Клайв Баркер - Таинство

• Название: Таинство
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49534-4

Фотограф Уилл Рабджонс, сделавший карьеру на снимках исчезающих видов дикой природы, попадает в лапы белого медведя. В результате серьезной травмы Уилл погружается в кому, и его сознание возвращается к дням юности, трагическому событию, перенесенному молодым Рабджонсом и загадочной супружеской паре — Розе Макги и Якобу Стипу, ставшими его друзьями. Выйдя из комы и поправившись, он отправляется в Англию, чтобы разыскать тех, кто дал ему свою любовь и знания. Во время своего путешествия Уилл узнает загадку Домус Мунди, а также понимает, как его судьба связана с судьбой остальных существ, населяющих нашу планету.

---

Сначала слова. Бормотание. Но ничего другого ему не было нужно.

«Вот этого уже никогда не будет…»

Это говорил Стип, и голос его звучал торжественно.

«И этого… И этого…»

И по мере того, как он говорил, перед скорбным внутренним взором Гутри мелькали страницы — страницы жуткой книги Стипа. Вот идеальное изображение птичьего крыла, изысканно раскрашенного…

…и этого…

…а здесь, на следующей странице, жук, запечатленный в смерти; каждая часть задокументирована для потомства: мандибула, надкрылье, сегментированный членик.

…и этого…

— Господи милостивый, — всхлипнул он, ролик скотча выпал из задрожавших пальцев.

Ну зачем этот Рабджонс его растревожил? Неужели нет в мире уголка, где человек может слушать вой ветра, где его никто не найдет, чтобы напомнить о совершенных им преступлениях?

Наверное, нет. Во всяком случае, для такого грешника, как он. Гутри не надеялся на забвение, разве что когда Господь отберет у него жизнь и воспоминания. Эта перспектива представлялась гораздо менее страшной, чем каждодневное существование в страхе, что какой-нибудь Уилл придет к его двери и начнет называть имена.

И этого…

«Заткнитесь!» — пробормотал он, обращаясь к воспоминаниям.

Но страницы по-прежнему переворачивались в голове картинка за картинкой, словно в каком-то жутком бестиарии[5]. Что это за рыба, которая уже никогда не рассечет морскую воду? Что за птица, которая никогда уже не огласит песней небеса?

Страницы переворачивались, сменяя друг друга, а он смотрел, зная, что пальцы Стипа в конечном счете доберутся до листа, на котором он сам оставил метку. Не веткой или пером, а ножичком, оказавшимся под рукой.

А потом ручьями польются слезы, и уже не будет иметь значение, с какой силой дует северо-западный ветер, — ему все равно не под силу унести с собой прошлое.

2

Медведи не подвели. Когда Адрианна и Уилл добрались до места (день уже клонился к закату), звери, все еще не утратившие былого великолепия, крутились на свалке. Молодняк (одна из двух самок показалась им просто идеально сложенной) пожирал отходы, самка постарше исследовала ржавый остов грузовика, а самец, которого Адрианне так хотелось показать Уиллу, созерцал свои зловонные владения с вершины одной из мусорных куч.

Уилл вылез из джипа и подошел ближе. Адрианна, которая в таких случаях всегда прихватывала с собой оружие, сделала два-три шага. Она уже знала тактику Уилла; он не будет тратить пленку на общие планы — подойдет к хищникам как можно ближе, чтобы только их не потревожить, и станет выжидать. Его терпение уже стало легендой среди его коллег-фотографов, снимавших дикую природу, а для них прождать неделю ради хорошего кадра было делом обычным. Уилл и в этом, как во много другом, отличался парадоксальностью. Адрианне приходилось видеть его на вечеринках издателей, где он скрипел зубами от скуки после пятиминутного разговора с восторженным почитателем его таланта. Но здесь, в глуши, наблюдая за четырьмя белыми медведями, он готов сидеть без движения до тех пор, пока не увидит то, что захочет сфотографировать.

Было очевидно, что ни молодняк, ни самка его не интересуют. Он хотел запечатлеть старого самца. Скользнув взглядом по Адрианне, Уилл молча указал на тропинку, по которой можно было пройти мимо других медведей, чтобы подобраться к самцу. Адрианна кивнула, и Уилл двинулся дальше, осторожно переступая по земле, покрытой коркой льда. И вдруг самка (такая крупная, что она могла бы, пожалуй, сбить с ног Уилла или Адрианну одним ударом) перестала изучать грузовик и понюхала воздух. Уилл замер. То же самое сделала Адрианна, приподняв ружье на тот случай, если медведица вздумает напасть. Но та, по-видимому, и прежде чуяла людей вокруг свалки, поэтому запах ее не заинтересовал. Она продолжила потрошить сиденья грузовика, а Уилл двинулся дальше — к самцу. Теперь Адрианна поняла, какой снимок нужен Уиллу, под небольшим углом снизу, от подножия мусорной кучи, чтобы медведь получился на фоне неба: царь зверей на троне из отбросов. Своей репутацией Уилл во многом был обязан подобным фотографиям. Такие парадоксальные снимки надолго оставались в памяти, словно запечатленные свидетельства встречи с Богом. Но столь редкие кадры получались только после долгого терпеливого наблюдения. Хотя изредка, как сегодня, подворачивались как подарок. И Уиллу оставалось только принять его.

Он, конечно, хотел бы подкрасться к самой мусорной куче, но, если зверь вздумает атаковать, это может плохо кончиться. Пригибаясь к земле, он нашел подходящий ракурс. Медведь или не почуял Уилла, или отнесся к нему безразлично. Зверь стоял вполоборота к Уиллу и, не обращая на него внимания, слизывал грязь с лапы. Но Адрианна знала по опыту, что такое поведение может быть опасно обманчивым. Диким животным не особенно нравится, когда за ними наблюдают, как бы осторожно ни вел себя человек. Фотографы, которые гораздо меньше рисковали, чем Уилл, теряли конечности и погибали, обманутые этим показным безразличием. И среди животных, которых фотографировал Уилл, не было ни одного с более устрашающей репутацией, чем белый медведь. Если зверь решится атаковать, Адрианне придется уложить его одним выстрелом, иначе для Уилла эта съемка станет последней.

У самого основания кучи Уилл нашел местечко, которое идеально подходило для того, что он задумал. Медведь продолжал лизать лапы, отвернув морду от камеры. Адрианна бросила взгляд на остальных. Все три зверя были погружены в свои занятия, но это показалось ей слабым утешением. На свалке могло оказаться сколько угодно медведей, рыщущих в поисках отбросов и невидимых для глаз. Не в первый раз она пожалела, что не родилась со зрением хамелеона: как было бы хорошо, если б глаза у нее располагались по обе стороны головы и двигались независимо друг от друга.

Она снова перевела взгляд на Уилла. Он немного поднялся по склону, держа камеру наготове. Медведь бросил лизать свои лапы и лениво обозревал окрестности. Адрианна хотела, чтобы он поскорее повернулся градусов на двадцать по часовой стрелке и дал Уиллу возможность сделать снимок. Но зверь просто поднял иссеченную шрамами морду и зевнул, черные бархатные губы вывернулись наружу. Пасть (как и шкура) хранили отметины, оставшиеся после многих схваток: зубы со сколами, нескольких не было вовсе, десны гноятся и кровоточат. Эта тварь постоянно испытывала боль, что не прибавляло ей дружелюбия.

Пока медведь зевал, Уилл смог переместиться на три-четыре ярда влево и оказался лицом к лицу к зверю. По его настороженным движениям было ясно, что он отдает себе отчет в нависшей опасности. Если б медведь воспользовался этими мгновениями, чтобы рассмотреть не небо, а землю, у Уилла в лучшем случае было бы всего две-три секунды, чтобы отступить на безопасное расстояние.

Но ему сопутствовала удача. Над свалкой летела шумная стая гусей, возвращавшихся домой, и медведь лениво проводил их взглядом, что позволило Уиллу занять выбранную заранее позицию и затаиться, прежде чем медведь опустил голову и мрачно обвел свалку глазами.

Наконец до Адрианны донесся едва слышный щелчок затвора и жужжание устройства, перематывающего пленку. Десяток снимков, сделанных один за другим, — и тишина. Медведь опустил голову. Неужели он почуял Уилла? Снова защелкал затвор — четыре, пять, шесть раз. Медведь захрипел. Это было предупреждение. Адрианна подняла ружье. Уилл продолжал щелкать затвором. Медведь не двигался. Уилл сделал еще два снимка и стал очень медленно подниматься. Медведь сделал шаг в его сторону, но оступился на скользком мусоре, не продвинувшись вперед.

Уилл оглянулся на Адрианну. Увидев, что она взяла ружье на изготовку, он сделал движение рукой — не надо, осторожно двинулся к ней и, только преодолев полпути, пробормотал:

— Он слепой.

Адрианна посмотрела на медведя — тот по-прежнему восседал на мусорной куче, покрытая шрамами голова раскачивалась вверх-вниз, но Адрианна не сомневалась, что Уилл не ошибся. Медведь, судя по всему, ничего или почти ничего не видел. Это и объясняло его неуверенность в преследовании добычи: он словно не чувствовал под ногами твердую землю.

Уилл уже был рядом.

— Других ты не будешь фотографировать? — спросила она.

Молодняк куда-то отправился, а медведица все еще обнюхивала грузовик. Уилл сказал: нет, он уже получил что хотел. И повернулся к медведю.

— Кого-то он мне напоминает. Только не могу вспомнить кого.

— Кого бы ни напомнил, не говори ему об этом.

— Почему? — спросил Уилл, не сводя глаз с медведя. — Мне бы это польстило.

V

Вернувшись на Главную улицу, они увидели Питера Тегельстрома перед его домом: взгромоздившись на лестницу, он прибивал к низким карнизам гирлянды лампочек к Хеллоуину. Его дети — пятилетняя девочка и сын на год постарше — радостно суетились поблизости, хлопали в ладоши и визжали, глядя, как у них перед глазами возникает ряд тыкв и черепов. Уилл пошел перекинуться несколькими словами с Тегельстромом, Адрианна последовала за ним. За последние полторы недели она успела подружиться с ребятишками и предложила Уиллу сделать фотографию семейства. Жена Тегельстрома была чистокровная эскимоска, и дети унаследовали ее черты. Фотография этой довольной жизнью семьи, которая живет в двух сотнях ярдов от свалки, должна стать, как убеждала Адрианна, мощным контрастом к фотографиям медведей. Но жена Тегельстрома оказалась слишком застенчива: она не разговаривала с чужаками, в отличие от мужа, который, как показалось Уиллу, давно ни с кем не беседовал.