Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Великая Княгиня Мария Павловна
• Издательство: Издатель Захаров Лицензия ЛР № 065779 от 1 апреля 1998 г
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5–8159–0408–2

Великая княгиня Мария Павловна — дочь греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича — младшего сына Александра III, двоюродная сестра последнего российского императора. Воспитывалась с братом Дмитрием в семье московского генерал–губернатора вел. князя Сергея Александровича и его жены вел. княгини Елизаветы Федоровны. Ее брат — Дмитрий Павлович — был одним из убийц Распутина. Сама она побывала и шведской герцогиней, и главой дома мод «Китмир» в Париже, и фотографом, и художником, после бегства из большевистской России жила в Лондоне, в Париже, в Америке, в Аргентине, умерла в 1958 году. В эмиграции написала две мемуарные книги — «В России» и «В изгнании» (обе они и составляют эту книгу), которые вызвали неоднозначное отношение и много толков в среде русской эмиграции. Едва ли найдется много особ королевской крови, которые, будучи выброшены в суровую повседневную жизнь, всякий раз находят какой нибудь нетрадиционный выход, — несгибаемость и находчивость Марии Павловны поистине уникальны.

---

Несколько раз в отель приходил с двумя старшими дочерьми король. Последний раз я видела его с королевой Марией за десять лет до этого, когда в 1908 году выходила замуж за принца Вильгельма Шведского. Король постарел и пополнел, в его стриженной по немецкой моде бобриком голове прибавилась седины. Он выглядел утомленным и при этом изо всех сил старался скрыть усталость даже от самого себя. Позже я пришла к заключению, что мне редко встречались столь же ответственные люди. Немец по рождению, преданный своей семье и отчему краю, он решительно отвернулся от них, когда пришло время выбирать и стало ясно, что Румынии по пути с союзниками. Он просто выполнил свой долг, и мало кто знал, чего ему это стоило. Мудрый, бескорыстный, скромный человек, кроме блага Румынии, он не чаял иного.

Внешность никоим образом не льстила ему, и мне кажется, он это понимал и, наверное, страдал от этого. Низкого роста, с несоразмерно большим торсом на коротких тонких ногах, с нелепо торчащими ушами, он не был красноречив, ни даже просто разговорчив, не держал осанку, конфузился. Зная свои недостатки, король и не думал выделяться, всегда полагаясь на жену, королеву Марию, чьи обаяние, красота и живой ум исполняли все ее желания. Король оставался в тени, подвигая ее действовать. Направляемая им, она скоро принесла немалую пользу своей стране. В Париже, куда Мария выезжала на сессии мирной конференции, она, по ее собственному выражению, «вернула Румынию на карту мира», не уставая напоминать союзникам о страданиях своего народа и понесенных жертвах, добиваясь для Румынии всяческих послаблений, что было не под силу даже опытным дипломатам.

Однако свет рампы в конечном счете ослепил ее; слишком занятая собою, она не умела заглядывать вперед и желала лишь блистать в первых ролях. Имея между собою мало общего, король и королева отлично дополняли друг друга на благо своего народа. Увидев его сейчас впервые за много лет, я поразилась, как же он, с его золотым сердцем, непривлекателен внешне.

Его дочери, принцессы Елизавета (впоследствии замужем за королем Георгом Греческим) и Мария (она станет королевой Югославии) были еще барышни. Старшая, с белокурой головкой и точеными чертами лица, была чересчур полная. Очень интересная девушка, очень талантливая. У нее был прекрасный голос, она рисовала и писала красками, была отличная колористка, с богатым воображением. Из нее вышел бы превосходный книжный иллюстратор; ей многое было по силам, но из за полноты она вконец разленилась.

Я потом заметила, что, большую часть времени проводя у себя в комнате ничем не занимаясь, она порою и ненадолго вдруг загоралась каким то делом. То это была вышивка, и тогда на низком широком диване она обкладывалась кулечками с мотками цветных шелковых ниток и серебряной пряжей и без кальки и даже рисунка расшивала домотканое полотно или вуаль румынским орнаментом, очень восточным по духу. Или это было монисто из мелкого бисера, какое носят крестьянки, в работе только пальцы и игла, все разноцветье подсказывают руки, и выходит всегда совершенная прелесть. Или ее охватит желание изготовить какое нибудь необычное блюдо. Она была прирожденный кулинар, ее стряпня была восхитительна. Наверх, в гардеробную, приносили керосинку и ставили на мраморную плиту умывальника; за какими то продуктами посылали на кухню, что то она отыскивала у себя в шкафах среди туалетных принадлежностей, духов и мыла. Она смешивала и помешивала, что то подливала и что то подсыпала, пробовала свое варево и снимала с керосинки, потом снова ставила на нее прокипятить. Был один восторг смотреть на все это, а потом отведать.

Елизавета любила литературу, много читала, была блестяще образованна, причем собственными усилиями. Но подлинной ее страстью были наряды и духи. Ее матушка однажды сказала мне, что она в каком то смысле восточная принцесса. Между нею и отцом было большое и нежное понимание.

