Диана Гэблдон - Путешественница Книга 1. Лабиринты судьбы

• Название: Путешественница Книга 1. Лабиринты судьбы
• Автор: Диана Гэблдон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46353-4

Это сага, которая завоевала сердца миллионов читателей во всем мире. Это сага о великой любви Клэр Рэндолл и Джейми Фрэзера - любви, которой не страшны пространство и время.

Это сага о женщине, которая нашла в себе силы и мужество противостоять обстоятельствам.

Двадцать лет назад Клэр Рэндолл, используя магию древнего каменного круга, вернулась из прошлого, спасаясь от неминуемой гибели и спасая свое нерожденное дитя. Двадцать лет она прожила в современном мире, продолжая любить того, с кем ее разделили века. Но теперь, когда она узнала, что ее возлюбленный Джейми Фрэзер выжил после ужасной битвы, ничто не может удержать ее здесь. Клэр без колебаний возвращается в Шотландию XVIII века, чтобы разыскать Джейми. Однако за эти годы каждый из них пережил слишком многое. Остался ли Джейми тем достойным восхищения человеком, которого Клэр полюбила когда-то? Смогут ли они возродить то пылкое и глубокое чувство, которое некогда связывало их?

Первая часть романа «Путешественница»

---

— Бросаешь? — резко спросил Фрэнк. — Бросаешь учебу? Почему?

— Не могу больше выносить это.

Я никогда не клала в чай ни сливки, ни сахар, а сейчас, бухнув и то и другое, размешала и тупо смотрела, как расползаются в чашке молочные разводы.

— Я больше не могу оставлять Бри, не зная, хорошо ли за ней приглядывают, но точно зная, что ей плохо. Ты ведь в курсе того, что ни одна из приходящих нянь ей не нравилась?

— Да. — Он сел напротив меня, помешивая свой чай, и после затянувшейся паузы сказал: — Но я не думаю, что тебе следует бросать учебу.

Для меня, считавшей, что мое решение будет воспринято им с восторгом, эти слова стали полнейшей неожиданностью. Воззрившись на мужа с удивлением, я выудила из кармана одноразовый носовой платок, высморкалась и спросила:

— Ты правда так думаешь?

— Ах, Клэр. — Даже когда его голос звучал раздраженно, в нем все равно слышалась нотка любви. — Ты ведь всегда знала, кто ты есть, для чего предназначена. Неужели непонятно, насколько это необычно?

— Нет.

Я вытерла нос разлохматившимся платком, опасаясь, как бы он не превратился в комок промокшей бумаги.

Фрэнк откинулся на своем стуле, глядя на меня и качая головой.

— То–то и оно.

Он помолчал, глядя на свои сложенные руки с узкими ладонями и длинными безволосыми, как у девушки, пальцами. Изящные руки, предназначенные для небрежных жестов, усиливающих нужные места при чтении лекций. Сейчас Фрэнк смотрел на них так, будто никогда раньше не видел.

— У меня этого нет, — сказал он тихо. — Нет, вообще–то со мной все в полном порядке. Я доволен тем, чем занимаюсь, — и преподаванием, и исследовательской работой. Порой это просто чертовски здорово, правда. Работа на самом деле мне нравится, доставляет удовольствие, но… — Он задумался, потом посмотрел на меня своими серьезными светло–карими глазами. — Но должен честно признаться, что я вполне мог бы заниматься чем–нибудь другим, и с не меньшим успехом. Нет у меня чувства предназначения, уверенности в существовании своей миссии, чего–то такого, что я просто обязан делать. А у тебя есть.

— А это хорошо?

Мои глаза покраснели и опухли от слез, края ноздрей воспалились.

Фрэнк издал смешок.

— Это чертовски неудобно, Клэр. Для тебя, и меня, и Бри, всех нас троих. Но, бог свидетель, порой я тебе завидую.

Он потянулся к моей руке, и я, чуть поколебавшись, все же не отстранилась.

— Испытывать такую страсть к чему–то, — уголок его рта дернулся, — или к кому–то — это, наверное, большое везение, Клэр. И исключительно редкое.

Он мягко сжал мою руку, отпустил ее и, повернувшись, потянулся к полке за одной из книг. Это был справочник Вудхилла из серии «Патриоты», посвященный биографиям отцов–основателей Америки. Рука его легла на обложку книги с нежностью, словно опасаясь потревожить сон героев, чьи жизни были в ней заключены.

— Вот они были людьми подобного типа. Люди, которые знали, в чем их предназначение, и готовы были рискнуть всем на свете, чтобы его исполнить. Но большинство, и ты это прекрасно знаешь, не таково. Нельзя, конечно, сказать, будто у них нет чувства долга или предначертания — просто оно у них не столь обостренное.

Он снова взял мою руку, повернул ее ладонью вверх и провел пальцами по переплетающимся линиям. Было щекотно.

— Неужели все это обозначено здесь? — с улыбкой спросил Фрэнк. — Действительно ли великие судьбы и грандиозные деяния предопределены от рождения? Или все дело в том, чтобы люди, наделенные от рождения сей великой страстью, оказались в нужных обстоятельствах в нужное время? Изучая историю, невольно начинаешь задаваться подобными вопросами, хотя ответов на них история как раз не дает. Мы знаем о них лишь то, что они совершили. Но, Клэр. — Он постучал по обложке книги, и в голосе его прозвучала лотка предостережения. — Всем им пришлось чем–то за это заплатить.

