сказал он. — Позволь мне уговорить этих людей сдаться.

— Нет, — ответил вождь. — Мы давно ведем войну с ними, они заняли наши территории без какого-либо на то права. Мы хотим, чтобы они исчезли совсем, мы должны истребить их.

— Ты получишь гораздо больше пользы, если ты их пощадишь. Я намерен выкупить их по одному. Даю тебе… двадцать драхм серебром за каждого, хорошо? Тридцать… мину, вот, я дам тебе мину серебром за каждого. Ты согласен?

В это мгновение к нему подошел помощник и, услышав эти слова, схватил его за плечо:

— Гегемон, ты знаешь, во что это тебе обойдется? По меньшей мере сто пятьдесят талантов — а это больше половины всего, что у нас есть на борту. А ведь деньги нужны нам, чтобы покрывать военные расходы…

— Это и есть военные расходы, — возразил Лептин, потом обернулся к переводчику и спросил: — Проклятие, ты собираешься выяснить у этого козла, намерен ли он принять мое предложение?

Тот перевел, и вождь важно кивнул, с достоинством, словно делал великое одолжение.

— Наконец-то! — воскликнул Лептин. — А теперь скажи ему, что мне нужно добраться до тех людей на холме.

Вождь прокричал что-то, и луканское войско прекратило бой, а потом стало отступать. Наконец оно расступилось, чтобы пропустить сиракузского наварха, который стал медленно подниматься по склону — до тех пор, пока не обнаружил прямо перед собой четыре тысячи фурийских воинов, обессиленных тяжким боем, раненых, тяжело дышащих, страдающих от жажды, покрытых кровавым потом, — они пораженно и безмолвно смотрели на него. Лишь оглушительный стрекот цикад раздавался в это мгновение над выжженным солнцем холмом.

Лептин заговорил так:

— Я — верховный наварх сиракузского флота, я ваш враг, но до сих пор я не знал, что этим варварам приказано истребить вас всех до единого. Катастрофа уже произошла, ужасное кровопролитие свершилось. Но хотя я ваш враг, я все же грек, мы с вами говорим на одном языке и почитаем одних и тех же богов, посему я сделаю все возможное, чтобы вас спасти. Я предложил выкуп за ваши жизни и, если вы сдадитесь, даю вам слово: вам не причинят никакого вреда, и вы вернетесь к ожидающим вас семьям. Ваших товарищей, пытавшихся спастись вплавь, думая, что перед ними регийский флот, мы подобрали и позаботились о них, они отправятся в свой город вместе с вами.

Люди глядели на него пораженно, не зная, что и думать. Некоторые выкрикивали отдельные фразы, не будучи в силах рассуждать здраво, иные падали на колени, прочие начинали навзрыд плакать.

— Бросайте оружие и следуйте за мной, — приказал Лептин. — Вам не причинят никакого вреда. Если кто-нибудь нападет на вас, я лично отдам приказ своим войскам защищать вас.

При этих словах воины, находившиеся на холме, один за другим, начиная с самых пожилых, стали бросать на землю мечи и щиты, а потом отправились вслед за Лептином, пройдя мимо рядов вооруженных варваров, все еще охваченных жаждой битвы.

Они двигались молча, пристально глядя в пустоту, и так добрались до берега и упали там на песок.

Вождь лукан велел пересчитать их всех, потом поднялся на корабли, чтобы там сосчитать остальных, и назвал Лептину сумму.

Тот глазом не моргнув выплатил сто семьдесят талантов серебряными монетами, а затем лично провел мирные переговоры между варварскими племенами и самыми старшими по званию военачальниками из выживших, способными представлять город Фурии. Он также добился для них позволения собрать тела погибших и сжечь их на погребальных кострах.

На закате он вернулся на «Бувариду» и велел двигаться на юг, в направлении Мессины, где ждал его Дионисий и, быть может, самое тяжелое в его жизни дело.

Дионисию уже все доложили, он принял брата в мессинском лагере, стоя к нему спиной.

— Я знаю, что ты думаешь… — начал Лептин, — но тебе следовало быть там; ты не видел этой резни, этой горы трупов, разодранных на части, разрубленных на куски, крови, окрасившей землю и море…

— Я что, мало наблюдал резни? — огрызнулся Дионисий, резко оборачиваясь. — Всю жизнь я сражаюсь. И ты тоже, ради Зевса! Не говори мне, что ты видел кровь впервые.

