Лайонел Шрайвер - Цена нелюбви

• Название: Цена нелюбви
• Автор: Лайонел Шрайвер
• Жанр: Современные любовные романы
• ISBN: 978-5-9524-4235-1

У этой женщины есть все: любящий муж, успешный бизнес, жилье в престижном районе. Ева очень счастлива и благополучна; она не привыкла себе в чем-либо отказывать... да и зачем? Райская жизнь, и казалось, так будет всегда. Но Ева решает родить ребенка: для идеальной картинки добропорядочной американской семьи не хватает последнего штриха.

Какую цену заплатит эта женщина за любовь к сыну, не мог предположить никто.

---

Когда я подлетала к аэропорту Кеннеди, меня переполняли решимость и оптимизм. Однако, оглядываясь назад, я должна отметить, что самые пылкие чувства к нашему сыну я испытывала, когда его не было рядом.

Счастливого Рождества,

Ева

17 декабря 2000 г.

Дорогой Франклин,

Заранее аккуратно выяснив мое мнение, мать сегодня вечером устроила скромный девичник и, кажется, пожалела об этом. Вчера в Уэйкфилде, Массачусетс, очень толстый и несчастливый инженер по программному обеспечению Майкл Макдермотт, о пристрастии которого к научной фантастике, как и о склонности нашего сына к тесной и короткой одежде, теперь знает вся страна, явился в компанию Edgewater Technology с дробовиком, полуавтоматической винтовкой и пистолетом и убил семерых своих коллег. Как я понимаю, мистер Макдермотт был расстроен — теперь я знаю все подробности его финансовых обстоятельств, вплоть до угрозы изъятия его шестилетнего автомобиля, — предупреждением своей фирмы о вычете из зарплаты недоплаченных им налогов.

Я не могла не подумать о твоих родителях, ведь они живут недалеко от Уэйкфилда. Вспомнила, что твой отец предпочитает все первоклассное, и наверняка оба твоих родителя считают враждебным мир физического несовершенства, не уважающий материалы.

Старушки, явившиеся в гости, давно отчаялись вытащить Соню Качадурян на вечеринки, выучив наизусть затейливые извинения вроде тех, что так хорошо знала я — почему, например, она не могла посетить премьеру моего школьного спектакля. Они много раз пробовали приготовленный матерью пахмаджун и не собирались беседовать об угощении. О нет. Несколько робея перед почетной гостьей, они жаждали поговорить о Майкле Макдермотте. Одна вдова печально заметила, что вполне может представить себе чувство отверженности молодого человека с прозвищем Навозник. Моя сварливая тетушка Эйлин пробормотала, что ее собственная непрерывная тяжба со службой внутренних доходов — семнадцать оспариваемых долларов, не выплаченных в 1991 году, с учетом процентов и задержек, с годами распухли до тысячи трехсот долларов — может вынудить и ее взяться за оружие. И все дамы тонко намекали на мое квалифицированное понимание извращенного разума.

В конце концов я была вынуждена решительно напомнить им, что никогда не встречалась с тем одиноким толстяком. И как-то сразу до всех дошло, что в этой стране и в эти дни никто не специализируется на добром старом убийстве, как и адвокаты не практикуют добрый старый Закон; во времена убийств на рабочих местах и в школах появилось совершенно новое поле деятельности. Дамы растерялись, словно звонили в отдел связи с клиентами, а попали в отдел распродаж. Поскольку еще слишком опасно упоминать «Флориду», не будучи уверенным, все ли присутствующие разделяют твое мнение, кто-то чопорно похвалил лахмаджун.

А если уж говорить об окупаемости преступления, сомневаюсь, что служба внутренних доходов теперь увидит хоть десять центов из денег Навозника. Сорокадвухлетний налоговый обман обойдется Дяде Сэму гораздо дороже — учитывая расходы на судебный процесс, — чем служба внутренних доходов смогла бы выжать из зарплаты Макдермотта.

Конечно, я научилась так думать за последнее время, ведь цена правосудия для меня нынче не абстрактный вопрос, а упрямый итог в долларах и центах. Я часто вспоминаю отдельные моменты того суда, гражданского суда. Уголовный практически стерся из моей памяти.

— Мисс Качадурян, — слышится мне. Харви громогласно начинает опрос свидетеля после перекрестного допроса. — Обвинение уделило большое внимание тому факту, что вы, управляя фирмой в Манхэттене, оставляли своего сына на попечение посторонних людей, а когда ему исполнилось четыре года, отправились в Африку.

— В то время я не подозревала, что заниматься любимым делом незаконно.

— Однако после возвращения из той поездки вы наняли менеджера для управления делами вашей фирмы, чтобы лучше исполнять материнские обязанности.

— Совершенно верно.

— Не вы ли главным образом заботились о ребенке? Более того, не прекратили ли вы нанимать постороннюю помощь за исключением редких приходящих нянь?

— Откровенно говоря, мы прекратили нанимать постоянную няню, поскольку не могли найти никого, кто выдержал бы Кевина больше пары недель.

Харви помрачнел. Клиентка вела себя самоубийственно. Я воображала, что тем самым выделяюсь из общей массы, но, судя по усталому выражению лица моего адвоката, была вполне предсказуема.

— Однако вы понимали, что ему необходимо постоянство, и Пресекли поток юных девиц. Вы перестали работать с девяти до пяти.

— Да— Мисс Качадурян, вы любили свою работу, не так ли? Она приносила вам глубокое удовлетворение.

Поэтому ваше решение было большой жертвой во благо вашего ребенка?

— Жертва была колоссальной, — сказала я. — И бесполезной.

— Вопросов больше нет, ваша честь.

Харви угрюмо посмотрел на меня. Мы репетировали «колоссальной» без всяких пояснений.

Планировала ли я свою защиту тогда, в 1987 году? Мой бессрочный отпуск оказался не только вынужденным, но и косметическим. Я думала, что это выглядит хорошо. Я никогда не считала себя зависимой от чужого мнения, но накопившиеся тайны и нечистая совесть неизбежно привели к желанию произвести впечатление.

В результате, когда вы вдвоем встретили меня в аэропорту Кеннеди, я наклонилась, чтобы сначала обнять Кевина. Он все еще находился в той приводящей в замешательство фазе вялой тряпичной куклы; он не обнял меня в ответ. Сила и продолжительность моего объятия лишь выставили напоказ мое обращение в новую веру, случившееся в Хараре.

— Я так сильно скучала по тебе! — сказала я. — У мамочки два сюрприза, любимый! Я привезла тебе подарок. И еще я обещаю, что мамочка никогда - никогда не уедет от тебя так надолго!

Кевин обмяк еще больше. Я поднялась и смущенно пригладила его непослушные волосы. Я играла свою роль, но из неестественной вялости ребенка сторонние наблюдатели могли сделать вывод, что обычно я приковываю его к батарее в подвале.

Я поцеловала тебя. Хотя я думала, что детям нравится смотреть на нежности родителей, Кевин нетерпеливо затопал, заныл и потянул тебя за руку. Может, я ошибалась, ведь я никогда не видела, как моя мать целует моего отца. Очень жаль.

Ты быстро отстранился, пробормотав:

—Он не сразу привыкнет, Ева. Для детей его возраста три месяца большой срок. Они сердятся. Они думают, что мама никогда не вернется.

Я чуть не пошутила, что Кевин, похоже, расстроен моим возвращением, но вовремя осеклась; одной из наших главных жертв, принесенных на алтарь семейной жизни, была беззаботность.

— Что значит это уэрр, уэрр!? — спросила я Кевина, все еще с воем тянувшего тебя за руку.

— «Чиз дудлз», — весело ответил ты. — Последнее пристрастие. Хорошо, парень! Давай поищем тебе пакетик химикатов!

И ты потащился прочь за Кевином, оставив меня со всем багажом.

В машине, прежде чем сесть, мне пришлось удалить с пассажирского сиденья остатки «дудлз» в разной степени разложения. Энтузиазм Кевина не распространялся на сам процесс питания; он слизывал с палочек яркую обмазку и выплевывал, щедро пропитав слюной.

— Большинство детей любит сахар? Наш любит соль, — охотно пояснил ты, явно предпочитая сладкоежкам любителей натрия.

— Японцы считают их противоположностями, — сказала я, выкидывая в окно свои липкие трофеи. Сиденье Кевина было закреплено между нами, и я пожалела, что не могу, как прежде, положить ладонь на твое бедро.

— Мама пукнула, — сказал Кевин, решив наконец, как меня называть. — Воняет.

—Об этом не говорят вслух, Кевин, — строго сказала я. В Норфолке на пересадке я ела бобовое пюре с банановым гарниром.

—Как насчет «Джуниор»? — предложил ты. — По пути, и у них есть детское меню.

Прежде ты обязательно подумал бы, что я пятнадцать часов пересадками летела из Найроби, могла устать и от полета, и от дурной еды, и вряд ли выдержу шумную атмосферу ярко освещенного ресторана с единственной компенсацией — чизкейком. Я-то надеялась, что ты найдешь приходящую няню и встретишь меня один, отвезешь в тихий ресторан, где за бокалом вина я застенчиво изложу тебе новую главу своего романа о материнстве. Другими словами, я хотела избавиться от Кевина, чтобы успешнее рассказать тебе о том, насколько больше времени я теперь собираюсь с ним проводить.

— Отлично, — еле слышно сказала я. — Кевин, или ешь свои Палочки, или я их заберу. Не кроши по всей машине.

— Ева, дети всегда пачкают! — весело воскликнул ты. — Расслабься!

Кевин скривил в улыбке оранжевые губы и швырнул в меня липкой палочкой.

В ресторане Кевин презрительно отмахнулся от высокого стульчика. Поскольку отцовство моментально превратило тебя j невыносимо самодовольного типа, нотацию прочитала я: