Герман Вук - Это Б-о-г мой

• Название: Это Б-о-г мой
• Автор: Герман Вук
• Жанр: Религия
• Год: 1976

Книга об иудаизме для тех, кто желает «узнать об иудаизме чуть-чуть больше, чем он (или она) знает».

This is My God is a non-fiction book by Herman Wouk, first published in 1959. The book summarizes many key aspects of Judaism and is intended for both a Jewish and non-Jewish audience. The author, who served in the United States Navy and is a Pulitzer Prize winning novelist, writes from a Modern Orthodox perspective.

---

Если бы так случилось — а я ни на минуту не верю, что так случится, — то было бы подобное решение по нутру всем американским евреям? И хотят ли Соединенные Штаты, чтобы в них исчезло колено Авраамово?

Гитлер был уникумом. Его попытка уничтожить евреев не была случайностью, не была она и безумной выходкой маньяка. Нет, это был венец его деятельности. Гитлер сам смотрел на себя как на апостола, призванного претворить в жизнь теорию пророка Фридриха Ницше, провозгласившего: «Б-г мертв!» Ницше еще в прошлом веке отлично понимал, к чему должны привести его идеи. Он предсказал — и в своем сознании пережил — ужасы нашего века. Может быть, именно то, что он первым их увидел, свело его с ума. Сейчас мы привыкли воспринимать такие вещи без особых эмоций: узнав о них, мы продолжаем преспокойно заниматься своими делами. То решение проблем, которое предвидел Ницше, было захватывающим и диким, как его безумные видения. Он провозгласил, что «смерть» еврейского Б-га (и, следовательно, христианства тоже) будет необходимым шагом, который должно сделать человечество, дабы достичь высшего существования — когда власть возьмет в свои руки сверхчеловек, не знающий Б-га. Ницше хотел под корень подрубить то, что он считал обреченным обществом и обреченной нравственностью. И он проделал эффектную и страшную работу.

Он проделал ее пером. А Гитлер претворил ницшеанские идеи в действия. Безумный политический дух, поднявшее бурю ничтожество, Гитлер двинулся по тропе, которую ему указал Ницше, — двинулся, пародируя и проституируя его идеи, топя их в крови, но следуя их общим контурам, подобно тому как тайфун следует контурам кривых атмосферного давления, нанесенным на барометрическую карту. Погибло шесть миллионов евреев. Такова была дань нигилизма своей собственной картине еврейского Б-га. В течение всей человеческой истории чудесное выживание евреев воспринималось как свидетельство того, что есть Б-г во вселенной. Если Б-га нет, то это можно доказать лишь одним способом: убить всех евреев — и тем запечатлеть в сердцах людей смерть еврейского Б-га. Это была логика безумия; но с его, Гитлера, позиций, трудно было бы найти более рациональный аргумент.

Гитлер исчез, оставив позади себя развалины, могилы, разрушенные крематории и обезумевших людей. Как он был крутящимся вихрем, так и исчез подобно крутящемуся вихрю, и даже могилы после него не осталось. Он не сумел убить всех евреев. Если мы —действительно свидетельство того, что Б-г жив, значит Б-г жив.

Но кто мы еще такие? Что означает наша долгая история? Есть ли в ней какой-нибудь смысл для пяти миллионов американских адамсонов, которые водят машины, смотрят телевизор, ведут честную жизнь и ничем не выдают своего славного и страшного происхождения, — и еще для трех миллионов израильских адамсонов, говорящих на иврите, тоже имеющих машины и телевизоры и не помнящих ни слов Исайи, ни синайских скрижалей? Ради этого ли наши предки в течение двух тысячелетий сносили удары судьбы и все-таки выжили?

Что до меня, то я верю: наша история не бессмысленна, а нигилизм — это всего лишь галлюцинация слабых. Б-г жив, и мы. Его народ, избраны жить Его именем и Его Законом — и дожить до того дня, когда Г-сподь будет един и имя Его едино. Либо мы — ничто, либо мы—люди, рассеянные по земле и назначенные судьбой достичь высот и глубин человеческого опыта. Мы живем. И мы живем в такую эпоху, когда мы можем вдохнуть воздух свободы и восстановить свои истощенные силы.

— Мы избраны, но для чего? — спросил меня капитан израильского лайнера, и на губах его зазмеилась горькая усмешка, выдававшая его прошлое (он был беженцем из нацистской Германии). — Избраны для того, чтобы страдать?

Да, и для этого тоже. Такова истина, которую мы знаем. Это было не то избрание, о котором попросил бы хоть один народ на земле (по крайней мере до сего дня никто пока не просил о подобном избрании). Евреи произошли от Авраама. Познание Б-га было у них в крови. На Синае они сказали «да», ибо ничего другого они и сказать не могли, — и начались для них века истории, в которых было больше тьмы, чем света, больше крови, чем зеленой листвы. Но эта история — их имя, их значение и их слава.

