Франсуа Минье - История Французской революции с 1789 по 1814 гг.

• Название: История Французской революции с 1789 по 1814 гг.
• Автор: Франсуа Минье
• Издательство: Государственная публичная историческая библиотекака России
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-85209-167-7

Книга Ф. Минье, опубликованная в 1823 г., является первым в историографии завершенным научным трудом по истории этого величайшего эпизода истории не только Франции, но всего мира. Именно она положила начало подлинно научному исследованию событий этих бурных лет. Работа Ф. Минье представляет собой великий памятник не только собственно исторической, но философско-исторической (историософской) мысли. В ней нашла свое наиболее адекватное воплощение созданная французскими историками эпохи Реставрации, к числу которых принадлежал Ф. Минье, концепция общественных классов и классовой борьбы. Открытие общественных классов и классовой борьбы дало Ф. Минье возможность взглянуть на Великую французскую революцию не как на последовательность отдельных событий, а как на объективный процесс, происходящий по законам, не зависящим от сознания и воли людей. В результате труд этого великого историка, несмотря на многие годы, прошедшие после его выхода в свет, в целом ряде отношений стоит выше многих современных работ на эту тему.

---

Бонапарт узнал на Востоке от своего брата Люсьена и нескольких других друзей о положении дел во Франции и об упадке директориального правительства. Поход его был выполнен блестяще, и он овладел верхним и нижним Египтом. Разбив мамелюков и совершенно уничтожив их господство, он двинулся в Сирию; неудача при осаде Сен-Жан д'Акра заставила его, однако, вернуться к месту своих первых побед. Здесь, разбив Оттоманскую армию при Абукире, месте, бывшем роковым год назад для французского флота, он решил покинуть эту страну изгнания и славы, чтобы обратить новый кризис во Франции к своему возвышению. Он оставил главнокомандующим Восточной армии генерала Клебера и, не замеченный кишевшими там английскими кораблями, переплыл на фрегате Средиземное море. Он высадился во Фрежюсе 17 вандемьера VII года (9 октября 1799 г.), через девятнадцать дней после победы при Бергене, одержанной Брюном над англо-русской армией герцога Йоркского, и четырнадцать дней спустя после Цюрихской победы, одержанной Массена над австрийцами и русскими, бывшими под начальством Корсакова и Суворова. Он проехал всю Францию от Средиземного моря до Парижа как триумфатор. Его почти баснословный поход заставлял удивляться и давал пищу воображению, прибавляя ему славы, уже и так значительной благодаря его победам в Италии. Эти два похода поставили его выше всех других генералов республики. Отдаленность места его военных действий дала ему возможность начать свою карьеру в полной независимости и при обладании крупной властью. Победоносный генерал, полномочный и властный посредник, творец республик, он ловко обходился со всевозможными интересами и умеренно со всеми убеждениями. Издали подготовляя свои честолюбивые замыслы, он не придерживался никакой определенной партии; чтобы возвыситься с их согласия, искусно управлял ими всеми. О захвате власти он стал мечтать еще со времени своих итальянских побед. 18 фрюктидора, если бы Директория была побеждена Советами, он предполагал двинуть свою армию против этих последних и захватить протекторат над республикой. После 18 фрюктидора, видя, что Директория еще сильна, а бездействие в Европе слишком для него опасно, он согласился на Египетскую экспедицию, чтобы не быть забытым. При вести о поражении Директории 30 апреля он поспешно явился на место событий.

Его приезд возбудил восторг умеренной части нации; он получал всеобщие поздравления, и все партии, дорожа им, старались привлечь его на свою сторону. Генералы, директора, депутаты, даже республиканцы Манежа являлись к нему и зондировали почву. Ему задавали праздники и обеды; он держался на них с достоинством, но просто, без излишнего заискивания и больше как наблюдатель; в нем была какая-то снисходительная вольность в обращении и невольная привычка властвовать. Несмотря на недостаток отзывчивости и искренности, он всегда имел самоуверенный вид, и, внимательно наблюдая его, можно было подметить заботу о заговоре. Не высказывая этого, он заставлял догадываться, ибо для того, чтобы дело было сделано, оно не должно быть неожиданным. Бонапарт не мог опереться на республиканцев Манежа, не желавших ни государственного переворота, ни диктатуры; а Сьейес вполне правильно боялся, что он для его конституционных планов слишком честолюбив. Ввиду этого Сьейес колебался вести с ним переговоры. Но потом, под влиянием общих друзей, он согласился на свидание с Бонапартом и сошелся с ним. 15 брюмера ими был выработан план нападения на Конституцию III года. Сьейес взял на себя обязанность приготовить к этому Советы через комиссии инспекторов, имевших к нему безграничное доверие. Бонапарт должен был привлечь на свою сторону генералов и различные части войск, находившихся в Париже и выражавших по отношению к нему много восторженности и преданности. Было решено созвать чрезвычайное собрание наиболее умеренных членов Советов, указать Совету старейшин на общественную опасность, потребовать от них, представив им ясно неизбежность восстановления якобинства, перемещения Законодательного корпуса в Сен-Клу и назначения генерала Бонапарта, как единственного человека, способного спасти родину, начальником военных сил; затем заговорщики полагали возможным достигнуть при помощи новой военной власти дезорганизации Директории и немедленного роспуска Законодательного корпуса. Дело было назначено на утро 18 брюмера (9 ноября).

