Ирина Велембовская - Несовершеннолетняя

• Название: Несовершеннолетняя
• Автор: Ирина Велембовская
• Жанр: Советская классическая проза

Имя Ирины Велембовской хорошо известно читателю. По многим ее произведениям, вошедшим в сборник, сняты фильмы. Исследуя простые и сложные женские характеры и судьбы, И. Велембовская пишет о семье, любви, дружбе. Большую роль в формировании нравственного облика героев играет их отношение к труду. Без этого нет полноты человеческого счастья.

---

Вдова сегодня сказала Марианне:

— Если сударик твой дурит, направь. Все ведь хорошее от нас, от женщин.

Неужели она может кого-то «направить»? До сих пор направляли ее.

Далекий гудок завода в Мурояне спугнул мысли Марианны. Солнце уже уходило. Марианна обула свои мальчиковые ботинки и побежала.

На полпути осталась в стороне Боровая, окруженная зеленым полем. Марианне показалось, что она даже отсюда, с дороги, видит белый камень на старом могильнике, оплетенный диким вьюнком. Здесь они в первый раз встретились с Зорькой прошедшей зимой.

Марианна остановилась, вздохнула и пошла дальше. Через час она уже была в Мурояне. По улицам бродил тихий вечер. Народу было мало, все ковырялись по своим огородам, огребали зацветающую картошку.

И вдруг Марианна увидела Шурку. Та шагала с озабоченным, осунувшимся лицом, на котором резче обозначились рыжие веснушки, и несла в руке большую, потрепанную в очередях сумку.

Шурка тоже увидела Марианну и в смущении остановилась. Казалось, еще минута — и она бросится обнимать свою бывшую подружку.

— Ну как живешь? — ласково, но с отчуждением спросила она.

— Очень хорошо, — сказала Марианна. — А ты?

— И я ничего. Сказали, в Пустоваловском сельпе чайники малированные дают. Побежала, а уж расхватали.

Шурка была низко, почти до глаз, покрыта головным платком. И все же Марианна без труда разглядела, что под этим платком на лбу что-то неладное.

— Да вот идиотик-то мой, — небрежно, будто не придавая этому значения, сказала Шурка, — вчера поругались, он деревягой своей как махнет! Дурак, он дурак и есть.

— А ты не можешь от него уйти? — со вспыхнувшей надеждой быстро спросила Марианна.

— Это с какой же стати? Мы с им расписанные, зачем я пойду? — И тут же Шурка осведомилась: — Не слыхала, Марианна, никто пальта мужского не продает? Сорок восьмой размер.

Они попрощались и пошли в разные стороны. Шурка ни разу не оглянулась, — наверное, очень торопилась.

Потом еще издали Марианна заметила Германа. Он стоял возле ларька, где торговали густым, темным пивом. Вечер был теплый, а Герман парился в своей серой тройке, а на белой шелковой его рубашке видны были следы пролитого пива. Он тоже увидел Марианну и пошел ей навстречу.

— Хорошенькая, погодите минуточку! Вы не против сегодня в парк сходить?

— Против, — тихо ответила Марианна. — А вообще, вы могли бы и поздороваться.

Герман растерялся, но спрятал растерянность в смешке. Он молча дошел вслед за Марианной до общежития. И уже у дверей опять предложил:

— Если одна со мной боишься, можно еще девчат пригласить.

— Я вовсе не боюсь, — сказала Марианна. — Просто не хочу.

Герман все-таки зашел в общежитие и просидел довольно долго, изумив на этот раз девчат своей молчаливостью и хмурым видом.

— Тебя что в солдаты берут? — с усмешкой спросила Домна.

Когда он собрался уходить, одна из девчат выскочила вслед за ним вернувшись, объяснила остальным:

— Это он из-за нее, — и кивнула на Марианну.

Девчата насторожились.

— Ишь, черт, куда нацелился!

— Вообще-то если его в руки взять, он ничего. Живут хорошо, обули бы ее, одели.

А Домна строго сказала:

— На кой черт ей все это? Она и сама обуется, оденется. Правда, Марианна?

Та слушала рассеянно. У нее гудели ноги, а перед глазами плыл синий воздух, лес, река, Шуркино озабоченное лицо…

— Эх, нам бы твои заботы! — сказала одна из девчат и подсела к Марианне на койку. — Вон Клавка замуж идет, на платье наскребла, а на туфли не осталось. Жених босую брать не хочет.

— Возьмет! — усмехнулась Клавка, та, у которой был роман с мордвином. — Самой просто неудобно.

Тогда Марианна, оживившись, предложила:

— Я тебе могу дать двести пятьдесят рублей.

Она поспешно открыла сундучок, где рядом с паспортом и свидетельством об окончании школы-семилетки лежало несколько бумажек.

Кто-то из девчат заметил:

— Это уж полное хамство — у сироты брать.

— Я же отдам, — виновато сказала Клавка. Молчаливая Домна тоже поднялась с койки.

— Отдаст. Только что означает «сирота»? Зачем человека обижать? Сейчас такое понятие отсутствует.

