Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения

• Название: Европейские поэты Возрождения
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Европейская старинная литература

---

Питер ван дер Хейден (раб. 1530–1572). Кухня тощих. С композиции Питера Брейгеля Старшего. Гравюра на меди.

БАЛЬТАСАР ДЕ АЛЬКАСАР

УЖИН

В Хаэне у нас проживает
Некто дои Лоле де Coca.
Мы коснулись такого вопроса,
Что смешней, Инес, не бывает.

У него португалец лакеем
Служил, да и вдруг исчез…
Но поужинаем, Инес,
Поболтать и после успеем.

Хочется есть до зарезу,
И хорошая ты хозяйка.
Уж в чашах вино, давай-ка,
Пора начинать трапезу.

Молодого вина — избыток,
Его я благословлю;
Я набожен и люблю
Крестить благородный напиток.

Приступим-ка чин по чину:
Подай мне бурдюк, сестрица,
Мне красное это сгодится —
За каплю дашь по флорину.

Откуда его приносят?
Ах да… из таверны «Башня»:
По десятке за четверть. Не страшно,
Дешевле у нас не просят.

Богом клянусь, что редко
Приятней таверну найдешь;
А в общем, сладко живешь,
Когда таверна — соседка.

Старо оно или ново,
Не знаю даже примерно,
Но дивное, право слово,
Изобретенье — таверна.

Туда прихожу, алкая:
На выбор — разные вина;
Отмерят, нальют, опрокину,
Плачу — и пошел, напевая.

Можно хвалить бы вечно
Блаженство, Инес, такое,
В одном лишь вижу плохое —
Что слишком оно быстротечно.

Что нам теперь подадут?
Салат и закуски съели.
Госпожа колбаса? Неужели?
Приветствую ваш дебют!

В каком же соку и силе!
Как стянута! Как дородна!
Сдается, Инес, ей угодно,
Чтоб тотчас мы к ней приступили.

Входи, кровяная, ну-тка,
Дорожка узка, осторожно…
Воду в вино? Невозможно!
Инес, не обидь желудка!

Налей вина постарее,
Чтоб кушаньям вкусу придать;
Храни тебя бог, не сыскать
Мне ученицы мудрее.

Еще колбасы подай-ка,
Такую бросать не дело.
Во рту прямо все сгорело —
С лучком, с чесночком, негодяйка!

В ней есть и орешки — славно!
Чем только она не набита!
Проперчена тоже сердито.
Готовишь, сестрица, исправно.

Чувства во мне закипают
От такого блаженства. А ты?
Впрочем, твои черты
Удовольствие выражают.

Я рад, хоть шумит в голове,
Но… не думай, что я шучу:
Ты одну ведь зажгла свечу,
Почему ж их сделалось две?

Впрочем, там, где питье и еда,
Вопросов не задают:
Когда так здорово пьют,
Размножаются свечи всегда.

Попробуем тот кувшин:
Небесный в нем, знаю, ликер;
Лучшим он даст отпор
Из самых отборных вин.

Нежен-то как, прозрачен!
Приятно как горьковат!
Пряный какой аромат!
Ну до чего ж удачен!

Но на сцену выходит сыр
(Колбасу мы съели, бедняжку)
И, кажется, требует чашку,
Чтобы закончить пир.

Сыр овечий, как ты хорош!
Пою тебе гимн хвалебный;
А вкус у маслин — волшебный.
Что, сестрица, их не берешь?

Теперь, Инес, как обычно;
Бурдюк — и глоточков пять.
Ну, пора со стола убирать,
Мы поужинали отлично.

И поскольку с тобой на диво
Мы поели, вернуться сразу
Будет, Инес, справедливо
К прерванному рассказу.

Так слушай: тому лакею
Вздумалось вдруг простудиться…
Бьет одиннадцать, время ложиться;
Досказать и завтра успею.

САН XУAН ДЕ ЛА КРУС

* * *

В ночи благословенной,
Смятенная, по ходу потайному,—
О, миг столь вожделенный! —
Тая любви истому,
Когда все стихло, вышла я из дому.

В поспешности смятенной
Одна во тьме по ходу винтовому,—
О, миг столь вожделенный! —
По холоду ночному,
Когда все стихло, вышла я из дому.
Полна огня и дрояш,

Чужим глазам невидима я стала.
Мой взор затмился тоже.
Светить мне продолжало
Лишь пламя, что во мне не угасало.