В продолжение трех дней, с 15 до 18 брюмера, тайна была сохранена безусловно. Баррас, Мулен и Гойе, составлявшие большинство Директории, где Гойе был к тому же еще и президентом, могли бы предупредить заговорщиков, как это было 18 фрюктидора, и помешать государственному перевороту, но они полагали, что у Сьейеса и Бонапарта существуют более или менее отдаленные намерения и надежды, а не вот-вот приводимый в исполнение план. 18-го утром члены Совета старейшин были необычайным образом через инспекторов созваны на заседание; они отправились в Тюильри около семи часов утра и открыли заседание под председательством Лемерсье. Корне, Лебрен и Фарж, трое наиболее влиятельных в Совете заговорщиков, представили ужасающую картину общественного положения: они уверяли, что якобинцы, желая восстановить революционное правительство, возвращаются толпами в Париж изо всех департаментов: они указывали, что террор вновь опустошит республику, если у Совета не окажется достаточно мужества и разума предотвратить его возвращение. Другой заговорщик, Ренье из Мерты, потребовал от потрясенных членов Совета старейшин, чтобы во имя права, доверенного им конституцией, они перенесли заседание Законодательного корпуса в Сен-Клу и чтобы Бонапарту, уже назначенному начальником 17-й военной дивизии, было поручено выполнить это перенесение. Был ли весь Совет сообщником этого плана или был действительно поражен страхом после такого поспешного созыва заседания и таких ужасных речей, но только он согласился на все требования заговорщиков.

Бонапарт с нетерпением ждал в своем доме на улице Шантерен результатов этих прений; он был окружен генералами, начальником стражи Директории Лефевром и несколькими полками кавалерии, которым он должен был делать смотр. Декрет Совета старейшин, состоявшийся в 8 часов, был ему принесен в восемь с половиной часов особым посланным от правительства Он принял поздравления от всех составлявших свиту; офицеры обнажили свои шпаги в знак верности. Он стал во главе их и направился в Тюильри; он появился за решеткой Совета старейшин, дал присягу на верность и назначил своим помощником начальника директориальной гвардии Лефевра.

Однако это было только началом успехов. Бонапарт стал главой вооруженной силы, но исполнительная власть Директории и законодательная Советов еще существовали. В борьбе, которая должна была неукоснительно разыграться, Бонапарт не мог быть уверенным, что великая и до сих пор победоносная сила революции не победит его. Сьейес и Роже-Дюко отправились в Тюильри и подали в отставку. Баррас, Мулен и Гойе, предупрежденные, в свою очередь, о происшедшем, хотели захватить власть, полагаясь на свою гвардию, но она, получив от Бонапарта извещение о декрете Совета старейшин, отказалась им повиноваться. Растерявшийся Баррас подал в отставку и уехал в свое имение Гро-Буа. Директория была фактически разрушена, и одним противником в борьбе стало меньше. Совет пятисот и Бонапарт одни остались лицом к лицу.

Декрет Совета старейшин и прокламация Бонапарта были расклеены по всему Парижу. В этом большом городе было заметно волнение, всегда сопровождающее всякое чрезвычайное событие. Республиканцы, и не без основания, серьезно тревожились за свободу. Но когда они выражали опасения относительно замыслов Бонапарта, видя в нем Цезаря или Кромвеля, им отвечали следующими словами самого генерала: „Это дурные, истрепанные роли, недостойные даже просто умного человека, а не то что благонамеренного. Самая мысль о покушении на представительное правительство святотатственна в наш век просвещения и свободы. Только безумец с легким сердцем мог пожертвовать делом республики для роялизма, предварительно поддержав ее с некоторой даже славой и с некоторыми опасностями“. Однако же, значение, придаваемое Бонапартом себе самому в прокламациях, было дурным предзнаменованием. Он упрекал Директорию в дурном положении Франции тоном совершенно необычайным. „Что вы сделали, — говорил он, — с Францией, оставленной мной в таком блестящем положении? Я вам оставил мир, а нашел войну! Я вам оставил победы, а нашел поражения; я вам оставил итальянские миллионы, а нашел везде грабительские законы и нищету. Что вы сделали со ста тысячами французов, которых я знал, со всеми моими сподвижниками славы? Они мертвы… Такое положение дел не может длиться, — раньше чем через три года оно приведет нас к деспотизму“. В первый раз в продолжение десяти лет один человек все относил только к одному себе и требовал отчета от республики, как если бы она была его собственностью. Нельзя удержаться от изумления, видя, что новый пришелец революции один завладевает наследством, так трудолюбиво приобретенным целым народом.