Владимир Шитов - Один на льдине

• Название: Один на льдине
• Автор: Владимир Шитов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-012567-4

`Воровской общак - 2` - это продолжение знаменитого романа `Воровской общак`, ставшего всероссийским бестселлером. `Воровской общак - 2` - это мир за колючей проволокой и жестокие блатные `законы`, которые чтят те, кто не ставит ни во что закон официальный. Это история `одного на льдине` - вора, не пожелавшего примкнуть ни к одной из лагерных группировок. `Воровской общак - 2` - это книга, от которой невозможно оторваться до последнего слова...

---

- Эге ж! - восклицает эта VIP-персона. - А вы знаете, что мы с вашим министром товарищем Щелоковым в таком-то году работали вместе в советском посольстве в Канаде? Мы с ним знакомы лично, и я сейчас позвоню ему по ВЧ!

Вот тут я и повел носом - пахло паленой липой.

- Товарищ министр, - говорю, - поступайте, как вам вольно, но бороться с преступностью - общее дело всех коммунистов.

- Может оно и так, - говорит товарищ Удовиченко. - Только почему же именно на моей машине нужно бороться с отбросами общества?

Но призадумался.

- Так сложилась оперативная обстановка, - долдоню я. - Пока мы с вами выясняем пустяковые отношения, она может измениться непоправимо! Следственные органы вправе рассчитывать на помощь лучших людей страны!

- Впредь советую вам, капитан, действовать с большей осмотрительностью, - умягчается он и протягивает мне мое дорогое удостоверение. - Что ж... берите мою машину и постарайтесь уважительно относиться к украинским властям. Двух часов вам хватит, чтоб решить ваши проблемы?

- Это проблемы общегосударственные, - упрямо говорю я.

- До свидания, капитан!

И опять неискоренимая дерзость едва не сыграла со мной злую шутку.

На министерском авто я гонял целый день. Ездил в дальний район Киева Оболонь на подпольную квартиру, где жила одна из моих девушек. И освободил я машину лишь в девять вечера. Видимо, это окончательно возмутило требовавшего уважения министра. Он, наверное, все же позвонил куда-то, потому что утром двор оказался полон товарищами в красивых фуражках. Я увидел их из окна квартиры с седьмого этажа. Позже я узнал, что киевские менты часа четыре ходили по подъездам, спрашивали обо мне дворников и старух. Вот так я понял, что засветился и стал гораздо осмотрительней. Как и советовал, впрочем, советский министр Удовиченко.

Жаль, что на будущем следствии я не назвал его в числе своих подельников.

5

А киевских жидов мне отчасти жаль...

Так случилось, что это я втянул их в крупный преступный бизнес.

Жили они себе в славном Киеве. Тихо-мирно подворовывали. Приехал какой-то конотопский паренек - помогли с трудоустройством, с родителями перезнакомили. Обогрели. Приютили. Дали какое-то жилье, деньги.

Мне надо было сказать:

- Орлы! Имеем мы по тысяче в месяц - радуйтесь и наслаждайтесь жизнью! Это пять месячных зарплат советского инженера!

А мы ж "тюремщики", как принято было тогда говорить, взрослые дяди: Кашлюнов, Галкин, Юдкин, я, имеющий уже за плечами этапы - использовали их. Так получается. И когда нас посадили, то их матери, наверное, прокляли меня.

Звоню я недавно в Филадельфию Яшке Богатыреву, а трубку берет его мамеле. И она меня через столько лет узнала:

- Коля, это вы?

- Да, - говорю, - Эстер-Мария. Это я...

- А что вы, Коля, хотели?

- А что Коля хотел? С Яковом поговорить.

- А разве вы еще не забыли, что есть Яша?

- Почему же я должен забыть его, Эстер-Мария? Яша для меня близкий человек.

- После того, что было?

- А что было? Немножко посидели в тюрьме...- говорю.

- Вы нам столько горя принесли, Коля. Мы все боимся: как бы в Америку не приехали...

Без комментариев.

А, может, это они использовали нас? Вопрос остается открытым. Да и стоит ли сейчас ломать над ним голову.

Пойдешь в Киево-Печерскую лавру, к дальним святым мощам лбом прикоснешься - легче становится...

6

Пришла пора "рубить капусту", как любил говаривать один мой знакомый поэт.

Известно, что в те времена приличные деньги делались на торговлишке простой газировкой, а уж что говорить о пиве! Местные жиды с пивной базы, похоже, давно сушили сухари и собирали "допровские корзинки", ибо существует определение: жадность фраера сгубила. Сухари-то сушили, а красть - это страсть. И мы стали их "бомбить": заходим в квартиру, проверяем документы жидовского набоба и его ближайшего окружения, предъявляем сияющий печатью ужасной Генеральной Прокуратуры ордер на обыск. Кашлюнов и я выступаем в качестве оперативных работников из Москвы. Понятые наши "коллеги". Приступаем к изъятию ценностей, которых повидали неимоверное количество. Деньги наши стали ваши, а потом - наоборот.

Классика, господа лавочники. Зачем тебе, Изя, сорок пар обуви одного размера, которые стоят упакованными в платяном шкафу? Может быть, ты сороконожка? Нет? А на кой тебе, Додик, пятнадцать костюмов? Моль подкармливаешь, как бывший юннат и тимуровец? Это излишнее проявление гуманизма, это гуманистическая истерика, Давид. А настоящий гуманизм в советской кутузке. Там тебя бесплатно побреют и костюмчик принесут. Ах, не хочешь в тюрьму? Вычеркиваем. А денег-то! По всем карманам и пистончикам брюк напихано! Да во всех костюмах! Не успеваешь вынимать? Сара не успевает их утюжком гладить? Нет, мы тебя не вычеркиваем. Посмотрите, товарищи, как неуважительно относится к денежным знакам страны этот боец торгового фронта! Посмотрите, граждане судьи, какие они пожульканные и помятые, наши советские рубли, трояки, пятерки, червонцы и двадцатьпятки! Их не то что утюгом, их дорожным катком не разгладить! Какое неуважение к нетрудовому рублю, господа жиды! Какое босяцкое отношение к Государственному Казначейскому Билету! Это же экономическая диверсия - не ниже!

В таком, примерно, контексте успешно шли наши "разгонные" будни. Когда мы прошлись по киевским жидам, то стали выезжать в азербайджанский город Салани на самой границе с Ираном, где все уважающие себя эфенди39 занимались контрабандой хны. А еще - торговали анашой. Золотое дно, кто понимает. Изымали мы у них, обкуренных и обдолбанных, золото.

Мы забирали его у ювелиров Грузии, мы вытрясали его из трикотажных подпольных цеховиков Каунаса и Вильнюса, Риги и Таллина.

За два года работы наша реанимационно-экспроприационная бригада достигла высочайших производственных показателей. Бомбили всех по-черному. За бабушку, за дедушку, за папу, за маму. Приходишь в аэропорт, бывает, а билетов нет на полмесяца вперед. Предъявляешь удостоверение: задержать такой-то рейс. Мы - оперативная группа МВД СССР в таком-то количестве. И чтоб молчать! И чтоб ни одна душа! Борт задерживали беспрекословно. Снимали пассажиров с рейса, а нам находились места, и мы летели "бомбить".

Это уже был размах.

7

Все шло, как по маслу, но меня тревожил гласный административный надзор.

Ментам стало известно, что я уволился с прежней работы и что три месяца не появляюсь по месту прописки в общежитии, где лежит для меня повестка в милицию. А в общежитии меня, как оказалось, автоматически выписали. Это реально грозило мне возвратом на зону. Я туда к ним явился, чтобы сообщить, что живу у невесты, что жениться собрался.

- Женись, - говорят. - Вот если женишься, пропишешься тогда надзор снимем. Ты инженер, характеризуешься на производстве положительно. Женись.

Что делать?

Но для себя решил, что из общежития, где был прописан, срочно нужно линять. А значит жениться на красивой, разумной дивчине, которая бы меня понимала правильно.

Едем как-то электричкой к Томулису в Тарасовку: Яшка Богатырев, Джоуль, я. Лето, светло, ярко, маршрут знакомый. И едет в этом вагоне среди всех прочих красивая, слегка жеманная девушка лет эдак восемнадцати. Не просто красивая - красавица.

Я подошел:

- Здравствуйте! Куда путь держите? Никак в Тарасовку?

- Да, - отвечает, - в Тарасовку!

И я набиваюсь ей в провожатые.

Зовут ее Лилей. Мы друг другу нравимся. На другой день она с нашей компанией идет в ресторан, танцуем, веселимся. И через три дня идем в ЗАГС.

Родители невесты знали обо мне, что работаю инженером и сидел за взятку. Ее отец - еще молодой майор в отставке, связанной с сокращением армии пятьдесят шестого года, работал ревизором на железной дороге. Фамилия - Швец. А мама работала фельдшером. Жили семьей: он, жена, две дочери в хорошем особняке. Лиля готовилась поступать в Киевский Державный Университет имени Шевченко на филфак. Приняли меня в дом, прописали. Все по-людски, я хорошо живу в этой семье. В саду птицы поют, сентябрь, яблоки падают и стучат, в окно свисают спелые вишни. Любовь у меня какая, чи шо?..

Сейчас, когда мне под шестьдесят, я считаю: надо было жить, создавать семью! Лиля была великолепным существом. Мне было двадцать шесть, ей восемнадцать. Я ведь и в заочном институте восстановился через Киевский филиал. Работать бы инженером по пуско-наладке, бросить эту игру в Рокамболя. Никто меня не просил много работать, никто у меня не просил денег - живи, парень.

И вот я обратил внимание на то, как судьба вела меня по диалектической спирали. Для того чтобы было понятно, о чем я говорю, мне придется забежать вперед описываемых событий и прибегнуть к обобщению. Схема такова: второй моей - северной - женитьбой я бессознательно скалькировал первую, киевскую.