Андраш Беркеши - Стать человеком

• Название: Стать человеком
• Автор: Андраш Беркеши
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

В романе крупного венгерского прозаика рассказывается о становлении молодого человека, призванного на действительную службу в Народную армию, в рядах которой солдаты не только получают комплекс военных знаний, но и закаляются духовно и физически, приобретая ценные качества, столь необходимые им в будущей жизни.

Роман рассчитан на широкий круг читателей.

---

Прочитав телеграмму, Эндре начал одеваться, а сам тем временем думал: «Не беда, в таком случае в Будапешт поеду завтра утром. Отец наверняка приедет на «мерседесе». Уеду с ним, по крайней мере, не нужно будет мотаться по поездам. А сейчас схожу в город и погуляю там до вечера...»

Эндре заметил, с какой завистью смотрели на него ребята из отделения, и нисколько не удивился, ведь все они очень давно не были дома.

Хунья мыл в это время пол в помещении. Узнав о том, что Эндре получил трехдневный отпуск, он выпрямился, изо всех сил выжал тряпку и ехидно заметил:

— А это ты ловко провернул! Жаль, что у меня нет знакомого подполковника в Будапеште.

— Ничего я не проворачивал, — ответил Эндре, — просто решил проверить, чего стоят вчерашние обещания нашего лейтенанта, и только.

— Рассказывай! — Хунья ехидно засмеялся. — Мне, конечно, никакого отпуска не дали бы, сколько бы я ни просил его, даже в увольнение, наверное, не отпустили бы.

Долговязый Керестеш, который мыл окно, обернулся и, со злостью посмотрев на белобрысого Хунью, бросил:

— Ты чего раскаркался? Сам и рта не раскрыл, чтобы попросить увольнение, а теперь гадаешь.

Одевшись, Эндре решил разыскать Штольца.

— Ты не знаешь, где Анти? — спросил он у Поллака.

— Вместе с Ломбошем пошел в тир.

— Скажи, что я его искал, — проговорил Эндре, закрывая свою тумбочку. — Если я, чего доброго, не вернусь, пусть наследует мое барахлишко.

— Ты что, демобилизуешься?

— Да нет, просто шучу.

Поллак серьезно взглянул на Эндре:

— Что-то я раньше не замечал, чтобы ты любил шутить.

— Человек едет в отпуск, почему бы ему и не блеснуть чувством юмора? — Керестеш спрыгнул с подоконника и подошел к солдатам. — Эх ты, медвежонок! — весело сказал Он, обращаясь к Поллаку. — Лучше дай Варьяшу адрес своей девушки, пусть навестит ее вместо тебя. Согласен, Варьяш?

— Если он очень попросит.

— Я тебе не то что свою девушку, дочь заклятого врага не доверю, — проговорил рыжеволосый солдат. — Ты своей печальной физиономией хоть кого в два счета очаруешь. Давай поспорим, что я отгадаю, какие слова ты ей скажешь: «Знаете, судьба меня никогда не баловала. У меня нет ни отца, ни матери...» — И вдруг он замолчал, вспомнив, что совсем недавно у Эндре умерла мать. Смущенно извинившись, он ушел в канцелярию.

Миновав проходную, Эндре на мгновение остановился и, подставив лицо утреннему солнцу, глубоко вздохнул. Только сейчас он наконец почувствовал, что находится хоть и в краткосрочном, но отпуске.

 

На большой перемене Марику вызвал к себе директор Доци. Находившиеся в учительской педагоги переглянулись. Сухопарая Амалия Чутораш почти легла своей плоской грудью на стол и, приблизив лицо к сидевшему напротив нее Жигмонду Вирагу, счищавшему меловое пятно с поношенного пиджака, прошептала:

— Он все еще не утихомирился...

— Пожилой человек — это вовсе не старик, уважаемая Амалия, — проговорил Жигмонд, мужчина лет пятидесяти, с внушительной лысиной, и, посмотрев на сидевшую рядом с ним Анну Мочар, спросил: — Я прав, не так ли, Аннушка?

Седовласая Анна, которой совсем недолго осталось до пенсии, медленно подняла голову, казалось, даже морщины на ее лице разгладились.

— Что ты сказал, Жигмонд? — встрепенулась она.

Он покачал головой, взглянул на свой поношенный пиджак и повторил:

— Я сказал, что пожилой человек — это вовсе, не старик, но можно выразиться иначе: и старому козлу иногда хочется взбрыкнуть.

— А почему вы говорите об этом мне, Жигмонд?

— А ты, Аннушка, разве не заметила, — начала было объяснять Амалия, — что Доци и эта...

— Ах, бросьте, дорогая! — раздраженно перебила ее Анна, закуривая. — Зачем вы обижаете этого ангела? Она ведь еще совсем ребенок...

— Ребенок, говорите? — язвительно переспросила Амалия. — Вот я в двадцать лет действительно была ребенком. И ты тоже, Аннушка. Но она — нет! — И учительница кивнула в сторону директорского кабинета. — Ребенок не станет жить в отдельном доме на краю города, ребенок живет либо с матерью, либо с кем-нибудь из родственников. Она же предоставлена самой себе. И кто знает, чем она там занимается? А зачем она встречается с товарищем Чонгаром? Почему он не встречается со мной или с Магдой? И почему товарищ Чонгар, пока этот ребенок не учительствовал здесь, ни разу не побывал в нашей школе? Теперь же не проходит недели, чтобы он к нам не наведался...

