Альберт Лиханов - Собрание сочинений (Том 4)

• Название: Собрание сочинений (Том 4)
• Автор: Альберт Лиханов
• Жанр: Прочая детская литература

---

Машина быстро разгрузилась и ушла. Я стал переодеваться, чтобы помочь деду.

И тут кто-то отчаянно закричал на дворе:

- Антошка! Антошка!

Я выглянул в окно. Соседские мальчишки махали мне рукой и орали:

- Скорее! Скорее! Дедушка!

Сердце словно оборвалось. Я кинулся сломя голову по лестнице, громко выстрелил дверью.

- Где? - кричал я отчаянно. - Где?

Дедушка лежал, уткнувшись лицом во вскопанную землю. Одной рукой он сжимал тонкий стволик березки, а другой - лопату.

- Дедуля! - шептал я. - Ну вставай, дедуля!

Я перевернул его на спину.

И увидел открытые глаза.

- А-а-а-а-а!

Я слышу до сих пор собственный крик.

Он раздается вдруг среди ночи, я вскакиваю, мокрый от пота, шепчу:

- Дедушка! Дед!

Но никто не откликается.

И я плачу. Плачу навзрыд. Плачу до хрипа, до крика!

В комнату вбегает мама, гладит меня по плечам и говорит:

- Ну, Антошка! Антошка!

Она плачет сама.

Приходит папа.

Он обнимает нас изо всех сил, до боли и говорит срывающимся голосом:

- Ребята! Ребята, будьте мужчинами!

Нет, это невозможно!

Это выше сил!

Я не могу, не могу, понимаете!

Я не могу быть мужчиной!

В м е с т о э п и л о г а

НА КРУТОЙ ГОРЕ

Мы похоронили его на горе.

На самой вершине отвесной скалы, откуда видно далеко вокруг.

И плотина прямо под ногами.

И дальняя тайга, которая скоро исчезнет, а вместо нее будет море.

И еще тайга, которая никогда не исчезнет, а будет вечно шуметь, принося на вершину запах смолы и хвои.

Когда-то я был здесь, на этой вершине. Кешкин дед, Иннокентий Евлампиевич, взял отпуск, сделал деревянную колотушку, и мы отправились шишковать. А потом вышли сюда, и я поразился. Поразился красоте. Раздолью. Близости неба.

Дедушку похоронили там.

Взрывники заложили динамит, и эхо прокатилось над далекой тайгой.

Дедушка лежал спокойный, в парадном мундире. Только без орденов. Ордена горели на красных подушечках. И все горело вокруг. Пионерские галстуки нашего отряда. Наш отрядный флаг, опущенный к гробу. Красное знамя в руках Бориса Егорова. Горела медь горнов и солнце над головой.

Эх, солнце!

Опять как тогда. Меня еще не было, и папе исполнилось три года, когда началась война, нежданно-негаданно, и солнце не спряталось тогда за тучи, будто и его застали врасплох.

И сейчас!

Сейчас тоже врасплох! Оно не знало, конечно, что дедушка умрет, не знало, как и я, а то бы спряталось, опустило покрывало черных траурных туч.

Я стою возле гроба.

Я смотрю на деда.

Руки отяжелели, и голова тоже. Весь я пустой и каменный, не живу, не дышу, только вижу.

Вижу папу, стоящего на колене у гроба. Вижу маму в черной одежде. Она положила руку отцу на плечо. Будто на той фотографии. Анна Робертовна в черном платке. Гриша ее под руку держит.

Я слышу звук.

Странный плач.

Это плачут горны.

Они сверкают на солнце, трепещут алые вымпелы на каждом из них, но горны плачут.

Ту-ру-ру-ру-у-у!..

Ту-ру-ру-ру-у-у!..

И вдруг слышится еще что-то.

Я смотрю в сторону, на стройку, и все оборачиваются туда.

Я вижу белую плотину, а в котловане и дальше, на берегу, - множество машин. Множество самосвалов.

Они стоят. Это странно. Машины никогда не стоят на стройке.

Но тут они стоят как попало, замерли и... гудят!

Гудят все вместе, тягучим, торжественным голосом, и в него, будто в оркестре, вплетаются пронзительные голоса консольных кранов.

И там, в котловане, люди, похожие на муравьев, остановились, смотрят, подняв руки к платкам и козырькам, на высокую вершину, где стоим мы.

Меня зовут Антошка, вы знаете.

Меня назвали так в честь деда, и это значит, что дедушка всегда со мной.

Мой генерал всегда рядом.

Вот он смотрит на меня со стены. Сперва - молодой, глаза сверкают озорно. Потом - старый, вместе со мной, но и на этой фотографии глаза у него улыбаются.

Он же улыбался, когда пел тысячу раз:

Если смерти, то мгновенной,

Если раны - небольшой!

Эта песня вовсе не грустная. Она даже веселая. И правда - разве это плохо? Умереть, так сразу. А если ранят - пусть рана скорей заживет!

Дед со мной. Он рядом. Он так жил, что не может умереть. Никогда!

Я просыпаюсь по ночам и больше не плачу.

Я думаю с тоской только, что больше дедушка не скажет мне строго:

"Думай!"

Не попросит мягко:

"Пошепчемся!"

Не улыбнется ласково:

"Эх, Антоха!"

Я сдерживаюсь.

Я не плачу.

Я глотаю тугой комок, подкатившийся к горлу, и складываю стихи про дедушку.

Мой генерал! Мой генерал! - зову три раза,

Мой генерал! Ты только не молчи.

Ведь ты же знаешь, что без воинских приказов

Не могут бить тревогу трубачи...

Я придумываю эти стихи. А они не выходят.

Я тычусь головой в подушку и бью ее отчаянно кулаком.

Все равно я сочиню эти стихи. Все равно, дедушка, ты будешь живой.

Все равно! Все равно! Все равно!

1973 - 1974

Д Р А М А Т И Ч Е С К А Я П Е Д А Г О Г И К А

__________________________________________________

И М Е Н Е М Д О Б Р О Т Ы

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Человек владеет двумя взглядами. Один из них охватывает видимое, другой же - невидимое, и этот взор принято называть мысленным.

Для чего дан нам мысленный взор? Для того, чтобы осмыслить себя в системе временных координат. Для того, чтобы, оборачивая свой взгляд в прошлое и обращая его в будущее, поверять жизнь нынешнюю важнейшим: достойно ли продолжаем мы лучшие деяния минувшего во имя лучшего грядущего?

Мысленный взор человека в прошлое и будущее широк и многозначен. Он проникает во все сущее, и нет для него неодолимых стен. Есть, однако, одно непременное условие, наполняющее мысленный взор подлинной осмысленностью. Это условие - умение видеть невидимое. Только внимательно вглядываясь в окружающее, только пристально и честно рассматривая истины и вопросы нашей современности и непременно - думая, и обязательно - сражаясь, иначе говоря, вырабатывая свое отношение к реальной жизни, может человек сознавать прошлое и предугадывать будущее во всей их объективной значительности.

Я уже написал: мысленный взор человека в прошлое и будущее широк и многозначен. И все же, при всей этой широте, о чем печется ум людской раньше всего? О жизни доброй и праведной. О человеке - каким он был, каков он есть, каким он станет. И о том, конечно же, как воспитать хорошего, доброго, разумного гражданина будущих дней. Как воспитать сегодня человека завтрашней жизни.

Не правда ли, высокая эта мысль очень педагогична? В ней чаяния родителей о детях, в ней мечта борцов о лучшем будущем. Применительно к нашей жизни и нашему обществу мысль эта означает чрезвычайно конкретное и очень точное: коммунистическое воспитание личности.

Как понимал это Владимир Ильич Ленин? "Воспитание коммунистической молодежи, - сказал он на III съезде комсомола, - должно состоять не в том, что ей подносят всякие усладительные речи и правила о нравственности. Не в этом состоит воспитание". И уточнил: "В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма. Вот в чем состоит и основа коммунистического воспитания, образования и учения. Вот в чем состоит ответ на вопрос, как надо учиться коммунизму". Укрепление же коммунизма, по ленинской терминологии, всегда было строительством. А построить столь социально масштабное явление, как коммунизм, Владимир Ильич считал возможным, лишь "умея превратить коммунизм из готовых заученных формул, советов, рецептов, предписаний, программ в то живое, что объединяет вашу (он говорил это, обращаясь к молодым. - А. Л.) непосредственную работу..."

Итак, два посыла. Мысленный взор в будущее, где мы видим совершенного человека грядущих времен, и реальный взгляд на сегодняшнюю жизнь, "непосредственную работу", говоря ленинскими словами. Сближение двух реальных понятий - явлений и представлений, точнее, приближение действительности к искомому идеалу и есть не что иное, как осуществление важного дела, достижение цели.

Увы, ни волевым, ни силовым напряжением недостигаемо это сближение. Процесс соединения реальности с мечтой - дело многосложное, долговременное. Оно требует усилий целого народа - многолетних, настойчивых, упорных усилий! И воспитание, педагогика в этой работе - на первых ролях.

Испанский классик Мигель де Унамуно заметил в одной своей книге:

"Всякий живой человек носит в себе семь добродетелей и семь противоположных им смертных грехов: он высокомерен и робок, обжорлив и воздержан, похотлив и целомудрен, завистлив и милосерден, скуп и щедр, ленив и прилежен, гневен и терпелив. И он может извлечь из себя самого равным образом тирана и раба, преступника и святого, Каина и Авеля".

В хлесткой этой формуле я решительно выступаю против одного - против того, что добродетельность и греховность из себя человек "извлекает" сам. Зло и добро из человека извлекают окружение, идеи, царствующие в государстве, где он живет. Зло и добро, греховность и добродетельность человеческую создает воспитание.