Зиновий Черниловский - Записки командира роты

• Название: Записки командира роты
• Автор: Зиновий Черниловский
• Издательство: ООО «Издательство Проспект»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-7986-0067-X, 978-5-7986-0067-0

Книга посвящена военным событиям 1941–1944 гг., непосредственным участником которых был автор. Боевые будни, очень живо написанные, представляют интерес для поколений, в войне не участвовавших. Не менее привлекают внимание и эпизоды из военной прокурорской практики, когда автору приходилось сталкиваться с ситуациями, порой детективными. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Требовалось подписать листы с представлениями на следующее воинское звание, что относилось к моей компетенции. И хотя Балоян возражал: "Можем потерять человека", — я явился. Хотя и ночью, конечно. Лейтенанты требовали заслуженных "кубиков" на темных петлицах, и я не мог ссылаться на "обстановку". К тому же некоторые из них, едва узнав о представлении, уже и сами нацепили себе недостающий знак.

Формальности заняли несколько минут, доклад о других делах штаба чуть больше, ибо связь поддерживалась у нас, почти не прерываясь. Намереваясь прикорнуть часик-другой, ибо до рассвета было еще далеко, я было отошел в тихий угол, но был вызван по срочной необходимости.

— Вот что, Черниловский, — сказал мне подполковник. — Прошу вас составить представление на себя самого. Довольно вам прятаться за военюриста. Пора присвоить вам строевое звание капитана. Это во-первых. А во-вторых, поелику вы строевой офицер, не сочтите за труд направиться в первый батальон и сообщить его командиру лично приказ о наступлении. Карту видите? Вот его маршрут, а вот его цель и время. Запоминайте внимательно. Все, кроме автомата, оставите здесь, дорога небезопасная, на виду противника, но я вам дам своего автоматчика. Не перепутаете? Ладно, ладно, верю.

…К слову сказать. Чего только на мне не висело в первые недели пребывания на фронте. Как на Робинзоне Крузо по иллюстрациям Жана Гранвиля. Автомат, парабеллум, штык в чехле, противогаз, гранаты на поясе и взрыватели к ним в нагрудном кармане, левом — ближе к сердцу. Наконец, полевая сумка и планшет. Распоясаться, простите, было делом нелегким. Скоро это ушло. И штык и противогаз. Остался один любезный сердцу парабеллум, безотказный трофейный пистолет, честно отнятый в честном бою. А в сложных ситуациях еще и автомат — "шмайсер", легкий, удобный, безотказный, заряжающийся не с круглой катушки, а с магазина, легко входящего в сапог… И планшет.

Выбравшись из окопа и переправившись ползком через уязвимое место, мы с автоматчиком (точнее сказать, я, руководимый безгласным автоматчиком) направились в батальон. Чистым полем, без ракит и кустов. Самое страшное было не в том, что убьют-ранят, а в том, чтобы не быть захваченным разведкой противника. Не будь этого, ночная прогулка была бы лишь в радость.

Добравшись до батальонного окопа, построенного по правилам фортификационной науки — угол, угол и еще раз угол, — уединились мы с батальонным капитаном и, прикрывая огонь наших фонариков от всевидящего противника, стали разбираться с приказом — по его собственной карте. На это ушло полчаса, если не больше. Батальонный внес некоторые, незначительные, на мой взгляд, коррективы, которые были затем разрешены начальственным "Ладно, ладно, ему видней".

— Что это за странный звук перед окопами. Прислушиваюсь, но не пойму.

— Часы тикают. На мертвых. Густо шли, густо лежат! Пока пружина не сдаст. У меня их тут… хотите пару? Штамповка, конечно, но вот эти получше. Да ладно, носи. А это барахло, — о моих наручных, — отдай ординарцу. (Что я и сделал).

И, нагнувшись к мешку:

— Видал фрицевы деньги: с серпом и молотом! Социалисты… мать их…

Близился рассвет.

— Держитесь правее, — напутствовал нас комбат. Тут появился броневик. Настреляется, сволочь, возвращается за грузом и вновь гуляет. Подорвать нечем. А ведь у вас там "лопаточники" есть.

Возвращение было столь же удачным. Балоян приказал тотчас отыскать командира саперов и отправить их в путь. Прошло, однако, не менее получаса, пока удалось разыскать забившегося в дальний угол лейтенанта. Он, видите ли, решил отоспаться за все прошлые ночи и вид у него был действительно помятый.

Напутствуемые некоторыми, может быть, не вполне приемлемыми выражениями, "лопаточники" отправились в путь, заложили мину под колеса обнаглевшего броневика и взорвали его.

На пути в штаб я сделал краткий привал у артиллеристов и минометчиков. Под надежным накатом, на краю рва, при теплой печке лежали на нарах и сидели на табуретах военачальники всех рангов, кто в чем, попивали чаек.

— Что это? — говорю, — люди вроде бы воюют, а вы прохлаждаетесь.

