Гавриил Левинзон - Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки

• Название: Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
• Автор: Гавриил Левинзон
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Алло? - спросил Петя таким голосом, каким спрашивают: "Какого черта?"

- Петя, мне нужно срочно с вами поговорить, - сказал я. - Вопрос жизни и смерти.

- Я все время занимаюсь вопросами жизни и смерти, - ответил Петя. Говори, что за вопрос? Предупреждаю, лягушек я больше доставать не буду.

- Да какие там лягушки! - сказал я. - Дело касается меня: сына вашего большущего приятеля!

- А ну перестань лить! - прикрикнул Петя. - Говори, в чем дело!

- Вы должны меня осмотреть, - сказал я. - Без этого ничего не поймете.

- Ладно, показывайся, - сказал Петя. - Я скажу, чтоб тебя пропустили.

Петю я застал у того же окна, возле которого мы вели разговор о лягушках. Он как раз кончил пить кофе и передавал чашечку Евдокии Семеновне.

- Петя, - сказал я, - посмотрите на меня. Вы не замечаете во мне никаких перемен?

- А ну-ка брось свои закидоны, - сказал Петя. - Говори, наконец, в чем дело?

- Петя, - сказал я, - мои глаза перестали бегать!

Евдокия Семеновна выронила чашечку - я услышал мелодичный звук. Но она и не подумала подбирать осколки. Она наблюдала. Петя быстро подошел ко мне, взял за руку и повел; у застекленной двери он подтолкнул меня в спину, так что дверь я раскрыл плечом. Я повернулся и крикнул:

- А еще доктор!

По лестнице поднимался мужчина в белом халате.

- Видели? - сказал я. - Вот они, теперешние медики!

- Не говори! - ответил он.

Я вышел на улицу. Я был зол на всех реаниматоров, какие живут на свете. Я удивился, когда услышал Петин голос:

- Погоди! Какой-то ты все же странный.

- В том-то и дело, - сказал я. - Странный и ничего не могу с этим поделать. Навязчивые мысли. Представьте, я уже дошел до того, что чуть не подарил свою коллекцию одному второклашке.

- Как это "чуть не подарил"? - сказал Петя. - Ты что, спятил? Такую коллекцию!

Вот с этого и надо было начинать: Петя тоже коллекционер. Но я в тот день слишком уж был не в себе.

Петя начал отдавать распоряжения: коллекцию запереть, а ключ принести ему или лучше папе отдать.

- Больше тебе ничего не хочется дарить?

- Я сейчас в таком состоянии, - сказал я, - что могу подарить все, что угодно. Вообще могу невероятное выкинуть.

Петю все это не удивляло.

- Все ценное запереть! - сказал он. - Понятно! Слушайся меня, я знаю, что говорю!

Он похлопал меня по плечу. Как-то уж очень уважительно провел рукой по моим волосам... и пошел к своим реанимируемым.

- Ничего страшного, - крикнул он Евдокии Семеновне, которая наблюдала за нами из окна. - Папины гены прорезались.

- Петя, - сказал я, - вы ведете себя загадочно: объясните мне, что со мной.

- Хорошо, - сказал он. - Однажды твой папа принес мне в подарок очень редкую книгу. Знаешь, почему он это сделал? Он считал, что эта книга мне нужней. Потому, видишь ли, что мне больше хочется ее иметь, чем ему.

Я ничего не понял. "Может, я отупел от переживаний?" - думал я и искал связь между той книгой и моей коллекцией, но никакой связи, хоть убей, не находил. Я подумал: "Петя и сам малость не в себе перерабатывает".

Но все же я успокоился: если бы что-нибудь серьезное со мной стряслось, Петя бы догадался, - все-таки врач. Да и запереть на ключ все ценное - очень полезный совет.

Я заторопился, выскочил на дорогу, и тут выяснилось, какой опасности подвергаются люди, лишенные бокового зрения.

О том, как я обычным для себя таинственным образом столкнулся с

третьим специалистом, который посоветовал мне доискиваться

причин

Я заметил машину только после того, как взвизгнули тормоза. К счастью, она небыстро ехала, а реакция и прыгучесть у меня что надо. Я оказался на капоте. О том, как подпрыгнул, я не помнил. Шофер смотрел на меня, как на наваждение; я поглядывал на него с интересом. Он потянулся рукой к дверце: сейчас будет ссаживать. Я заторопился, соскользнул на мостовую и тут только заметил, что мне преграждает дорогу доктор в халате. Я ударился от него.

- Не скачи ты, - сказал доктор. - Что ты скачешь от меня, как от милиции?

Я узнал голос Вадима, моей живой мечты, человека, которому я намечтал жену, но забыл намечтать квартиру. Не знаю, как Вадим, а я не удивился. Я вернулся.

- Что случилось? - спросил он. - У вас кто-то в больницу попал?

- Другое, - сказал я. - Со мной что-то неладное. Ты же видишь? - Я показал на машину.

- Это уж точно, - сказал Вадим. - Василия Степановича ты в столбняк вогнал.