— Знаю.

У меня было такое ощущение, будто я наблюдала за нами обоими со стороны: отчетливо видела Фрэнка, привлекательного, худощавого, чуть усталого, с легкой красивой сединой на висках, и себя, растрепанную, неопрятную, в хирургической одежде, смявшейся и смоченной на груди слезами Брианны.

Некоторое время мы сидели молча, моя рука все еще покоилась в руке Фрэнка. Я видела таинственные линии и борозды, четкие, как на дорожной карте. Только вот знать бы, куда ведут эти дороги?

Несколько лет назад мне гадала по ладони одна немолодая шотландская леди по фамилии Грэм, к слову, бабушка Фионы.

— Линии на твоей руке меняются по мере того, как меняешься ты сама, — сказала она тогда. — Не так важно, с чем ты родилась, как то, какой ты себя сделаешь.

Ну и какой я стала, что из себя сделала? Черт знает что, вот что! Не вышло из меня ни хорошей матери, ни хорошей жены, ни хорошего врача — сплошное недоразумение. Когда–то я воображала себя цельной натурой, которая способна любить мужчину, выносить ребенка, лечить больных. И все это существовало в естественном единении, а не в виде нелепых фрагментов, на которые теперь распалась моя жизнь. Но все осталось в прошлом, где рядом был Джейми, я любила его и некоторое время чувствовала себя — и являлась! — частью чего–то большего, чем я сама.

— Я буду забирать Бри.

Я так глубоко погрузилась в невеселые размышления, что смысл сказанного Фрэнком дошел до меня не сразу, и я в недоумении уставилась на него.

— Что ты сказал?

— Я сказал, — повторил он терпеливо, — что буду забирать Бри к себе на работу. Она может приходить из школы в университет и играть в моем кабинете до конца рабочего дня.

Я потерла нос.

— Мне казалось, что ты не одобряешь сотрудников, которые таскают детишек на работу.

Он критически относился к миссис Клэнси, одной из секретарш, которая в течение месяца приводила на работу своего внука, мать которого приболела.

Фрэнк неловко пожал плечами.

— Это так, но в каждом случае нужен особый подход. Да и вряд ли Брианна станет носиться взад–вперед по коридорам с пронзительными воплями и разбрызгивать чернила, как Барт Клэнси.

— Вот уж за что не поручусь, — усмехнулась я. — Но ты это серьезно?

На самом деле серьезность его предложения была очевидна, и где–то внутри меня начало осторожно вызревать еще робкое, боязливое чувство облегчения. Я могла не доверять Фрэнку в отношении физической верности, да и знала на самом деле, что уж верности–то он не хранит, но вот сомневаться в его любви к Бри у меня не было ни малейших оснований.

Вот так неожиданно разрешилась одна из самых трудных проблем. Мне не нужно будет спешить домой из больницы, терзаясь страхом, что я припозднилась, отгоняя мысль о том, что Брианна опять куксится у себя в комнате, потому что ей не нравится нынешняя приходящая няня. А вот Фрэнка моя девочка любит, и мысль о возможности бывать в его кабинете каждый день приведет ее в восторг.

— Почему? — спросила я напрямик. — Ведь мне прекрасно известно, что ты вовсе не в восторге от моих медицинских пристрастий.

— Не в восторге, — задумчиво признал он. — Но дело не в этом. Ясно, что тебя все равно не остановить, и, возможно, единственное, что я реально могу сделать, — это помочь тебе добиться своего, причем с наименьшим ущербом для Брианны.

Лицо его чуть посуровело, и он отвернулся.

— Если он когда–либо чувствовал, что в его жизни есть нечто главное, то, ради чего стоит жить, то это была Брианна, — подытожила Клэр.

Несколько мгновений она молча помешивала какао, а потом вдруг спросила:

— Но что так заботит вас, Роджер? Почему у вас возникли эти вопросы?

Он ответил не сразу, медленными глотками попивая какао. Оно было насыщенным, темным, со свежими сливками и крупинками коричневого сахара. Фионе, которая всегда была реалисткой, хватило одного взгляда на Брианну, чтобы отказаться от попыток заманить Роджера в брачные силки через желудок, но она была поваром милостью божьей, так же как Клэр врачом, и просто не могла готовить плохо.

— Наверное, потому что я историк, — ответил наконец Роджер, глядя на Клэр поверх чашки. — Мне нужно знать. Моя задача как раз в том, чтобы узнавать, как жили люди, что они делали и почему делали именно так.

— И вы думаете, что я могу рассказать вам об этом? — Она остро взглянула на него. — Или что сама это знаю?

Он кивнул, попивая какао маленькими глотками.

— Знаете лучше, чем многие. Большинство источников, доступных историку, лишены вашей… — Он помедлил, подбирая нужное слово, а найдя, улыбнулся. — Скажем так: вашей уникальной точки зрения.

Неожиданно напряжение ослабло.

— Скажем так, — рассмеялась Клэр, снова берясь за чашку.

— Другой важный фактор, — продолжил Роджер, не сводя с нее взгляда, — это ваша честность. Мне кажется, что вы не стали бы врать, просто не смогли бы, даже возникни у вас подобное желание.