Наталья Павлищева - Царь Грозный

• Название: Царь Грозный
• Автор: Наталья Павлищева
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-36805-1

Царь Иван Грозный. Первый русский государь, принявший этот титул. Едва ли не самая трагическая и спорная фигура нашего прошлого. Историки до сих пор гадают: как гениальный юноша, искренне желающий быть справедливым царем, превратился в жестокого деспота, наслаждающегося кровью и болью подданных? Как истово верующий человек стал многоженцем, «растлителем дев» и убийцей собственного сына? Отчего столь многообещающее царствование, начавшееся с великих реформ, побед и свершений, выродилось в кромешный ад опричнины? И почему Народ и Церковь молча склонились перед Грозным Царем?

Открыто, в лицо, перечить ему посмел лишь один человек – митрополит Филипп, возвысивший голос против бессудных расправ, претерпевший гонения и принявший смерть за свою веру. Царь погубил мятежного митрополита – но так и не смог его сломать. Эта пронзительная история о противостоянии Человека и Власти, Совести и Произвола – в центре нового романа популярного автора.

---

– Повинную голову меч не сечет. А наказание?.. Божьего бойся, не людского…

Знать бы митрополиту, чем обернется вот эта уверенность царя в том, что людскому осуждению не доступен, что все творит по воле Божьей! Но Макарий до самых страшных времен не дожил, а тогда самым важным было именно всенародное покаяния Ивана.

Морозным утром вскинулась Москва – гудел набатный колокол. Горожане выскакивали во дворы, крутили головами, пытаясь понять, где горит, потом соображали: нет, не о пожаре вещает колокол, на площадь зовет. Бежали люди, спрашивали друг дружку, что случилось. Не иначе как татары под Москвой! Или крымский хан войной пошел. Иные возражали, мол, Литва напролом, видать, лезет!

Над Кремлем, вспугнутые колокольным звоном, кружили стаи ворон, садились и снова взлетали. Но для Москвы картина привычная, вороны живут рядом с людьми извека, первыми от опасности вверх взмывают, но первыми и успокаиваются. Вот встанет народ на площади, чуть притихнет, и птицы вернутся на деревья, будут с любопытством оглядывать сверху людское море, не понимая, чего ради их побеспокоили.

А на площади на Лобном месте сооружен большой помост, стрельцы с бердышами навскидку стоят. Чудно, выходит, сам государь москвичей повелел собрать? К чему? Галдел народ, судя и рядя. Шустрые мальчишки лезли вперед, кто не смог, забирались повыше на деревья и заборы, чтобы все увидеть, все разглядеть, чтобы было о чем рассказать потом любопытным. Калачница решила, что, пока народ стоит, может и перекусить ее товаром, принялась выкрикивать, нахваливать свои изделия. Бойкую бабу обступили, к румяным калачам потянулись руки, в плошку посыпались денежки. Тут бы и сбитенщикам постараться, немалый доход был бы, да не успели. Только та шустрая бабенка и заработала на калачах.

Просто на помост начали подниматься и вставать чуть в стороне бояре родовитые. Толпа принялась обсуждать, у кого из них рожа толще да наряд богаче. И то, бороды окладистые поверх бархатных шуб, подбитых соболем, ровно лежали, шапки высокие, сапоги с загнутыми носами. Только по всему видно, что и бояре не ведают, к чему званы. Так же, как остальные горожане, меж собой переговариваются, переспрашивают.

На другой стороне уже стояли священники, пока не было видно только митрополита Макария. И эти ничего не знают, тихонько перешептываются, оглядываются.

Народ постепенно присмирел, что-то будет? Даже мальчишки замолкли, только видно, как в морозном воздухе вырывается пар от дыхания множества людей. Озябшие люди переступали ногами, похлопывали себя руками по бокам, но всегдашних в таких случаях шуточек не слышно, почуял народ необычность происходящего…

Когда на Лобное место вышел молодой царь в полном облачении, народ присмирел окончательно. Хорош царь, стройный красавец, рослый… А Иван вдруг… снял с головы свой державный венец и поклонился в пояс стоявшей московской толпе. Площадь ахнула!

Такого Москва еще не видела! Да что там Москва, вся Русь такого не видывала!

– Прости меня, народ христианский!

В морозном воздухе единым порывом вырвался многоголосый вопль. Государь прощения просит?! И у кого?! Не у святителей, не у бояр, кичащихся своим родством высоким, а у народа, что на площади собрался?! Матерь Божья, царица Небесная! Неужто услышал Господь молитвы людские? Неужто даровал Руси государя, способного к прилюдному покаянию?!

А Иван продолжал каяться, перечисляя грехи, какие свершал то ли по малолетству неразумному, то ли по недоумию уже сознательному. Винился в гибели людей, в мучениях, какие от него претерпели, в непочтении… А еще выговаривал боярам, которые вокруг были, за их прегрешения, за их засилье, за ущемление его воли. Обещал, что отныне по-другому жить будет Русь, что ни одна слезинка невинного не пропадет, прекратятся в городах и весях суды неправые, произвол и бесчинства.