— А что, если он приезжает сюда из-за вас? — улыбнулся Жигмонд Вираг. — Знаете, Амалия, мужчины — народ хитрый. Я, когда был влюблен в мою милую женушку, ухаживал сначала не за ней самой, а за ее подружкой, и только потому, что не осмеливался открыть свои чувства моей возлюбленной...

Магда громко рассмеялась:

— Но потом-то осмелились, Жигмонд! Ваши восемь детишек яркое тому доказательство...

Такие разговоры вели за спиной Марики ее коллеги. Она об этом не только не знала, но и не догадывалась, так как внешне товарищи относились к ней вроде бы доброжелательно и она искренне считала, что в коллективе ее все любят. В своем последнем письме к матери она так и написала: «Я много работаю и очень счастлива, потому что имею возможность видеть результаты своего труда. Дети меня, кажется, любят, и не только они, но и коллеги по работе тоже...»

Вообще-то коллеги, несмотря на все эти пересуды, по-своему любили Марику, хотя нередко завидовали ей. Да и как не позавидовать молодой веселой девушке? По-настоящему же любила Марику только Анна Мочар, немало повидавшая за долгие годы учительской практики и достаточно мудро относившаяся к естественным проявлениям человеческой природы.

Зато Амалия Чутораш завидовала Марике во всем — завидовала ее волосам, ее коже, цвету глаз, форме груди, стройной фигурке, на которую при удобном случае посматривали мужчины; завидовала ее способности нравиться людям и находить с ними общий язык. Сама же Амалия любила в жизни одного-единственного человека — Жигмонда Вирага, упитанного пятидесятилетнего преподавателя физики, с которым у нее установились близкие отношения шесть лет назад. Супруга Вирага, которую Жигмонд называл не иначе как «мое золотце», подарила ему одного за другим восьмерых детей. Им она отдавала все свое время и силы и была благодарна мужу за то, что он не обременял ее вниманием. Амалию же страсть охватила всецело, и она старалась угодить Жигмонду во всем. Ревность как человеческое чувство была чужда ей до тех пор, пока в школе не появилась Марика, на которую Жигмонд стал бросать по-мужски заинтересованные взгляды. Вот тогда-то в душу Амалии и закрались сомнения. Правда, она немного успокоилась, когда Жигмонд заверил ее в том, что Марика ему вовсе не нравится, что она-де совсем не в его вкусе.

Остальные трое педагогов — Гизи Фуруяш, Винце Макраи и Чиллаг Матьяшне сохраняли нейтралитет, образовав особую группу. Ничто, кроме работы, их, казалось, не интересовало.

Марика довольно быстро заметила разобщенность учительского коллектива и делала все возможное для того, чтобы хоть как-то примирить враждующие группы. Директор Доци, узнав о благом намерении молодой учительницы, по-отечески подбодрил ее:

— Правильно, мой ангел, старайтесь, вдруг вам удастся примирить огонь с водой?

— Наверняка удастся, товарищ директор. Вот увидите!

И сейчас, когда Марика сидела перед Доци, он с отеческой любовью смотрел на нее, но ей казалось, что взгляд у директора не такой радостный, как всегда. Девушка решила, что он обеспокоен предстоящей читательской конференцией, назначенной на сегодняшний вечер.

— Ну, мой ангел, как идут дела? — спросил у нее Доци.

— Все в порядке. Вы уже говорили с товарищем Балло?

— Да, говорил.

— Мы поведем товарища Варьяша в кафе «Мак»?

— Силой, разумеется, не поведем, но пригласим, скажем, что товарищи хотят с ним встретиться. Посмотрим, что ответит на это наш друг Геза.

Через открытое окно в кабинет врывались голоса детей, игравших во дворе.

— А товарищ Балло вам, случайно, не жаловался на меня? — спросила учительница, задергивая занавеску на окне.

— Почему он должен был жаловаться?

— Из-за моих постоянных наставлений.

Доци выпрямился и набил трубку табаком?

— Конечно, он не любит, когда его поучают...

— В чем же еще я могла провиниться? И вообще, плохо, что председатель горсовета не пожелал присутствовать на такой конференции.

— Варьяш и без него обойдется. Номер в гостинице ему заказали?

— Я все сделала, можете не волноваться. Сами увидите, сколько читателей придет на эту встречу. К пяти я подойду к гостинице и там встречу товарища Варьяша. — На какое-то мгновение Марика замолчала, словно прислушиваясь к жужжанию назойливой мухи, а затем продолжала: — У меня идея. А что, если пригласить на эту встречу и сына товарища Варьяша? Вот только не знаю, удастся ли нам вытащить его из казармы.

— Об этом следовало бы раньше подумать, — заметил директор, выпуская изо рта густой клуб табачного дыма, и во взгляде его снова появилась какая-то озабоченность.