— Ну и нахалы эта пехота. Мы, к вашему сведению, только что отстрелялись. Едва выпили по малой, а вы уж тут! Налить или отказать?

— Нужны вы очень! У меня у самого полна фляжка.

— Тогда милости просим. Мерси. Переходим к байкам. Не возражаете?

О них-то и речь.

Особенно они удавались артиллеристу, которому довелось воевать еще в Первую мировую. От него я наслышался о так называемой царской армии больше, чем вычитал о ней. Не говоря уже о степени правдивости. Хотя рассказы майора никогда не выходили за пределы смешных новелл.

— Стояли мы в резерве. На отдыхе. Пополнились людьми, их тогда было больше, чем нужно, артиллерией и боеприпасами, которых, к сожалению, было много меньше, чем нужно. И вдруг, ни с того ни с сего слух: инспекция, генерал-лейтенант объявился. И началось. Шагистика, это они всегда любили. Стрельба. Учения по макету, какая-то еще маята и в заключение проба солдатской пищи-рациона. Пришел старикан на солдатскую кухню, сам зачерпнул из котла, пригубил, как-то повертел головой, да и сплюнул. Что началось! Одного тут же сняли, другого посадили под арест… скандал.

Наконец, собирают. Сидим, помалкиваем. Выходит наружу его превосходительство, прощения прошу — высокопревосходительство. И произносит: "Что ж господа офицеры. Маршируете изрядно, стреляете и того лучше, в тактике не хуже моего разбираетесь, а что касается борща… кабы не язва желудка, с котелком бы съел".

24

Всего же более удержались в памяти рассказы о генерале Михаиле Ивановиче Драгомирове (1830–1905), авторе в свое время нашумевшей книги об основах "мирного воспитания войск", главным принципом которой было известное драгомировское "не муштровать, а воспитывать". И только то, что солдату может пригодиться на войне. Монархист и антисемит, Драгомиров не без успеха играл под Суворова, позволяя себе смотреть на солдат как на "святую скотину". Не приемлю в нем и то, что, полагаясь на штык и рассыпной строй Драгомиров решительно возражал против вооружения русской армии пулеметами (достаточно, мол, снабдить солдата "тридцатью патронами). И все же было в Драгомирове такое, что вызывало восхищение и уважение офицеров и солдат. Природный ум публицистический талант, личная храбрость, независимость суждений.

Ему поручали и командование Военной академией и Киевским округом, и генерал-губернаторство, затем ввели в Военный совет и даже прочили в командующие Дальневосточной действующей армией взамен Куропаткина, от чего Драгомиров по летам своим и физической слабости категорически отказался.

Часто, по нашим собственным немочам, вспоминаю я и то, как Драгомиров отозвался на предложение высказать свое суждение о введении генерала Е-ва в Военный совет империи: "Заседать в Совете может, совета подавать не может".

Но вернемся ненадолго к рассказам майора-артиллериста. Не все, к сожалению, сохранила память, а книги о Драгомирове как-то не попадались и не знаю, есть ли такие.

…Случилось так, что в алтаре военной церкви кто-то, прошу прощения, наложил… До царя дошло. Командующий округом Драгомиров рвет и мечет. А найти виновного не могут.

Вызывает военного прокурора (взгляд на меня). Спрашивает: как ищете? И говорит: дурачье, психологии не понимаете. А она, между прочим, самое главное в вашем ремесле. Поймите: офицер не позволит, солдат не посмеет. Ясно?

— Так кто же тогда, Ваше высоко…

— Ну как же не понять! Унтер-офицер сверхсрочной службы! Вот где надо искать. От солдат отошел, до офицера же не дошел. Еще разъяснять или сами додумаете?

И что оказалось? Так и есть: унтер-офицер сверхсрочной службы. Чем-то его обошли. (И ко мне: "Учили вас этому в институте? Нет? Как же так?")

— Знаете, майор, как и всякий бурбон, так и Драгомиров третировал, насколько я знаю, военную юстицию. И этот его успех нельзя выдавать за соломонову мудрость. Мне известны случаи, когда он, доверяя анонимкам…

— Правильно. Не ожидал, хотя и рассказывали про вас… Собирает Драгомиров по какому-то поводу все роды войск на банкет. И тост: за Генеральный штаб — мозг нашей армии, артиллерию — ее руки, пехоту — ноги, связь — нервы… ну и все в таком роде. На это он был мастер.

И уже было начали пригублять, как поднимается старенький генерал и говорит эдак нараспев: "Военную юстицию изволили запамятовать, Ваше…"

— Правильно, господа. Прошу прощения. Добавим к сказанному — за военную юстицию, прямую кишку, через которую армия выбрасывает все ей ненужное…

Когда отсмеялись — с тем неподдельным товариществом, которое вырабатывается в человеке в ходе справедливой войны, — майор, озабоченный моим отношением к рассказанному, потрепал меня по плечу, разлил по новой и сказал: