Анатолий Буйлов - Тигроловы

• Название: Тигроловы
• Автор: Анатолий Буйлов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

Сам в прошлом оленевод, охотник, зверолов, А. Л. Буйлов рассказывает о полном приключений, рискованном и смертельно опасном труде тигроловов Уссурийской тайги. Его герои — сильные и отважные люди, живущие в Гармонии с Природой. Трудная профессия научила их работать единой командой. С искренней болью автор пишет о безрассудном разорении тайги, кедровых лесов. Книга вызывает чувство Любви к Природе, ко всему живому, побуждает сохранить и передать ее красоту и богатство следующим поколениям.

---

— Ну вот, справна сбруя вышла! — отходя в сторону, с улыбкой воскликнул Савелий.

— Давайте-ка присядем на дорожку и пойдем, пойдем, ребятки. — Вновь заторопился Савелий, все еще опасаясь, что Николай в самый последний момент передумает или затеет с Павлом спор.

Наведя в избушке чистоту и порядок, тигроловы наконец-то, не без робости и волнения, выбрались наружу. Уже совсем рассвело. Ближние деревья едва угадывались за густой кисеей снегопада. Снегу выпало выше колен, но был он весь легкий и пушистый.

— Однако как бы нам прямо-то умудриться шагать? — озабоченно сказал Савелий, пройдясь по снегу. — Горизонту нет, и солнца нет, будешь вроде прямо шагать, а непременно отклонишься. Эх-ма, компас бы сейчас иметь, куды б с добром!

— Вот вам компас, Савелий Макарович. — И Павел протянул изумленному Савелию туристический компас. — Направление к пасеке — точно северо-восток, я это засек еще позавчера, когда мы на сопку поднимались.

— Ну-у, паря, ну-у, вот какой ты расторопный, — бережно принимая компас, одобрительно закивал тигролов. — Мы-то сколь годов за тиграми бегам и сколь уж раз в экую непогодь ходить доводилось, иной раз как пойдешь челноком — десять километров понапрасну отмахашь. А был бы компас... Сколь раз зарекался компас купить!

— Дарю вам на память, — искренне сказал Павел.

— Ну дай бог, дай бог! Ежели счастливый компас окажется, то и особая цена ему будет...

Павел засек время — было без пяти минут девять. Приняв из рук Николая костыли, он, опершись на них, согнувшись, присел слегка, подставил Николаю спину:

— Садись, ездок, пора ехать!

— Ну, попробуй, попробуй. — Николай резко, без предупреждения, взгромоздился Павлу на спину.

Савелий тотчас помог пристегнуть заплечные ремни и, торопливо взвалив на себя котомку, повесив на шею карабин и ружье, отпустив на свободу Барсика и взяв на поводок рвущегося за Барсиком Амура, торопливо зашагал по целику, то и дело с беспокойством оглядываясь на Павла. А тот, орудуя костылями, как лыжными палками, шел вполне уверенно и твердо, и Савелий вскоре успокоился, зашагал веселее.

Пройдя за бригадиром метров двести, Павел в полной мере почувствовал всю тяжесть лежащего на его спине груза, мысленно представил себе угрюмую заснеженную чащобу тайги, ее каменное холодное равнодушие ко всему живому, покрытое глубоким снегом и заваленное буреломником пространство, которое надо будет преодолевать. Представив это, он все-таки не впал в уныние. Конечно, трудно, но вполне осуществимо.

...Стиснув зубы, Калугин прошел без передышки километра полтора. Стрелки часов показывали половину десятого.

— Ежели и дале дело так шибко пойдет, то мы, однако, и правда до свету на пасеку выберемся! — восторженно заметил Савелий. — Ну как, Павлуха, вытерпишь?

— Вытерплю, Савелий Макарович, — пряча хмурость, ответил Павел. — Вытерплю!

В сумерках, с трудом передвигая ноги, тигроловы благополучно вышли на проселочную дорогу и обнаружили на ней чей-то свежий след. Нагнувшись, Савелий установил, что человек ходил по дороге от пасеки в обед и вернулся туда только что — отпечатки подошв его валенок не успели еще притруситься снегом.

— Наверно, старик засиделся — промяться решил, да, кстати, вот и целик нам промял, — устало проговорил Савелий, обращаясь к Павлу.

— Кто его знает, может, и другая причина, — вяло ответил Павел. Он настолько выбился из сил, что сейчас ему было решительно все равно, куда и зачем ходил пасечник, главное — что он промял целик...

— Ну дак чо, Павлуха, отдохнем, али ишшо потерпишь? Недалеко уж пасека...

— Потерплю, Савелий Макарович. Осталось тут шагов пятьсот... Потерплю.

У самой пасеки Николай вдруг заерзал беспокойно.

«Стесняется, наверное», — подумал Павел и, щадя самолюбие седока, предложил ему слезть и дойти до пасеки своим ходом. Николай с готовностью согласился, а Савелий одобрительно кивнул Павлу.

Амур и Барсик загнали хозяйского пса под крыльцо, не дав ему и голоса подать, но пасечник все-таки услышал шум и, приоткрыв сенную дверь, радостно замахал рукой:

— Сюды, сюды подымайтесь, тут в сенях и отряхнетесь от снегу. — На нем был ватный стеганый бушлат, подпоясанный патронташем; на патронташе висел большой нож в кожаных ножнах. Увидав ковылявшего на костылях Николая, пасечник торопливо сошел с крыльца и, подойдя к нему, с беспокойством спросил: — Что это с ногой у тебя? Топором поранился, али тигра царапнула?

— Ни то, ни другое, уважаемый Еремей Фатьянович, просто ударился о камень — кость сломалась, — почтительно сказал Николай.

— Вот пришли к тебе за помощью, — заспешил Савелий. — Вся надежда теперь на твое умение. Может, подлечишь сына мово? Обезножел вовсе.

— Если перелом — зачем лубок не наложили? — строго прервал Савелия пасечник. — Когда ногу-то зашиб?

— Позавчера зашиб, как поднялись на ту сопку круту, где солонец-то у тебя, возле избушки там-отко, на сопке этой и оскользнулся...

— Постой, постой, чо баишь-то? — Пасечник недоуменно посмотрел на Савелия: — Так вы от самых солонцов сюды и привели его?!

— Оттуда, оттуда. Сёдни вот утром вышли из зимовья твово и вот, слава богу, пришли, дотёпали... А зимовье твое пантовщики пограбили...

— Ну, бог с ним, с зимовьем! Бог с ним! Да как же он, сердешный, в экую снеговерть на костылях-то? — Пасечник заботливо подхватил Николая под локоть, помогая ему взбираться на крыльцо.

Стряхнув с одежды снег, тигроловы ввалились в теплую избу. На столе уютно горела керосиновая лампа, весело потрескивали в печи сухие еловые поленья.

— Счас я тебя, болезный ты мой, сча-ас, сча-ас, — приговаривал пасечник, проводя Николая в спальную комнату и усаживая его на лавку. — Помоги, Савелий, раздеться сынку своему. — Голос хозяина звучал требовательно и непреклонно.

Савелий с готовностью бросился исполнять это указание.

— А ты, Павлуша, налей-ко из кадки воды в ведро да поставь на плиту. Горячая вода скоро нам потребуется.

Уставший до предела Павел, успевший уже присесть на лавку, вскочил и тоже как можно быстрее принялся исполнять волю пасечника, а тот между тем, выйдя на минуту в сени, принес пучок какой-то травы и небольшой сундучок. В сундучке хранилась целая аптека лекарственных трав и мазей, все было аккуратно разложено по коробочкам, стеклянным баночкам и мешочкам.

— Счас мы ногу твою посмотрим и на место поставим, — уверенно проговорил пасечник, сбрасывая с себя шапку и бушлат. — Костоправство — это нам знакомо дело. Счас я тебе пихтовой смолки с травами намешаю, вот и лекарство готово будет. Потом вправлю все как есть, лекарствием ногу натру, лубок поставлю, бинтиком притяну. Дней пять походишь на костылях, попьешь зелья моего горького и бегом побежишь. Иные с переломами лежат, как чурбаны, по месяцу, а у меня скоро ходить будешь. У зверя раненого почему быстро все заживает? А потому, что он двигается! И переломы у зверя быстро срастаются. В недвижимом теле все болезни живут, как в стоячей воде болотной затхлость образуется. А в проточной воде — все чисто.

Старик, взяв лампу со стола, поднес ее к обнаженной ноге Николая. Осмотрев ее и удовлетворенно кивнув, он передал лампу услужливо стоявшему рядом Савелию:

— На-ко, посвети.

Нога на месте ушиба была припухшей, но опухоль уменьшилась, зато краснота и лиловость проступили резче.

Осторожно, легкими движениями ощупывая ногу, пасечник то и дело спрашивал Николая:

— Тут болит? А тут болит остро или тупо?

Сделав из бинта салфетку, он налил на нее из баночки какой-то тягучей, янтарного цвета жидкости, пахнущей смолой, добавил спирту, затем достал из пол-литровой банки другую мазь, похожу на солидол, присыпал все это каким-то белым порошком и наложил на больное место. Растерев этой смесью опухшую ногу, забинтовал ее от колена до щиколотки.

— А как же лубок? — не выдержав, наконец спросил с беспокойством Савелий. — Ты же говорил, лубок надобно. Перелом ведь.

— Дак это не я, а Николай про перелом-то говорил, — улыбнулся пасечник. — Перелому нет! Очень сильный ушиб, кровь спеклась над костью, от мази она скоро разойдется. Через два-три дня можно уже и приступать на ногу.

— Ну, спасибо тебе, Еремей Фатьянович! — облегченно вздохнул и с чувством поблагодарил Савелий, делая знаки и Николаю, приглашая и его выразить благодарность лекарю, но тот, не обращая на отца внимания, хмуро и недоверчиво разглядывал свою искусно забинтованную ногу.

Закрыв сундучок и усевшись на него, Еремей Фатьянович, расправив на груди широкую бороду, испытующе оглядел тигроловов, многозначительно покашляв в кулак, привлекая к себе внимание, сказал, точно обухом по голове ударил:

— Паренек-то ваш, Юдов, не к Евтею пошел, а в деревню удрал. Сразу же опосля вашего ухода и смотался...