Андрей Левкин - Междуцарствие (рассказы)

• Название: Междуцарствие (рассказы)
• Автор: Андрей Левкин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Давление внутри этого водопровода все время растет с прибыванием времени, иногда его стравливают, устраивая фестиваль 57-го года или стартуя в космос, но всего этого мало. Так что в результате трубу и прорвало. После чего, разумеется, запасы прогорклого времени поперли хлестать наружу, и держава погрузилась в наводнение. Страна по пояс в затхлой жиже, новое же вещество изливается из разобранной кишки со скоростью тиканья часов, не спеша - как трава растет, и держава тонет себе в веществе дальше, да и утопнет, если ее граждане не научатся пользоваться своими освобожденными дырочками или пока им не устроят новую коллективную систему ирригации-канализации.

Легко, впрочем, понять, как ситуация способствовала возникновению пророков и прочих харизматических персонажей, всякий из которых в этой схеме оказывается организмом, на темечке которого героически открылся фонтанчик. Заткнуть его трудно, потому что таких дырочек в обществе мало и оттого напор в каждой из них сильно велик: когда запломбируют, а когда и не удастся. Заодно обратим внимание на то, что харизматики пересечение границы не выдерживают - по ту сторону от нее уже другая водопроводная система, так что там даже имевшуюся харизму не поддержишь. Подобная харизма, а точнее кунуна (потому что обладающий кунуной человек в известном смысле, есть как бы царь) тускнеет вне условий, приведших к ее образованию. Ржавеет и лет за десять рассыпается.

Если заняться ее химическим составом, то всякая кунуна состоит из вещества, ее образовавшего: из времени, то есть - учитывая, что в разные времена состав их вещества различен.

Конечно, любой харизматик интересен именно поэтому - какие мелочи в сравнении с этим всякие выяснения того, какие именно требования и ожидания предъявляет к нему текущая общественная жизнь.... Харизматики потому что не народы пасут (хотя и хотят), а просто подставляются так, чтобы их кунуна всосала все, что только возможно из падающего сверху невидимого разноцветного дождичка.

Как бы разноцветные конфетки, таблетки и витаминчики. Харизматики, то есть, должны являться объектами археологических экспедиций.

История затрудняется подставками: вещество дает себя ощупать, лишь подсунув муляж. Любое новое движение вещества тут же производит на свет новую куклу и это нормально, однако, поскольку хронисты имеют в виду всегда нечто иное, то на самую свежую куклу неминуемо переносятся манеры и черты живого существа. Так вот они, куклы, и живут тут какое-то время как живые, хотя и набиты б.у. опилками, а лучшие среди них - фотомодели.

Вообще-то не совсем понятно, отчего это вещество столь склонно так дурить людей. Кажется, потому что имеет о них верное представление.

Коль скоро речь зашла о человеческом, нарастании вещества и о России, то самое время дать несколько советов по самообороне от пророков и Великой Русской Литературы.

С пророками бороться просто. Скажем, есть у вас такой на примете. Положите перед собой его текст. Пророк должен выступать часто и всюду, вот и представим, как он это делает.

Представим себе помещение клубного типа, с бордовыми портьерами, в зале душновато, некоторые окна приоткрыты и створки кое-где просовываются сквозь портьеры. На дворе то и дело хлопает дверь черного входа, слышны самые громкие звуки с улицы. Двадцать рядов стульев с сидениями из быв. алого дерматина, по тридцати стульев в ряд. Трибуна, то ли обтянутая голубой бумазейкой, то ли фанерованная с резным дубовым гербом: отодвинута вбок либо, если прибита к полу, стоит пустая, потому что пророк туда не полезет, а говорить будет, подойдя к народу вплотную. Пахнет пылью и мастикой, в зале потушен свет, желтый свет со сцены падает сверху на лицо пророка, оно от того желтое, с крупными тенями. Его голос расходится по залу без помощи электричества; две женщины и мужчина - распорядители мероприятия - сидят с краю сцены, за столиком, этой сцене чуждым. Столик устлан скатеркой, на нем ваза с тремя гвоздиками, видимо белыми или розовыми; в простенках зала акварели с видами природы. Вечер, возле ног женщин в зале сумки с тяжелыми продуктами, у женщин устали ноги, после речи они станут задавать пророку вопросы, а он говорит, понятное дело, о правде и, дочитав листок, подкладывает его в хвост рукописи или откладывает, не глядя, на специально для этого поставленный рядом стул. Сами собой скрипят половицы, лицо пророка раскраснелось - а вы читайте по тексту, который у вас перед глазами, читайте - что именно он сообщает вам, с какой интонацией и где повышает голос. Взгляните по сторонам и рассмотрите лица сидящих рядом с вами, чтобы по ним удостовериться в том, что перед вами действительно пророк наливающий теперь, отойдя к столику, из графина воду. Пока вода льется в стакан, галстук его свисает отвесно. Сейчас он продолжит - следите по тексту, как экзальтированность речи кровью проступит в словах: как в птичьих крыльях на просвет, либо в крыльях толкающихся под люстрой ангелов, и завтра мы проснемся в новом времени и новом мире на новой земле. Несомненно.

С пророками, которые еще и занимаются худ. литературой, вовсе просто. Все их опусы похожи один на другой, что неудивительно, ибо пишут-живут они всегда из одной ситуации: Гласа свыше. А происхождению текстов все же свойственно немалое разнообразие. Один может созреть на внутренней груше автора соответствующим плодом, другой оказаться клопиком, напившимся авторской крови и отвалившийся пообедав. Текст можно сколотить, как табуретку или сделать в виде гробика, чтобы кой-кого навеки обесточить. На свете много всего разного, и любое это разное готово предоставить свои чресла затем, чтобы обеспечить автору возможность вложить туда, что захочет.

Аналогично и с литературой как таковой. Если общественно договориться, что она - Храм, то моментально образуется епархия. Если приравнять ее к ведению боевых действий, то возникнут различные виды войск с Генштабом и всеми делами. Если установить, что она - поцелуй на морозе, то литераторы примутся хором стучать зубами.

уточнение: по ходу текста все время возникают куцые, пошлые и неопрятные слова, как то метафора, объект, картинка, аллегория. Дать этому процессу ход, так обнаружатся еще и всякие инсталляции, коллажи-персонажи, а то и что похлеще типа символов-образов. Это нехорошо.

А всего-то имеется в виду очень простая вещь: какое-то число отдельных штучек, которые совокупно образуют новую целую штучку. Существующую уже отдельно, не всеобъемлющую, как раз даже и не слишком большую. Называть такую штучку будем анда.

Вот, например, фраза, состоящая из запотевшего осеннего окна, туман на котором скатывается в капли. Ползущие вниз, к подоконнику - потрескавшемуся, в отламывающейся краске; сырые сигареты и прощальный крик электрички за лабазом - это и есть анда. И, понятно, любая из приведенных в данном труде программ тоже анда.

Нет ничего проще, чем снять мистический фильм. Неважно про что, и что там будут делать актеры. Для хорошего мистического фильма хватит приличного оператора и специалиста по анда.

Сейчас увидите, как просто обеспечить внятный физиологический ужас. Итак. Ландшафты и интерьеры должны не допускать ни намека на возможный в них комфорт: не выстроенные тщательно, не стерильные, не новенькие даже, но обжитые, и вещи в них старые - не антикварные, но обычные, которыми пользовались уже лет пять или десять - только чтобы не возникало ощущение нищеты. Притершиеся, словом. Улицы - не центр, но и не слишком от него далеко, по возможности - рядом с веткой железной дороги: мимоходом продемонстрировать кое-какой мусор и потрескавшиеся стены. Комнаты не прибраны: смятые бумажки, пустые сигаретные пачки, можно - части одежды. Желтое, чуть пыльное освещение в помещениях и белесый, чуть ярче, чем взаправду, свет через окно: далее оконного стекла в комнату не проникает. Какое-то количество аккуратно выстроенных бликов на случайных предметах; перенос отдельных предметов из интерьера в интерьер, но не демонстративно эти слова никогда не должен говорить главный герой, эти предметы никогда не даются крупным планом.

Быстрые общие планы с точек, не предусматривающих естественного положения смотрящего: от пола, со стороны кирпичной стенки. Показанной в предыдущем кадре как бы через окно; в дешевом варианте - от портрета прабабушки или с люстры. Рассогласование времени фильма и времени органического: в сцене, длящейся три минуты, у главного героя успевают высохнуть только что, на глазах у зрителя, вымытые волосы. Сигарета дымится в кадре пятнадцать минут, натурально выдавливается прыщ, а осуществляющий это смотрит в камеру, как в зеркало.

Какие-нибудь отели, вроде нью-йоркского "Челси": отстающие в углах комнаты от стен обои, метровые рыжие тараканы, красный брандмауэр с вереницей почти проволочных, глядя отсюда, пожарных лестниц; горы упаковок из-под "Brillo" внизу; в кране нет воды.