Денис Юрин - Война

• Название: Война
• Автор: Денис Юрин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-52919-3

Дарк Аламез, моррон и командир легендарного Одиннадцатого легиона, привык воевать с открытым забралом. А всякие дворцовые интриги и дипломатические выкрутасы только мешают честным воинам заниматься своим непосредственным делом – бить врага! Но приказы не обсуждаются, и если велено выступить к шеварийской крепости Удбище, Аламез не станет рассуждать, правильно это или нет. И все-таки Дарк не зря подружился с самим фон Кервицем, шефом герканской разведки. Совместная операция по предотвращению военной провокации против Геркании, затеянной герцогом Теодором Мартелом, главой вампирского клана, научила Аламеза простой истине: не всегда нужно воевать в открытую, если в самом деле хочешь победить!

---

Денис Юрин Война

Глава 1 Сон наяву

Четвертая кружка была лишней. Ранее Крамберг лишь от сослуживцев слышал, насколько коварно шеварийское вино, теперь же смог убедиться в правдивости их слов на собственном опыте. Вкусная, приторно сладкая жидкость пилась на удивление легко, не туманила рассудка, да и координацию движений ничуть не нарушала. Однако стоило только бывалому вояке приподняться с табурета и оторвать локти от стойки корчмаря, как хмельная отрава проявила свою истинную сущность. Первыми подвели ноги, предательски подкосившись в коленях; затем по телу солдата прокатилась волною дрожь, решившая надолго остаться в мозолистых пальцах. Не прошло и пары секунд, как голова мужчины закружилась, взор помутнел, а уставший пребывать в полости рта язык сам собой стал выбираться наружу, неся все менее и менее связный бред, пока еще, к счастью, только забавный, а не опасный…

Осознав, что основательно перебрал, Крамберг не на шутку испугался. Одурманенный хмелем рассудок кое-как, но все же контролировал слова, слетающие с опьяненного свободой, резвящегося на воле языка, но ставил запреты в основном по содержанию, в то время как роковой могла стать ошибка в произношении. Если охотно болтавший с ним корчмарь или кто-нибудь из немногочисленных посетителей придорожного трактира, находившегося неподалеку от Удбиша, хоть краем уха уловил бы в несвязной речи раненого пехотинца малейшую нотку ненавистного герканского акцента, то ему было несдобровать.

Мирные горожане обычно трусливы и пассивны, но мгновенно звереют и способны свершить самую лютую расправу, когда случайно обнаружат, что в их ряды потихоньку затесался хитрый враг, подлый чужеземный лазутчик, прекрасно владеющий родным для них языком. В нем сразу признают опасного недруга, винят во всем зле, привнесенном в их жизнь войной, и вершат самосуд, не призывая на помощь стражу. Ведь это шанс – возможно, единственный для обитателей далеких от бушевавших сражений шеварийских земель шанс выместить на подвернувшемся под руку герканце накопившуюся злобу и доказать (прежде всего самим себе) фанатичную преданность родимой отчизне и шеварийской короне. Крамберг не сомневался, что, признай кто-то в нем чужака, развалившийся за столами люд вмиг очнется от навеянной поздним часом и сытным ужином дремы, рьяно накинется на него скопом, повалит на пол и за какую-то минуту насмерть забьет ногами. И хоть в заполненном запахами съестного и винными парами зале будут то и дело раздаваться вполне патриотичные выкрики: «За короля!», «За Шеварию!» или «Сдохни, пес заозерный!» – лазутчик знал, что его воодушевленно примутся лишать жизни по совсем иным причинам, далеким от верноподданнического, праведного гнева, но куда более близким и насущным для каждого шеварийского простолюдина. Ломая шпиону ребра и пытаясь проломить голову, горожане с крестьянами будут мстить не за поруганную отчизну, а за обрушившиеся на их плечи в связи с войной новые поборы, за потерю в хозяйстве ценных рабочих рук, держащих сейчас вместо сохи или плуга рукоять меча или древко копья; одним словом, станут вершить возмездие за то, что их привычная, ранее легко предсказуемая жизнь отныне течет по извилистому руслу смутной военной поры и уже никогда не станет прежней.

– Говорят, осада Сивикора уже к концу близится… Гарнизон вот-вот взбунтуется и белый флаг выкинет, а ведь с начала войны и двух дюжин дней не прошло… Лукаро штурмом два дня назад взят. Кьеретто еще держится, хоть катапульты заозерников в стенах крепостных изрядно понаделали брешей, а местами и с землей почти сровняли, – охотно делился последними слухами корчмарь, обрадованный, что может блеснуть осведомленностью не перед обычным болтуном-пропойцей, а перед настоящим, побывавшим в боях солдатом.

Стражники из Удбиша и солдаты столичного гарнизона частенько заглядывали в его заведение, да и пыльные мундиры заезжих офицеров перед глазами каждый день мелькали, но вот воина, которому уже довелось сойтись с врагом в жарком бою, трактирщик увидел впервые. Война была еще далеко, она охватила пожарищем южные и юго-восточные земли шеварийского королевства, а до окрестностей столицы пока не добралась. Давненько немытый и небритый, пропахший дорожной грязью и потом пехотинец в видавшем виды, протертом на локтях мундире и с левой рукою на перевязи был первым из тех, кто уже повоевал, а не околачивался в грозную пору в глубоком тылу. С такими гостями не грех было и языком почесать, тем более что более достойного собеседника в ту ночь не нашлось.

– А наши воители доблестные все под Гилацем стоят и приказа выступить ждут… По мне, так надо было сразу в драку ввязаться и сражение заозерникам дать. Чего тянуть-то? О чем только советчики королевы думают и каким местом?! Простому люду, как мы с тобой, паря, и то понятно, что не дело творится… То ль глупостью несусветной, то ль изменой попахивает! Нельзя было города пограничные без подмоги оставлять, на выручку идти скорее надоть! Там солдатушкам тяжко приходится. Мало того, что ворогов под стенами несчитано, так еще и от осадного рациона в брюхах денно и нощно урчит. Как ни крути, а от такой сра-те-гии проку нет! Ясно ж как день: либо штурмом вскоре возьмут заозерники города наши, либо защитники с голодухи перепухнут!

– Налей-ка еще кружечку, мил человек. Уж больно винцо у тебя душевное, давненько такого не пивал. Да и пожрать в миску чаго погорячее да пожирнее подкинь, – с добродушной улыбкой на слегка захмелевшем лице попросил лазутчик, изо всех сил старавшийся следить за правильностью произношения слетавших с языка слов.

Словоохотливый корчмарь продолжал тараторить, подробно пересказывая сплетни, услышанные далеко не из первых уст, а уже успевшие обрасти красочными деталями и откровенными домыслами. Крамберг ему не мешал и, приветливо улыбаясь, то кивал, то тяжко вздыхал. И хоть разведчик был, бесспорно, рад, что собеседник попался такой разговорчивый, сам в беседе пока принимал весьма пассивное участие, то есть просто не мешал старичку говорить, выжидая, когда же болтун перестанет вещать о плачевности положения дел в далеких южных землях и затронет интересовавшие его темы.

Открыто поддакивать шпион опасался, в особенности когда трактирщик принимался ругать тугодумов-полководцев или говорил о мощи вражеского, герканского войска. Как предупреждал командир, направляя Крамберга на задание, в смутную военную пору по тихим дорожным трактирам сиживает много сыскного сброда, только и ждущего, как кто-то из охмелевших посетителей сболтнет что-либо лишнее. Один лишь неуместный кивок в знак согласия с крамольными речами, возможно, прислуживающего сыску корчмаря мог потянуть не только на «пораженческое настроение», но и на куда более серьезное обвинение вплоть до «измена и сговор с врагом».

Арестовать себя Крамберг, конечно, не дал бы, тем более что на самом деле не был ранен, а в лесочке поблизости от трактира дожидалась его возвращения парочка метких стрелков, но провалить задание ему не хотелось, поэтому герканцу и приходилось внимательно следить за тем, что в ответ говорит и когда как кивает. В самые опасные моменты беседы он предпочитал перевести разговор, но делал это так, чтобы корчмарь, обидевшись, не замолчал. Прием с заказом новой порции выпивки и еды действовал всегда безотказно, не подвел он и сейчас. Обрадованный увеличением выручки, трактирщик дружелюбно кивнул и, позабыв, что не получил ответной реплики, продолжил обличать бездарность шеварийского командования, приводя все новые и новые примеры, которые, впрочем, были совершенно не интересны терпеливому слушателю.

О ходе военных действий в отряде Крамберга было известно мало, практически ничего. Вроде бы герканская армия наступала, но ее продвижение на север и северо-запад шло слишком медленно. Экспедиционные корпуса соотечественников до сих пор осаждали пограничные города и пока еще не встретились на ратном поле с основными силами шеварийцев, не спешивших дать решающее сражение. Война грозила затянуться на год, может, на два, так что паре десятков герканских солдат, волею превратного случая оказавшихся в глубоком тылу противника, было, по большому счету, безразлично: пало ли Лукаро или доблестно отражает атаки; сдался ли гарнизон осажденного Сивикора или его солдаты продолжают геройствовать на голодный желудок. Предоставленную самой себе и оторванную от высокого командования кучку герканцев интересовало лишь то, что было непосредственно связано с их жизнью. Они сообща пытались выжить во вражеском тылу и фанатично верили лишь в одно божество – в их командира: мудрого не по годам, безрассудно отважного и в то же время дотошно расчетливого доблестного рыцаря Дитриха фон Херцштайна. Он спас их из шеварийского плена, не дав бесславно сгинуть на каменоломнях, а после научил жить в лесу; жить достойно, оставаясь солдатами. Он не только вернул бывшим пленным уважение к самим себе, но и вселил в сердца отчаявшихся воителей надежду на достойное будущее. Никто из отряда толком так и не знал, что им предстояло вскоре свершить во вражеской столице, но беспрекословно верил слову доказавшего свое благородство на деле рыцаря, что по возвращении в Герканию их встретят, как героев, а не как сдавшихся в плен трусов или бежавших с передовой дезертиров.