Федор Раззаков - Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят

• Название: Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят
• Автор: Федор Раззаков
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002724-9

Герои этой книги известны каждому жителю нашей страны. Многие их давно превратились в легенду отечественного кино, эстрады, спорта. Но все ли мы знаем о них? Факты творческой биографии, жизненные перипетии наших звезд, представленные в этой книге, сродниувлекательному роману о блистательных представлениях нашей эпохи.

---

Работаю уборщиком в цехе. Недавно кто-то специально залил водой цех. Всю ночь, стоя в ледяной воде, ведрами выгребал воду. Харкаю кровью. Неужели это мой конец? Я скучаю по свободе. Где я — это страшно!

Пиши подробнее. Каждое письмо, которое я получаю, это кислородная подушка для меня.

Береги жизнь, родителей и честь. Не делай глупостей. Все наказуемо…»

По словам очевидцев, первое время в неволе Параджанов был раздавлен, сломлен и унижен. Над ним издевались все: и начальство колонии, и некоторые из заключенных. Вдобавок ко всему у Параджанова было плохо со здоровьем: болело сердце, мучил диабет. В колонии ему сделали операцию на легком. Но, даже пребывая в этих нечеловеческих условиях, Параджанов оставался верен себе. Невзирая на насмешки других заключенных, он собирал на тюремном дворе выброшенные кемто цветы, делал из них гербарии и отсылал в письмах друзьям. Однажды он подобрал крышку от кефира и гвоздем выдавил на ней портретик Пушкина. Зеки, обнаружив у него этот «медальон», похабно пошутили на этот счет, но вещицу не отобрали. Спустя десятилетие этот «медальон» попал к режиссеру Фредерико Феллини, и он отлил из него серебряную медаль, которой с тех пор награждают лучший фильм на фестивале в Римини.

Рассказывает Д. Шевченко: «Лагерь не сломил Параджанова, не испоганил его душу. Он вынес из мира грязи, вшей и унижения красоту, стал подлинным художником. Здесь у них общее с Солженицыным, воскликнувшим когда-то: «Благословляю тебя, тюрьма!» Кусочек камешка, высохшая трава, железные стружки превращались в его руках в шедевры.

Не только Лиля Брик присылала ему подарки в зону. Однажды Параджанов совместно с лагерным банщиком Зозулей смастерил из колючей проволоки и собственных носков букет и отправил своей поклоннице ко дню 8 Марта. Лиля была в восторге и поставила подарок Параджанова в вазу, которую подарил ей Маяковский! Пришлось, правда, чтобы отбить тюремный запах, обрызгать букет одеколоном «Мустанг»…

Во всех зонах, где сидел, выполнял заказы заключенных. Рисовал для любимых, заждавшихся на свободе, портреты их избранников, мастерил коллажи. Своему умершему соседу по нарам изготовил из мешковины плащаницу с библейскими сюжетами (она сейчас в музее в Ереване).

В одной из колоний открыл школу живописи. Но лагерному начальству не понравились работы новоявленных «малевичей», не в лучшем свете выставляющие лагерный быт и нравы. Сергея перевели в другую зону…»

Огромные силы прилагала к тому, чтобы облегчить страдания Параджанова в тюрьме, вызволить его оттуда уже упоминавшаяся Лиля Брик. Было ей в ту пору уже 80 лет, но она, несмотря на возраст, проявляла такую активность, которой могли бы позавидовать молодые. Именно она стала первой теребить иностранцев, чтобы они тоже поднялись на защиту Параджанова. Особенно сильным ее влияние было во Франции. В 1977 году она лично слетала в Париж, где открывалась выставка, посвященная В. Маяковскому, и там встретилась с французским писателем-коммунистом, лауреатом Ленинской премии Луи Арагоном. Она уговорила его встретиться в Москве с Брежневым и замолвить слово за Параджанова. И Арагон согласился. Он действительно встретился с генсеком и во время разговора упомянул о Параджанове. «Кто такой Параджанов?» — удивился Брежнев, который даже фамилии такой не знал. «Известный режиссер, — ответил Арагон. — Его посадили на пять лет, четыре из которых он уже отсидел. Нельзя ли его амнистировать?» Так как Брежнев хорошо относился к компартии Франции и лично к Луи Арагону, он пообещал обязательно разобраться в этом деле. И ведь сдержал свое слово. 30 декабря 1977 года Параджанова освободили, скостив ему целый год.