Бен-Гурион обладал всей мудростью величия, и память о нем будет жить, ибо он привел евреев к тому дню, когда они снова подняли свой флаг на своей земле. Ему не нужно было делать выбора между своим социализмом и Законом Моисеевым. Социальная справедливость — это закон Торы и великий клич пророков. В наш промышленный век забвение социальной справедливости противоречит практическому общему праву. И выше всех этих вопросов — столь же жгуче современная и волнующая нас, как они, —возвышается та религия, которая создала сионизм, воспитала Бен-Гуриона и стала жизнью, красотой и славой нашего народа. Кем бы мы были, как не ничтожнейшим из народов, если бы не наш Закон?

Я вовсе не пропагандирую здесь какой-либо один вид иудаизма. На всех его путях сейчас царит хаос и смятение — но Тора стоит. В сердцах большинства евреев гнездится инстинкт, побуждающий их сохранять в себе свое еврейство. Об этом инстинкте я и говорю, и его славлю. Несколько десятилетий тому назад многим людям казалось, что этого инстинкта нужно стыдиться. Это не было рациональным ощущением. Б-г был мертв. Но теперь —после того как безбожие взбесилось и сделало попытку всех нас убить — мы имеем право снова думать. И я говорю своим еврейским братьям: зов предков в наших сердцах — не создание воображения, и он не ведет нас прочь с верного пути. Это — зов нашего самого глубокого, самого истинного, самого лучшего «я». Глупец тот, кто его стыдится. В нем — наше бессмертие.

Наш старый Дом сотрясают великие перемены. Быстро умирает эпоха раввинов в черных лапсердаках — ученых аристократов гетто. Еще до того, как окончится 20-й век. Закон Моисея окажется в руках молодых людей, которые служат сейчас капелланами израильской армии и израильского флота или готовят докторские диссертации в американских университетах. Они — ничуть не менее религиозные люди, чем то поколение раввинов, которому они придут на смену; но они примут новые решения. Причудливая амальгама обычаев гетто и западных нравов, которой стала жизнь современных евреев, — это шаг на пути к новому упрочению Закона в твердых рамках. Путь будет долгим и трудным.

И мы пройдем по нему тем скорее, чем больше будет светлых умов среди следующих двух или трех поколений верующих евреев. Вот почему в этой книге я, рискуя наскучить читателю, снова и снова призывал давать еврейское образование детям — независимо от того, каких взглядов придерживаются их родители. Как борющийся народ нуждается в оружии, так наша вера нуждается сейчас в людях с ясным, критическим умом. Если такие люди будут устранены от дел веры из-за недостаточного религиозного образования, великое возрождение иудаизма потерпит крах.

Ибо уже начался широкий, всенародный референдум о судьбе иудаизма. Результаты его сформулируют те люди, которые следуют Закону, — люди, в чьих жизнях он сохраняется. Свое слово смогут сказать все евреи: ортодоксы, консерваторы, реформисты, агностики. Но главной силой будут суждения и дела тех мужчин и женщин, которые составляют сообщество, живущее по Закону Моисея.

Если я числю себя в этом сообществе, то не потому, что я блюду Закон безупречно, и не потому, что я не чувствую на себе тяжести тех ограничений, из-за которых столько людей примкнуло к неортодоксальным течениям или ассимилировалось. Я остаюсь в этом сообществе потому, что всем своим существом, всеми своими костями и мышцами чувствую: лишь Закон дал и даст возможность евреям выжить. И только поэтому я не пошел к консерваторам или к реформистам. Их доктрины предлагают приятный компромисс тем людям, которые ищут для себя более легкой жизни, чем жизнь по Закону, — или тем, которые не получили достаточного еврейского образования, но все же они хотят ощутить у себя на губах вкус иудаизма. Но еврейское образование молодежи губительно для этих доктрин. Они — доктрины на час. А Закон рассчитан на вечность. Сионизм без Моисея, по-моему, долго не продержится. Наш народ сумел сохранить себе жизнь, но остается вопрос: ради чего? Ответ на этот вопрос я нахожу только в Танахе — и, по-моему, невозможно найти более блистательный ответ.

Суть вопроса — это главная истина: в чем же все-таки сила еврейского народа? Еще сто лет — и вердикт будет вынесен. Но мы, которым не дано прожить сто лет, должны уже сегодня сделать свой выбор и действовать. Наши дети ждут от нас ответа: что им делать, куда им идти? Завтра нас не станет, и они будут семьей Авраамовой.

Моя рука опускается. Задача, которая требовала Эзры, нашла лишь мое слабое перо. Я сделал все, что в моих силах, чтобы рассказать своим братьям о том, как велик и благороден наш Закон, — столь же велик и благороден, сколь и в те дни, когда он был нам дан.