Оно надежней было,
Чем солнце, что юдоль мне освещало.
А я к тому спешила,
Кого давно я знала
И вот в безлюдном месте повстречала.

О, ночь, как утро мая!
О, ночь, моя благая проводница!
О, ночь, когда смогла я
С любимым обручиться,
В любимого смогла преобразиться!

Был цвет любви взлелеян
Лишь для него, за что воздал он щедро,
И на груди моей он
Уснул под сенью кедра,
А нас ласкали нежно крылья ветра.

Там у стены зубчатой
Я волосы его перебирала.
Благоуханье мяты,
Пьянившее сначала,
И мысль мою, и чувства оборвало.

Исчезли все дороги.
Был предо мною только образ милый.
Все кончилось. Тревоги,
Что некогда томили,
Забытыми остались среди лилий.

ОГОНЬ ЛЮБВИ НЕТЛЕННОЙ

Песнь о единении души с божественной любовью

Огонь любви нетленной!
Владей душой моею,
Томи ее. Отрадны мне страданья.
Не угасая денно
И нощно, поскорее
Сожги препону нашему свиданью!

О сладостные раны!
Для вас открыт я настежь.
О добрая рука! Ты указуешь
Душе эдем желанный.
Мой каждый долг ты платишь,
И даже смерть ты в жизнь преобразуешь.

Светильник мой! Ты недра
Сознанья озаряешь,
И верен путь мой в озаренье этом.
О столп огня! Ты щедро
И чутко одаряешь
Избранника своим огнем и светом.

Небес посланец дивный,
Предвестник благодати!
Лишь ты живешь в груди моей смятенной.
На голос твой призывный
Я в трепете объятий
Ступаю, полн любви неизреченной.

ФРАНСИСКО Д Е ЛА ТОРРЕ

ЛАНЬ

Страдающая лань с открытой раной,
испачканной землею и травой,
ты ищешь воду чистого истока
и дышишь сдавленно, клонясь главой
на грудь, залитую струей багряной;
красу твою унизить — много ль прока!
Стократ рука жестока,
спешащая проткнуть
белеющую грудь,—
рука, которой боль твоя — услада,
когда твой нежный друг, твоя отрада,
вовеки не поднимется с земли —
застывшая громада,
чью грудь ножи охотничьи нашли.

Вернись, вернись в долину, к той поляне,
где друг твой гиб, чтоб ты спаслась в лесу,
не знал он, что и ты — над бездной черной.
Ты принесешь ему свою красу,
чтобы забыться в роковом тумане,
что наслан грубою рукой проворной.
Уже на круче горной
вовек не зазвучит
привольный гул копыт,
вам отказали небеса в защите,
и звезды были глухи к вам в зените,
дозволив, чтобы злой простолюдин
творил кровопролитье,
гоня безвинных средь немых равнин.

Нo — право! — не кропи кровавым соком
траву из раненой твоей груди,
страданьем и любовью истомленной.
Ты, бегом изнуренная, приди
к ручью, чтоб сломленный твой дух потоком
омыть, что рассекает дол зеленый.
Олень окровавленный,
чью жизнь затмила мгла,
чтоб ты спастись могла,—
признайся, не был он любим тобою,
и раз он пал, чтоб ты была живою —
живи и тем ему любезной будь,
чтобы тоской слепою
и острой болью не терзало грудь.

Где дни, когда на солнечных полянах,
как нежные в разлуке голубки,
вы порозну в лесной глуши бродили,
пушистым лбом касаясь у реки
фиалок, мирта, сочных трав и лилий!
Увы, навек уплыли
те дни, когда ваш зов
был тяготой лугов,
печаля дол, богатый и счастливый,
где Тахо, ясный и неторопливый,
бежал, призывы трубные ловив,
доколе мглой тоскливой
смерть не затмила благодатных нив.

Уже недвижимо оленя тело,
в нем ужас воплощен, хотя оно
еще вчера чащобу украшало.
И ты, чье сердце ужаса полно,
в агонии смыкаешь взор устало,
затмение настало,
уже вас смерть свела,
и дивные тела —
желанная добыча алчной страсти —
любовью вечной венчаны в несчастье,
ее венец — награда беглецам,
в ее верховной власти
и в смерти дать победу двум сердцам.

Напев, чей замысел словами стал,
о лани, павшей от жестоких жал
ловца, чье сердце не смягчила жалость,
среди лесов и скал,—
лети, напев, а мне рыдать осталось:
был славы свет, но мрак его застлал!

АЛОНСО ДЕ ЭРСИЛЬЯ