Параджанов вернулся в родной Тбилиси, где до сих пор жили его родители, сестра (улица Котэ Месхи, дом № 7). Он поселился во флигеле, в котором до него несколько лет жил его отец. Иосиф Параджанов отделился от семьи и ушел жить во флигель после того, как его младшая дочь Анна пошла наперекор отцу и вышла замуж за «простолюдина» — парикмахера. Когда родители запретили ей встречаться с парнем, она едва не покончила с собой — наглоталась серы. Ее с трудом откачали, но после этого отношения с отцом у нее были испорчены. Иосиф Параджанов ушел жить во флигель, на прощание бросив фразу: «Умру, но не скажу, где котел с золотом…» Эта фраза буквально перевернула жизнь в параджановском доме. Дело в том, что в семье существовало предание о том, что Иосиф обладал огромным богатством, но никому его не показывал. Мол, зарыл где-то золото и молчит. Предание преданием, но ни один из членов семьи Параджановых не слышал от самого Иосифа подтверждения. До тех пор, пока Анна не привела в дом своего парикмахера. С этого момента все члены семьи, особенно жена Иосифа Сиран, стали буквально изводить главу семейства просьбами показать место, где он зарыл котел с золотом. Даже внук Георгий, науськиваемый бабушкой, ловил каждое слово деда, надеясь, что тот проговорится о кладе. Позднее он расскажет:

«Дед перед смертью почти не вставал, он стал грузным, одутловатым. Во флигеле его окружали любимые вещи — вазы, обломки старинной мебели, картины. Художником был наш дальний родственник Ванечка Параджанов, страдавший от слоновьей болезни и к тому же сумасшедший. Он писал библейские сюжеты, и одним из типажей всегда был дедушка. Картины огромные, зловещие. И вот, помню, бабушка в очередной раз послала меня вынюхивать тайну о несуществующем золоте. Я залез на диван к деду, стал скакать рядом с ним, приговаривая: «Дед, где золото? Дед, отдавай барыши!» Ванечкины картины дрожали, позвякивал хрусталь. И представляете, дед вдруг захрипел, пена выступила изо рта. Умер Иосиф на моих глазах. На похоронах бабушка сказала, чтобы я, когда закроют крышку гроба, бросил горсть земли. Но я схватил камень и кинул в открытый гроб. Попал дедушке в лицо. Такая оригинальная семья… А в Тбилиси считалось, что мы аристократы. Какое там! В доме была одна книга, и то не помню, какая. Ее завели, чтобы придерживать дверь… Дом Параджановых никогда не был храмом, как писали многие. Богемой, театром, съемочной площадкой — да! Но не храмом. Даже в годы жизни Сергея, когда у нас гостили знаменитости и его фильмы обсуждал весь мир…»

Выйдя на волю, Параджанов долгое время сидел без работы. В кинематограф его не звали, хотя за годы своего бездействия он написал несколько сценариев (всего с 1968 по 1982 год — 17 штук). Однако ни один из них так и не был востребован.

Изредка Параджанов ездил в Киев навещать своего взрослого сына Сурена (тот учился на строительном факультете архитектурного института). В конце 70-х они вместе отправились в Ленинград. Сурен Параджанов вспоминал об этом событии:

«Ехали мы через Москву. Я тогда только первый курс закончил, и отец считал нужным проводить со мной воспитательную работу. Идем по улице, он рассказывает, ты, мол, фарцуешь (Сурен тогда действительно был связан с сомнительной компанией, спекулировал и был на учете в милиции. — Ф. Р.), валюту меняешь, а я в твои годы соблазнял старух, и они мне ларили большой бриллиант. А ты, мол, знаешь, какие подвалы в «Лефортове»? А я не знал даже, что такое «Лефортово». Отец схватился за голову. Жарко было, он подошел к автомату с газировкой, нажал там чего-то, намочил платок, обтерся. Потом видит, идет комитетчик в форме, говорит ему: «Можно вас на секунду. Вот мой сын фарцует, расскажите ему, какие в «Лефортове» подвалы». — «Глубокие, парень, там подвалы», — ответил комитетчик. Отец кричит: «Слышал!!!»

Потом антикварный магазин увидел и бегом через дорогу. Там продавщицы все одинаковые — седые, с серьгами и кольцами. Никто на отца внимания не обращает.

Тогда он разворачивает камнями наружу свои перстни — один на два карата бриллиант, другой большой рубин — и так по-царски рукой взмахнул: «А покажите-ка мне вот ту тарелку и тот кубок, я их покупаю». Ему показали и спрашивают, мол, что вы за человек, что так легко делаете такие покупки. Он как заорет на весь магазин: да у меня 30 премий в мире за красоту, нот мой сын из Киева, он фарцует хорошо, а я — всемирно известный режиссер! К нему сбежались продавцы, работу бросили, а он разошелся, нагнул одну продавщицу к прилавку и каратомер ей к уху подносит — ну-ка, какие у вас серьги? А они суетятся: «Вот у нас Кузнецов, вот Овчинников. Приходите вечером, мы вам еще что-то покажем». Полное доверие…»

Прошло всего несколько лет после освобождения, а Параджанов вновь начал шокировать публику своими смелыми речами. В 1980 году он дал интервью французской газете «Монд», текст интервью гласил:

«Чтобы выдвинуть против меня обвинение, я был назван преступником, вором, антисоветчиком. У меня на теле даже искали золото. Затем приписали гомосексуализм и судили за это «преступление». Я якобы изнасиловал члена партии и совратил сорокалетнюю даму с помощью порноручки… Чтоб приписать мне преступление, были мобилизованы шесть прокуроров. «Да вам мало года, — говорили они. — Вы получите пять лет. Этого вполне достаточно, чтобы вас уничтожить…»