Принцеса Мария, или Миньон, как ее звали в семье, была прелестна, по–детски круглолицая, голубоглазая. Для своих лет и она была полновата, но много живее старшей сестры. Особыми талантами она не блистала, тоже была с ленцой, очень покладистая, относилась к себе с юмором. Они с матерью прекрасно ладили.

В этом дружеском кругу мы впервые вкусили изгнание.

Весточка от Дмитрия

В Румынии мы встретили многих друзей и знакомых, которых уже не чаяли увидеть. Некоторых, подобно нам, лихолетье разлучило с их семьями, с родителями и детьми, и, как мы, они бросили в России все имущество и даже пожитки, прихватив что то из гардероба и смену белья. Все мы были в одинаковом положении, все равны перед лицом испытаний. Но пережитое еще не умудрило нас, и все, что случалось с нами, мы принимали безотчетно, не задумываясь о смысле происходящего.

Наконец я получила возможность отыскать брата Дмитрия, узнать, где он находится и дать ему весть о себе. За него, славу Богу, не приходилось тревожиться, хотя в предыдущем году он откликнулся всего один раз. За участие в заговоре против Распутина он был сослан царем на персидскую границу в начале 1917 года. Мужество и понесенное наказание расположили к нему решительно всех, и это в то время, когда династия Романовых утратила все свое влияние. После революции Временное правительство дало знать, что его ссылка кончилась и он может вернуться; говорят, об этом ходатайствовал министр юстиции Керенский. Трудно сказать, была ли то западня для единственного популярного тогда члена императорской семьи или искренний порыв явить справедливость. Брат между тем отказался возвращаться. В ссылку его отправлял император, и он исполнит волю своего монарха, пусть даже павшего. Пока длится война, он останется там, куда его послали, в той же военной части.

Поначалу все складывалось благоприятно, но мало–помалу и на ту отдаленную заставу проникла большевистская пропаганда и с ней разлад, падение дисциплины, мятежные настроения, мучительства и убийства офицеров. Дмитрий вынужден был покинуть армию, и скоро стало ясно, что в России ему нельзя оставаться. Он перешел границу и ушел в Тегеран, столицу Персии. Это было в том же 1917 году. В Тегеране ему пришлось нелегко. Некоторые русские, назначенные на свои должности прежним режимом и сохранившие свое положение, отвернулись от Дмитрия, заискивая перед новой властью. Он был почти без денег, на распутье, без друзей.

Первым, кто поправил его дела, был британский посланник сэр Чарльз Марлинг. Они с женой пару раз пригласили Дмитрия на уикенды в представительство. После второго посещения Дмитрий остался у них насовсем, и почти два года, что был в Персии, не выходил за порог представительства. Марлинги были поразительные люди. Не тревожась о последствиях, сэр Чарльз оказал гостеприимство бездомному великому князю в ту пору, когда английское правительство, налаживая отношения с новыми российскими властями, отказалось что либо сделать для нашей семьи. Леди Марлинг самоотверженно поддерживала мужа. Как и следовало ожидать, сэр Чарльз поплатился за свое добросердечие: ожидаемое продвижение на место посла так и не состоялось. Из британского представительства в Тегеране и пришла первая весточка от Дмитрия. Оказавшись в Бухаресте, я сразу же запросила Министерство иностранных дел в Лондоне относительно местонахождения Дмитрия.

Королеву Марию я снова увидела только по ее выздоровлении. Нас пригласили на званый чай и музыкальный концерт, кроме нас были в основном люди из иностранных миссий. Как раз в тот день из Лондона пришли сведения о Дмитрии, и во время приема я совершенно случайно узнала об этом.

Еще только прибыв, я перехватила из глубины филенчатой гостиной взгляд королевы Марии. Одетая в свободное оранжевое платье, она поправляла в комнате цветы, в ее прелестных белокурых волосах переливались огни больших декоративных абажуров. Не считая того дня, что я навестила ее во время болезни, я не видела ее десять лет, и меня поразили ее моложавость и живость движений. Она тепло и запросто поздоровалась, и с самого начала я почувствовала себя легко с нею. Вообще же с нею всем было легко, это ей бывало не по себе, если вокруг нее не воцарялась атмосфера расположенности: она облекалась в нее, как в роскошную соболью мантию. Даже в малейшей степени не сознавая этого, она всячески старалась создать атмосферу отзывчивости, больше всего нуждаясь в ободрении и одобрении, она жить без этого не могла.

Это справедливо в отношении почти всех, кто одарен незаурядным обаянием, в этом источник некой жизнетворной силы, без различия изливаемой на всех остальных, и если его пресечь, то ослабнет проявление всех иных способностей, даже наиважнейших.

Гости расселись, как хотели, подали чай. Мне досталось сидеть рядом с генералом Гринли, руководителем британской военной миссии. Мы встречались прежде, и сейчас генерал почему то очень обрадовался мне.