Сергей Кольцов - Тихая разведка

• Название: Тихая разведка
• Автор: Сергей Кольцов
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1995
• ISBN: 5-7509-0180-7

Трагическими, полными опасностей и риска оказываются рейды группы советских войсковых разведчиков по тылам врага. В живых остаются только двое в финальном эпизоде второй части романа. Но события на этом не кончаются… Добытые разведчиками сведения меняют положение на участках фронтов Великой Отечественной войны.

---

Рудольф Крюгер — высокий и рослый средних лет человек, наделенный, должно быть, немалой силой, с массивными, не симметричными чертами лица, немигающим взглядом синевато-молочных глаз — уставился в одну точку двери, только что захлопнувшейся за подполковником Эккрибенгом, и в мыслях устремился к месту происшествия, туда, где находился в эту минуту штандартенфюрер СС Фалькенберг. Странное дело, Рудольф Крюгер не любил и порой терпеть его не мог за склонность поучать других, в частности его — начальника гестапо. Но уважал и ценил как целеустремленного, принципиального с немалым практическим и теоретическим опытом человека во главе нелегкой упряжки начальника контрразведки армейской группы «Феникс». Вспомнив о своей беседе с подполковником Эккрибенгом, он медленно, думая стоит это делать или нет, потянулся к телефонному аппарату.

— Коммутатор? Да. Оберштурмбанфюрер Крюгер. Прошу хозяйство штурмбанфюрера Гроне… Слушайте, Гроне! Да, я. Но это не телефонный разговор. О достоинстве девиц мы поговорим особо и в другом месте. Конечно. Нечто важное и, пожалуй, срочное… Жду.

— Штандартенфюрер, вот, посмотрите, — подавляя в себе нетерпение, произнес гауптштурмфюрер СС Генри Крамер, подавая своему шефу знакомый всем присутствующим предмет. Гадать о его происхождении не приходилось: из ковкого чугуна, рифленый на одинаковые квадратики, он говорил сам за себя. Это была русская наступательно-оборонительная граната со взрывателем, ввинченным в продолговатый корпус. Предохранительная чека оставалась нетронутой.

— Закатилась под колесо легковушки, — счел нужным дополнить адъютант.

Фалькенберг взял из рук Крамера «лимонку». Он знал, что русские солдаты называют ее ласкательным женским именем «Феня». Но она сама, как улика, не могла иметь значения: мало ли немецких солдат носило ее в своем боезапасе? Граната была удобной в метании и обладала немалой взрывной силой.

На том и закончились поиски, хотя территорию, усыпанную гильзами от немецких автоматов, тщательно изучили и осмотрели вдоль и поперек.

— Сигнал общего сбора, — через плечо бросил Фалькенберг Крамеру. — Вожатых собак… кинологов, — поправился он, хотя в этом не было нужды.

Шеф контрразведки чувствовал себя растерянным, явно пребывал в нервозном состоянии. Он заставлял себя поверить в то, что разбой на лесной дороге совершила заброшенная в эту точку воздушным путем русская диверсионная разведгруппа. Но в то же самое время ошеломляющий результат ее встречи с автоколонной как-то разнился, не совпадал, не мог иметь ничего общего с тактикой русской, общевойсковой разведки, ее принципами. Сомнения базировались еще и на том, что, ведя на широком фронте наступательные операции, русские в избытке имели источники любой информации — военнопленных солдат, среднего и крупного ранга военачальников. «По какой же особой причине здесь, в глубочайшем расположении немецких войск, появляется песчинкой в море советская разведгруппа? Каковы ее задачи, состав и маршрут? И еще. Не могли ли в этом случае совпасть планы штаба польской Народной Армии и советского командования, имеющие дальний прицел не только политической ориентации? Да! Поражение германского государства, возможно, дело недалекого будущего, но дух самой немецкой нации должен, обязан быть на высоте задач, стоящих перед нею. Она должна оправить плечи и с новыми силами ринуться в бой до победного конца… Нет!»

Несмотря на военные неудачи Фалькенберг не верил в окончательную гибель Германии. Для него и очень многих таких, как он, это бы явилось венцом, конца.

Неожиданно одна из овчарок рванулась вперед, увлекая за собой проводника: рядом с гнилым пнем лежал вязанный из красной шерстяной нити и затянутый тонкой голубой тесьмой мешочек, формой и размером напоминающий спичечный коробок. Из него извлекли листок бумаги, на котором каллиграфическим почерком было выведено по-русски: «О, господи! Помилуй и храни раба твоего верного Глеба…»

Пара овчарок, взяв след и заглушая рычанием многоголосый птичий хор, повела за собой готовую к бою цепь немецких солдат.

Глава четвертая

Наступило утро — хлипкое, сочащееся туманной сыростью, рождая гигантский саван, скрывающий землю и небо. Могильная тишина до оцепенения сковала лес и все живое, находившееся в нем. Земля, насыщенная излишнее влагой, томилась в ожидании солнечного луча, животворного его тепла и уже, приготовив бальзам из разнотравья, источала терпкий, щекочущий ноздри запах смолы и хвои.

Капитан Шелест лежал на правом боку в росистой траве, там, где упал под шатром нижних ветвей старой ели, в одночасье скошенный усталостью безуспешного блуждания по лесу. Тот клочок земли, на котором была сосна с повисшим на ее ветвях парашютом, он не нашел, хотя тогда, до злополучной встречи с местными полицейскими, считал, что найдет его с завязанными глазами. Но вышло иначе, и он, летчик, меривший до этого расстояние в воздухе точно определенным, скрупулезно рассчитанным до долей секунды временем, в новой для него обстановке на земле оказался в трудном, критическом положении. Там же, под деревом, остался на веки вечные планшет с картой и компасом, удостоверением личности и бесценной фотографией жены и сына.

Он не спал и не бодрствовал, а как бы находился в состоянии дремоты, прострации, какого-то гипнотического воздействия, ощущая материю жизни, но не чувствуя ее дыхания. Капитан подтянул колени к самому подбородку, скрестил кисти рук на груди под гимнастеркой и комбинезоном, чтобы сохранить какое-никакое тепло. Зачатое июньское утро пронизывало все тело студеной сыростью. Коченея, он продолжал лежать в прежнем положении и состоянии, пока совершенно неожиданно для себя, как из другого, потустороннего мира, услышал, вернее до его сознания дошли непонятные дребезжащие звуки. Дремота покинула летчика мгновенно. Все тело приобрело осмысленные движения. Шелест как бы вновь почувствовал себя за штурвалом самолета, способным провести немыслимый каскад фигур высшего пилотажа. Он лег на живот, распластался, вытягивая шею в сторону уже близких звуков. Потом взял в руки мокрый от росы «шмайссер», наощупь выталкивая большим пальцем из магазина патрон за патроном. Их оказалось семь. Поставил магазин на место и повернул хвостик предохранителя. В пистолете — это он знал точно — оставалось пять патронов. В метрах десяти, может быть, пятнадцати, от силы, по правой стороне от ели медленно, на малой скорости, двигались похожие на горбатых яков крытые брезентом грузовые автомашины. Одна. Вторая. Третья… Четвертая поравнялась с убежищем беглеца. Отягощенную влагой воздушную массу как бы пронзил штыком русской трехлинейки низкий, басовитый звук автомобильного гудка. Машины, скрипнув тормозами, остановились почти одновременно. Из-под тентов выпрыгнули на землю около трех десятков немецких солдат. Одни здесь же, около машин, другие, отойдя под деревья, справляли малую нужду.

Шелест отчетливо, до звона в ушах слышал навалившиеся на него звуки, невольно вбирая в себя запахи чужих тел и обмундирования. Насколько это было возможно, он наблюдал за поведением вражеских солдат, прижавшись к земле и затаив дыхание. Один из более шустрых устроился неподалеку на корточках. Казалось, что он не выдержит искушения и коротким тычком проткнет тому его белеющие ягодицы стволом автомата. Но все обошлось. Дисциплина для немецкого солдата оставалась незыблемой формой бытия — именно в этом случае она сыграла основную роль исхода в судьбе русского летчика.

Вскоре заурчали моторы и, выплевывая из выхлопных труб бензиновый чад, машины двинулись дальше. Молчаливый, мохнатый, спеленутый туманом лес, тот же час подхватил трубно рокочущие звуки, а уж через минуту поглотил их совсем.

Итак, рядом, по соседству с ним — дорога! Дорога жизни! И не простая какая-нибудь, а добротная из серого булыжника, накатанная дорога, которую с полным основанием можно отнести к разряду магистральных шоссе. Но где ее начало? Где конец? Через какие населенные пункты она проходит. Все это вызывало у капитана жгучий интерес. И он вновь с горечью подумал о том, что остался без карты и компаса. А без них уподоблялся беспомощному слепому старцу. Однако крепко подбадривало то, что имелся трофейный автомат, хотя и с мизерным запасом патронов, но это было оружие, а не палка и не фунт изюма, любимого Шелестом в детстве лакомства. Да в придачу еще пистолет с пятью патронами.

Он шел вдоль дороги в сторону укативших автомашин с вражескими солдатами, выбирая скрытые лесные участки. Ему нужно было найти подходящее место для засады. Конечно, смешно и нелепо было бы помышлять о нападении в одиночку на какую-либо легковушку, сопровождаемую не важно каким по численности конвоем. «А хорошо бы повстречать, — мечтал капитан, — военного или гражданского чиновника, имеющего при себе топографическую карту, да еще бы в придачу компас, и путь открыт к линии фронта». На то, что можно встретить партизан-соотечественников, была слабая надежда. К тому же, не имея документов, свободно сойдешь за шпиона, либо провокатора. Очень опасался Шелест соприкосновения с местными националистами: об их жестокости ходили легенды.