— Но они же греки, проклятие! Греков истребляли варвары, действовавшие от нашего имени. Ты говорил мне о соглашении с луканами, о стратегической поддержке, о всякого рода вылазках, но ты не сообщил мне, что предоставил им свободу уничтожить целый город!

— Хватит! — заорал Дионисий еще громче. — Хватит, я сказал! Ты совершил серьезнейший акт неповиновения. Ты подписал мир, противоречащий моим политическим планам и военной стратегии. Ты растратил огромную сумму денег, приготовленную на нужды ведения этой кампании. Ты понимаешь, что это значит? Государственная измена, неподчинение, сговор с врагом на поле боя!

Лептин склонил голову, словно раздавленный столь жесткой реакцией брата, как будто не предвидел ее. Когда он поднял глаза, встретился с ним взглядом и увидел перед собой налитые кровью белки, покрасневшее от гнева лицо, вздувшиеся вены на шее тирана, выкрикивавшего обвинения и ругательства, ему показалось, что перед ним стоит кто-то чужой, жестокий и бесчеловечный. Он дождался, пока Дионисий закончит свою речь, и, пока тот переводил дух, запыхавшись вследствие этой неподконтрольной вспышки гнева, ответил так:

— Я все это знаю и готов принять на себя последствия. Но сначала я хочу сказать тебе вот что: увидев весь этот ужас, я вдруг вспомнил, что такое греческий полис, а ведь я уже и забыл об этом. Я не говорю о Сиракузах, Селинунте или Катании, о друзьях и врагах, я говорю о любом городе, жители которого происходят от несчастных, вынужденных много лет назад покинуть родину и искать счастья за морем. Они прибыли сюда, не имея ничего, кроме собственных жизней и надежд. И не для того, чтобы создавать империи, а лишь некое подобие прародины — город с портом, чтобы вести торговлю, с холмом, где можно почитать богов, полями, чтобы сеять пшеницу, и оливковыми рощами. Лишь небольшое количество из этих городов обрели будущее, многим не суждено было родиться, лишь некоторые из переселенцев достигли своей цели, а огромное их число погибло на дне морском, и тела их съели рыбы. Верно, мы много раз вели бесполезные войны из глупого соперничества, но я больше не позволю дикарям уничтожить греческий город по моей вине. Я сделал то, что сделал, потому что посчитал это правильным.

Дионисий снова повернулся к нему спиной и сказал:

— С этого момента ты отстранен от командования флотом и находишься под арестом. Тебя переправят в Сиракузы и посадят под замок в твоих комнатах в Ортигии, в ожидании моего окончательного решения. А теперь избавь меня от своего присутствия. Я больше не желаю тебя видеть.

Лептин молча вышел; как только он переступил порог, два воина взяли его под стражу и отвели в порт.

Он попросил позволения в последний раз взглянуть на «Бувариду», и ему позволили. Он попрощался с ней, погладив своей шершавой ладонью начищенный до блеска фальшборт на носу, откуда столько раз руководил сражениями, — в последний раз приласкал подругу.

Те, кто стоял рядом, видели на его глазах слезы.

Дионисий поручил командование флотом Иолаю и продолжил кампанию, словно ничего не произошло. Он собрал внушительных размеров армию, насчитывавшую двадцать тысяч пехотинцев, три тысячи пятьсот лошадей, пятьдесят новехоньких боевых кораблей, добавленных к остальным, стоявшим на якоре в мессинском порту. Они вышли в море, как только подул попутный ветер, войска высадились на ионическом побережье Италии, на небольшом расстоянии к северу от Регия, и начали продвигаться на север.

Тем временем Союз италиотов собрал силы и доверил управление ими Гелориду, старому аристократу и некогда приемному отцу Дионисия, а теперь его злейшему врагу. Они шли пять дней кряду и наконец достигли берега речушки под названием Эллепор, струившейся меж голых, выжженных солнцем холмов. Здесь они остановились, но Гелорид пожелал двинуться дальше с передовыми отрядами, полностью состоявшими из конницы, которой не терпелось поближе подобраться к врагу и, быть может, предпринять ряд вылазок. Таким образом, они почти на два стадия отдалились от основной части армии.