Александр Левитов - Газета в селе

• Название: Газета в селе
• Автор: Александр Левитов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Левитов Александр Иванович Газета в селе

Александр Иванович Левитов

Газета в селе

I

У почтовой конторы в городе Черная Грязь стояла мужицкая телега, около которой суетились сам хозяин телеги (обтерханный такой мужичонка с рыженькой клочковатою бородой и с каким-то необыкновенно испуганным лицом) и почтамтский сторож, отставной унтер-офицер, с большими седыми усами, серьезный и повелительный старик. Он сердито покрикивал на мужика, помогая ему взвалить на телегу какой-то большой тюк пуда в два.

-- Ну, ну! -- командовала военная кость. -- Чего стал? Наваливай, наваливай! Что же, в самом деле, сам я, что ли, стану вместо тебя это дело делать?

-- Ослобони, бога для, милый человек, -- умолял мужик. -- Сейчас бы мы с тобой дернули за это по махенькой, вот те Христос, дернули бы!

-- Поговори! -- прикрикнул солдат, и тюк грузно упал в телегу. -- Тут, братец, никакая махенькая не поможет. Вези как приказано. Слышь: не забудь, как тебе его высокоблагородие господин почтмейстер наказывал говорить: так и так, мол, Архип Петрович! Милость, мол, вам большая вышла. В самой Москве, мол, узнали про вас господа синаторы и вот, мол, газету вам шлют. Почтмейстер, мол, оченно вас с такой милостью проздравляют... А что ежели ты, шельма, мне про питье энто говоришь, так ты мне деньгами сейчас подавай, потому как же иначе-то?.. Так вот, вынимай же и помни. Слышь?

-- Слушаю! -- печально откликнулся мужик, усаживаясь в телеге как можно подальше от тюка.

-- И избави тебя боже потерять али бы как иначе попортить, -беда! --все строже и строже внушал солдат. -- Тут весь свет описан... Моря опять... Ты скажи: маленькие они, моря-то, али нет?

-- О господи! -- мысленно перекрестился мужик. -- Где им быть маленьким?

-- Пытаму, ежели ты ево потеряешь, рази ты можешь другую такую же сочинить, а?

-- Где уж?

-- То-то же! Марш!

-- Н-ну, тр-рогай! -- в свою очередь скомандовал мужик послушной лошади, и телега тронулась. Солдат счел своим долгом постоять на крыльце конторы и посмотреть, как именно поедет таинственный тюк.

-- Смотри ж , сберегай! -- еще раз крикнул он с крыльца. -- Как можно сберегай, -- все силы...

-- А я вот его свитенкой прикрою, -- торопливо ответил мужик издали, --чтобы он не тово... Чтобы он как-нибудь... бог е ведь знает...

-- Прикрой, прикрой, -- согласился унтер. -- Оно лучше будет так-то, сохранней! -- Потом он тихим шепотом прибавил: -- Скажи, пожалуйста: народец какой, а? От самих господ синаторов не хотел посылки отвезть. Я, говорит, боюсь, как бы мне не проштрафиться... Экой народ необразованный, право!

-- Вот напасть! -- толковал тоже и мужик уже на дороге. -- Что, ежели она пропадет?

И вслед за тем он пристально осмотрел окрестные поля и дорогу впереди и назади, приподнявшись для этого на телеге во весь рост, а потом перекрестился, завернул роковой тюк в свою свиту, твердо сел на него и принялся есть зеленый, словно бы из кирпича сделанный, с конопляным маслом, калач, прихваченный им в дорогу для скуки на городском базаре...

II

Через час уже мужик ехал широким-широким полем. В нем совершенно терялся и сам мужик, и его лошадь, и телега. Словно муха, ползли эти три существа по тугой дороге, между кособокими вешками, густыми хлебами -- и ни эти хлеба и вешки, ни раскаленное небо, ни ослепительно яркое солнце, никто и ничего не подсказывало мужику, что это такое везет он; а он все думает, все это он упорно всматривается в горящую полдневным пожаром даль, не покажется ли там кто-нибудь, кто бы сказал ему, что это такое именно. Зеленый калач пришел к концу, -- ничего не осталось делать, как только сидеть и думать, думать и пугаться. Тоска!..

-- Надо полагать: штрафные это какие-нибудь? -- наконец предположил мужик. -- Нонича это пошли все штрафы... Беда!

"Это точно!" -- тосковали сожженные солнцем хлеба, деревья и травы.

-- А может, и другое что? -- продолжалась мужицкая дума тоскливая. --Может, и набор какой, ведь оно не узнаешь.

"Как узнать! -- соглашались хлеба, деревья и травы. -- Простому, слепому человеку про это никак невозможно узнать".

Но не слышит мужик этих голосов тайных, которые редко кто может слышать. Все молчит около него, -- и едет он -- и тоскует и думает, что как бы в селе на миру, чего доброго, не притаскали его за такие дела всем миром-собором.

-- Тут как раз на поронцы наскочишь, да еще, пожалуй, полведра велят становить. Нонича на этот счет осторожно!..

Но вот впереди показалась небольшая партия солдат, с ружьями, тяжелыми ранцами, в расстегнутых шинелях, в красных ситцевых нагрудниках, толсто подбитых ватой, У редкого из них не было в руках гармоники, а один из партии так даже играл барыню на самоделковой скрипке и в то же время, несмотря на страшную жару, бойко подплясывал. При виде этой веселой группы у мужика немного отлегло от сердца.

-- Эй, земляк! -- вдруг заговорил скрипач, подбегая к телеге -- Как тебя звать-то? Я забыл...

-- Был Лука!

-- Я так и думал. Купи, Лука, трубку у меня. А? Вот так трубка! Вся она из цельного азиатского камня сделана, а достал тот камень со дна морского один арап, с него после всю шкуру содрали, потому он был кошшунник, которые, знаешь, может, кошшунствуют какие.

-- Ах ты черт! -- похвалили скрипача товарищи, усаживаясь в телегу к Луке. -- Он у нас, дядя Лука, шутник, только злости в нем нет. Ты его не бойся, нас кстати подвезешь.

-- Вы вот что, ребятушки, царские слуги, -- сказал Лука. -- Вы проходите лучше, а то совсем пристанет у меня лошаденка. Где мне вас одному поднять, тут, может, три подводы нужны.

-- Ну, ну, ничего! Мы слезем, ранцы-то вот хоть нам успокой.

-- Ранцы клади, ребята; а сами так сторонкой идите, потому есть тут у меня в телеге сигналы такие казенные.

-- Какие такие сигналы? -- живо спросил скрипач.

-- Навалил там в городе, а какие -- не знаю. Наказали беречь. Надо полагать, что какой-нибудь штраф али бы што...

-- Дай-ка я взгляну, что там такое у тебя, -- вызвался скрипач, и вслед за тем он растормошил свитку, скрывавшую тюк, важно наморщил брови и по складам прочитал наклеенную на нем надпись: "газ-з-е..."

-- Ребята! Бежи в поле, -- вдруг вскрикнул грамотей. -- Опасно...

Солдаты стремглав прыснули от телеги, а скрипач продолжал, обращаясь к Луке:

-- Так ты не знаешь, что это?

-- Да кабы знал...

-- Давай полтинник и благодари бога, что я случился тут ...

-- А что?

-- А вот что: не будь тут меня, сейчас бы тебя, может, в мелкие куски растерзали -- энти-то! Ты этого не знал? Доставай деньги проворнее, а я покуда побегу корни рыть.

Мужик начал развязывать большой кожаный кошель, висевший у него на шее; а солдат принялся пристально осматривать местность и говорил:

-- Где теперь найдешь этот корень? Он прозывается корень дражнилка --шиш ему в рот! Только в полдень его и отыщешь.

И партия и телега остановились. Все ждали. Завязался такого рода разговор:

-- Черт! -- говорил наставительно солдат Луке. -- Ведь она живая...

-- Кто?

-- Да эта-то, что ты везешь-то! Ведь она, леший, одного, что ль, тебя загубила, а? Ведь вон тоже в Хирсонской губернии случай мне выпал повидать, как одному такому-то навязали, так ведь он беситься стал. Семь его монахов, может, пятьдесят зорь на страшной свече отчитывали, эдакую тяжелую книгу всю от доски до доски над ним прочитали, а он все пуще и пуще бесился, -- всю печь в избе съел. Сидит и жует глину-то и говорит: "Я теперь енарал стал..." А какой он енарал? За какие баталии енаральство получил?

Лошадь одиноко стояла посреди дороги с уныло понуренной мордой, потому что и сам Лука убежал при последних словах чародея от телеги к солдатам, расположившимся на отдых на дорожной насыпи, а чародей неумолчно толковал:

-- Ведь вот теперича что будешь делать? -- спрашивал он, горестно размахивая руками. -- Ведь вот есть тут всякие травы: вот тебе богатырь-трава, вот ониськин узел, вот тебе слеза каменная, а корня дражнилки нет. Ищите, ребята, все, Христа ради, -- он толстый -- корень-то этот, -- я их видал немало на своем веку... Наш-ш-ол! Теперича не бойся, Лука! Отсчитал деньги-то?

-- Отсчитал!.. -- ответил Лука.

-- Ну, получай с богом. Всего луччива... Его тебе, братец, надолго хватит...

-- Как же мне им орудовать? -- спросил Лука.

-- А вот видишь как: вот ты поедешь, а она тебе сейчас приставляться начнет в разных видах. Белая такая сделается и будет тебя издали дразнить всячески, -- перекидываются они иной раз в скотину какую, пишшаньем пугают, скачут тоже перед очами-то, словно бы козлы рогатые али бы нечистые... Только ты все не бойся -- все иди, все иди, и как тебе подойдет десятая верста, ты сейчас же не давай маху-то, а прямо этот самый корень как можно крепше вгоняй себе в живот, а сам приговаривай: Иван, мол, царевич! Приходи, мол, ко мне во терем песни играть. Вот тебе и все! Н-ну, с богом! Счастливо оставаться.

-- Прощайте, солдатушки! Спасибо, что выручили, -- прощался Лука, понукая лошадь, которую очень разморил полуденный зной.

-- Но! Но! Волк тебя заешь, -- стращал он своего меринка, которому, видимо, хотелось еще постоять на теплом месте и отдохнуть.