Василий Степанович сидел за рулем неподвижно, он не отрывал от меня глаз.

- Василий Степанович, - сказал Вадим, - сделайте глубокий вдох, вам сразу станет легче.

Василий Степанович послушался.

- Ну вот, - сказал Вадим, - одного мы привели в норму. Тобой я займусь чуть позже. Василий Степанович, подъезжайте.

"Скорая" подъехала к дверям больницы, Вадим и женщина в белом халате помогли выбраться из машины старушке, у которой что-то было с ногой, и повели ее. Василий Степанович показал мне на сиденье рядом с собой. Я думал, он начнет отчитывать, но он о случившемся не заикнулся - сидел молча и только один раз проговорил:

- Мой тоже где-то прыгает. Вот я ему попрыгаю. Я его сегодня расспрошу, где он целыми днями носится.

Вернулся Вадим и повел меня в больничный двор. Мы сели на скамейку.

- Пять минут, не больше, - сказал он. - Рассказывай.

На этот раз я решил о глазах сказать в конце.

- Я начал совершать необъяснимые поступки... - приступил я. Представь, во вред себе или просто нелепые...

Я обо всем рассказал. Не забыл упомянуть о том, как неизвестно зачем ел препротивное овощное рагу, и о том, как умолял почти что одну девчонку, чтоб она сказала, что может подумать обо мне: "Какой славный!"

- Должен добавить, - закончил я, - что у меня перестали бегать глаза! - Вадим кивнул, как будто это так и должно быть. Он вообще вел себя уж очень спокойно: ну, это, мол, понятно.

- Перед тем как это все начало случаться, я ударился головой. Заметь себе это.

- А произошло ли что-нибудь? - спросил он. - В тебе вообще сильна эта потребность - делать что-то для других.

- А глаза? - спросил я. - Чего вдруг они перестали?.. Ты же видишь: я под машины лезу.

- Ты стал больше думать, - ответил Вадим. - Ушел в себя и не реагируешь на внешние раздражители. Конечно, какой-то душевный сдвиг произошел.

Он мне стал говорить о том, что каждый человек живет внутренней жизнью. Ты спишь, делаешь свои дела, а жизнь эта идет своим чередом, по своим законам - внутренняя работа. От этой работы иногда в человеке происходят перемены, но ты о них еще не догадываешься. Поэтому тебе твои собственные поступки кажутся странными.

- Нужно доискаться причин, - сказал Вадим. - Выяснить мотивы, которые руководят твоими поступками.

О мотивах ему нравилось говорить. Это, оказывается, коварная штука: иногда поступок кажется благородным, а мотивы премерзкие, а иногда наоборот.

- Доискивайся причин, - сказал он. - Старайся понять, зачем тебе понадобилось дарить эту коллекцию.

- Господи, - сказал я, - ну зачем мне это нужно! Он же несмышленыш. Он покупал у меня марки. Потом его мама попросила покупать ему каждый день пончик - я покупал. И начало представляться, будто я уже взрослый, а он мой сын. Мы же с ним плечо в плечо сидим на скамейке, как отец с сыном. А разве для сына что-нибудь жалеют?

- Вот видишь! Ты сам объяснил. Часто нами руководит не расчет, а эмоции.

Только их недоставало! Эмоции, мотивы, адреналинчик с гормончиками...

Но оказалось, это еще не все.

- Мне почему-то кажется, - сказал Вадим, - что ты кому-то что-то хочехшь доказать.

- Плевал я! Никому я ничего доказывать не, собираюсь! - В голове у меня гудело: еще и это! Интересно, кому это я доказываю?

- Не зарекайся. Вот я, например, одному человеку доказываю всю свою жизнь, что я лучше, чем ему однажды показалось. Послушай-ка историю. Я тогда учился во втором классе. Было у меня двое друзей - Вовка и Генка. И вот Вовкиного отца перевели в другой город - нужно было расставаться. Мы с Генкой договорились, что проводим Вовку на вокзал. Но Генка заболел. Провожать пошел я один. Вовка подарил мне на память красивый перочинный нож с перламутровой отделкой и не менее красивую перламутровую ручку. Он сказал: "Одну из этих вещей отдай Генке". Но я не смог расстаться ни с одной из этих вещиц. Откуда мне было знать, что за такие поступки расплачиваться приходится? И вот я всю жизнь доказываю Генке, что то был случайный поступок. Всегда это вспоминается, когда я недоволен собой, и я себе говорю: "Ты опять хочешь зажулить ножик". Сначала я тоже ничего не понимал. Просто я заметил, что мне нравится дарить друзьям перочинные ножи и ручки. (Я вспомнил, что Вадим подарил мне как-то красивый перочинный нож.) Потом уж разобрался. Так что доискивайся причин. А я побегу: кто-то уже валидол сосет и ждет меня.

Он побежал к машине, но вдруг вернулся и протянул мне красивую шариковую ручку:

- На! У меня две! Разбередил ты мою память.

О том, как я доискивался причин и в результате встретился еще с