Опустили головы бояре, не решаясь поднять глаза на государя. Опустил их и люд московский, точно тоже был повинен в вине боярской или в том, что воли молодому царю не было. Тихо стало на площади, только пар вырывался изо ртов. Молчали, пока Иван не возгласил:

– Отныне только моя воля будет – воля Господом поставленного над вами царя и самодержца!

Плакал царь слезами чистыми, не скрывал своих слез. Рыдала толпа, единая в своем порыве:

– Слава государю!

– Правь нами справедливо!

Долго плакала Москва во главе со своим государем. Хорошие то были слезы, очищали они души, как всегда очищает чистосердечное покаяние.

В стороне вместе со всеми рыдала царица. Слезы текли по лицам Сильвестра и нового советчика царя Алексея Адашева. Никто не стыдился этих слез, никто не утирал их.

Как расходились с площади, никто и не помнил…

Сильвестр принес Ивану очередную книгу. Он да митрополит то и дело пополняли запасы Ивана новыми манускриптами, но даже вдвоем не успевали за молодым государем. Макарий не раз смеялся:

– Что, ты их живьем глотаешь, что ли?

Сначала митрополит подозревал, что Иван лишь листает тяжелые страницы или читает выборочно, где глянется, потому так быстро успевает прочесть толстые фолианты. Но сколько ни проверял, все выходило, что читал молодой царь со вниманием, размышлял над тем, что узнал, даже бывал не согласен, задавал вопросы… Словно изголодался за свою беспокойную жизнь по умному слову и теперь впитывал все, как сухая земля долгожданную влагу. А память у Ивана оказалась очень хорошей…

Но Сильвестр пришел не за тем, книгу-то подал, а речь завел не о ней, напомнил об Артемии. Иван чуть поморщился:

– Ты мне уж который раз говоришь об этом старце. Что в нем такого?

Сильвестр довольно кивнул:

– Нестяжатель он.

Иван помотал головой:

– Что в том? Противников Иосифа Волоцкого много, да вон они все – про нестяжательство твердят, а сами и схиму-то надели наживы ради! – Голос царя начал звенеть, его всегда задевало то, что монахи говорят одно, а делают другое. – В монастырях хмельное варят, мирянам про блуд твердят, а сами с монахинями открыто живут, по городам да весям милостыню собирают, не довольствуясь тем, что люди сами дают!

Царь начал опасный разговор. Сильвестр хотя и обличал священников во многих грехах, но совсем не хотел, чтобы тем сейчас занимался Иван. Он снова перевел речь на Артемия.

– Артемий столько лет жил в скиту в Порфирьевой пустыни, от мирских соблазнов удалившись…

Иван усмехнулся:

– А чего ж вернулся?

– Многие ученики появились. Я ему предложил в Корнильевский монастырь в Вологде игуменом.

– И?..

– Отказался.

– Монастырь мал?

– Да нет же! – досадовал на царскую непонятливость Сильвестр. – Он супротив монастырских богатств открыто выступает!

Священник еще долго рассказывал о достоинствах старца. Постепенно недоверчивая усмешка Ивана сменилась откровенным интересом. Повелел вызвать Артемия в Москву.

Старец твердил о мерзостях, творимых в монастырях. Иван ужаснулся: как же это можно?! Монастырь на то и монастырь, чтобы от людской мерзости бежать. Артемий качал головой:

– Нет, государь. Слишком многие уходят от мира только на словах. Сколько бояр да князей в монастырях иноками, а живут как прежде жили, разгульно, вольно… Женские монастыри от мужских не отделены, с монахами мальчики-послушники в одних кельях… К чему такое приведет? О вере ли они думают?

– Так чего же не гонят игумены своих нерадивых монахов прочь? Тех же бояр, какие иноки только по одежде?

Артемий вздыхал в ответ:

– Да ведь монастыри на их пожертвования живут. Придет такой боярин, за собой принесет обители земли, деревни да людишек, игумен и рад.

Иван щурил глаза:

– А ежели не станет монастырь брать тех пожертвований, так жить на что? Монахов на что содержать будет?

Артемий в ответ мотал головой:

– В скитах черное духовенство жить должно, в скитах! Только там души от мирских соблазнов оградить можно! А иначе как с того же боярина потребовать, ежели он дар обители большой принес? Обогатит монастырь, вот и чувствует себя хозяином!

Иван надолго задумался, потом все же спросил:

– Неужто нет таких обителей, чтобы сами свое хозяйство держали, чтобы не только на дары надеялись?

– Почему нет? Есть и такие. Вон в Соловецкой обители как Филипп игуменом стал, так и хозяйство на лад пошло…

– Это Федька Колычев, что ли?

– Да, бывший боярин Федор Колычев, что Филиппом крещен в монастыре. Трудом своим живут иноки.

И снова царь не верил:

– Да только ли трудом?

– Нет, конечно. И дары принимают, но ведь и солью торг ведут, и пашню пашут, и многие мастерские завел игумен. Соловецкой братии спать подолгу некогда.

– И на землю людишек работать не пускает, все сами пашут?

– Пускает, вестимо, но не обирает до нитки. Разумно обитель держит игумен Филипп, у него поучиться есть чему.

– А монахи не ропщут? – Глаза Ивана лукаво блеснули. – Куда как легче просто службу нести, чем так-то?