Марианна сделала вид, что ничего не случилось. И спросила:

— Скажите, а когда же свадьба?..

4

Покос — славное время: под косами вместе с травой ложится земляника, кусты ягоды княжанки, грибы — красноголовики. Бывает, что коса въедет в мягкую кочку, оттуда взовьются мелкие дикие пчелы, и когда от них отобьешься, можно забрать взятку — фунта два светлого меда.

Возле делянки, с которой Зорька свозил копны, стенкой стоял густой малинник. По верхушкам уже наливались ягоды.

— Это тоже не работа, — недовольно заметил Зорька Лазуткину. — Баб из кустов не выгонишь.

В разгар покосной страды в колхоз прислали заводских — черных от смазки слесарей, жестянщиков в рваных фартуках, кузнецов с подпаленными бровями, сборщиков, учетчиков, бухгалтеров. Как всегда, на всех не хватало граблей и вил, и большинство, воспользовавшись заминкой, прямым ходом рванулось в малинник.

— Шут с ними, пусть налопаются! — досадливо, но снисходительно сказал Лазуткин. — А потом, если они мне по копне на брата не поставят, я с них с живых не слезу.

Он отозвал Зорьку в сторону и сообщил:

— Тут, Светозар, между прочим, девочка твоя.

…В руках у Марианны были маленькие щербатые грабли. Она осторожно, боясь обломить последние колки, выгребала из кустов сухую траву. Зорька, держа в поводу Буланого приблизился нерешительно.

— Гребешь, значит? — тихо спросил он.

— Гребу… — тоже очень негромко ответила Марианна. Зорька не знал, что говорить.

— Ваши чумазики вон по ягоду утекли, а ты что же работаешь?

Марианна сказала уклончиво:

— Я боюсь, что не выполню норму… У нас же задание. Зорька поглядел на ее исколотые жесткой травой ноги, на щербатые грабли, и в горле у него что-то сжалось. Он сказал угрюмо:

— А у меня с матерью худо. Ее в больницу хотели, а она убегла. Двое суток искали. Теперь запираю ее.

Лицо у Зорьки было худое и суровое. У Марианны дрогнули ресницы.

— Почему же ты не приходил?

— Зачем же пойду, когда я тебе не нужен?

Раньше Марианна боялась лошадей. Теперь она подошла совсем близко к Буланому и взялась за конец поводка, коснувшись при этом намеренно Зорькиной руки.

— Неужели так трудно было прийти? — еще раз тихо спросила она.

Позади них кто-то шумно зашевелил кустами, затрещал сучьями, выбираясь из малинника. Зорька с опаской оглянулся.

— Ты думаешь, я боюсь, что нас увидят, — сказала Марианна, глядя ему прямо в глаза. — Я абсолютно не боюсь!

— Ой, плохо, мне, Марианна, плохо! — сказала Зорькина мать, накрывая темной рукой то место, где болело сердце.

За окном шел холодный, нудный дождик, который часто приходит в конце июля на смену ясным дням и мешает закончить сенокос.

— А почему вы боитесь в больницу? — спросила Марианна.

— Боюсь. Чего в ей хорошего, в больнице-то? Больница меня, Марьяна, не вылечит. Я сама себя вылечу, если сердцем успокоюсь. Мне бы опять любовь мою найти… Тут бы я и ожила. Я ведь еще не старая, Марьяна!

Дождик перестал. За окошком густел вечер. С ближнего некошеного поля пахло мокрым клевером. В палисаднике бледно розовел прибитый дождем шиповник. Зорька оставил Марианну и мать вдвоем, ушел просить лошадь, чтобы до ночи успеть в больницу на Муроян.

Марианна зажгла свет и снова села возле Зои. Невнятное любопытство к жизни заставляло ее слушать, что та рассказывает. Между ними возникло что-то вроде доверия, как между взрослыми женщинами.

— Ведь это меня за то Бог бьет, что я мужнину плоть в себе не удерживала, — с печальным воодушевлением призналась ей Зоя. — От законного своего мужа родить не хотела. Потому — не любила ево… — И добавила строго: — Станешь со Светозаром жить, так-то не делай. Не хитри.

Через полчаса заскрипели ворота, приехал сам Лазуткин в шарабане. Больная увидела председателя, и на лице у нее промелькнуло что-то вроде желания прихорошиться, прибодриться.

— Здорово, княгиня! Говорят, занемогла ваша милость?

Лазуткин положил шапку и подошел к постели.

— Эх, Зоя, Зоя! Бойкая ты была баба! Не при деточках сказать, помутила ты нас, молодых ребят!

— Всего бывало, Нестер Абросимыч, — с тихим удовольствием вспомнила та.

— По старой замашке хочу прокатиться с тобой. Собирайся.

Зоя улыбнулась председателю болезненно, но игриво.

— Неохота курочке идти, да тянут за хохолок! Зорька и Марианна остались вдвоем.

— Уйдешь? — спросил Зорька. Марианна молчала.

Зорьке и самому не хотелось для первого раза оставлять ее сейчас в пустой избе, где незримо жила тоска и болезнь.