Анатолий Премилов - Нас не брали в плен. Исповедь политрука

• Название: Нас не брали в плен. Исповедь политрука
• Автор: Анатолий Премилов
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: О войне
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-44440-3

Гитлеровцы не брали их в плен, расстреливая на месте. На поле боя они были первоочередной целью для вражеских снайперов. Их потери сопоставимы с потерями строевых командиров. Вопреки антисоветской пропаганде, не жалевшей сил, чтобы опорочить и «демонизировать» комиссаров Красной Армии, слова «Коммунисты, вперед!» не были на фронте пустым звуком — иначе нацисты не испытывали бы к политрукам столь лютой ненависти.

Автор этой книги прошел всю войну «от звонка до звонка» — от страшных поражений 1941 года, когда ему пришлось выходить из «котла» на Украине, до победного мая 45-го, который он встретил в Вене, командуя дивизионом тяжелых гвардейских минометов.

---

Генерал Латышев очень часто бывал на передовой, навещая самые опасные места. По его инициативе формулой доклада бойцов, стоящих на посту в дневное и ночное время, стало: «Рядовой ... стою на посту, умру, но с поста не уйду». Эта формула доклада продержалась недолго. Однажды ночью мы с ним были на передовой. В окопе у пулемета стоял казах, плохо говоривший по-русски. Увидев рослого командира дивизии в своей зеленой бекеше, боец растерялся и доложил: «Стою на посту, с поста уйду и не умру». Латышев улыбнулся и сказал: «Правильно, уйдешь с поста и не умрешь. А как же взвод, подведешь товарищей?» Боец задумался. После этого такая формула доклада была Латышевым отменена.

Запомнился еще один эпизод: с Латышевым мы пошли в боевое охранение на самом левом фланге, на стыке с соседней дивизией. Оно находилось на опушке редкого леса, впереди окопов и траншей. Перед ними колючая проволока «спираль Бруно», затем нейтральная полоса и за ней немецкая колючая проволока, тоже спиральная. В боевом охранении располагался взвод во главе с лейтенантом. До немецких окопов было не более 110–120 метров. К блиндажу боевого охранения вела узкая утоптанная тропинка, проложенная в глубоком снегу. Немцы заметили нас и дали длинную очередь из пулемета, нам пришлось лечь на тропку. Я со своей комплекцией уместился на тропинке, и немцам было не видно меня, а спина Латышева в зеленой бекеше была выше снега; пули летят к нам и вот-вот прошьют спину генерала. Он крикнул: «Поддержите огнем, стреляйте по немецкому пулемету». Заработал наш «Максим», немец умолк, мы встали и перебежали в блиндаж. Блиндаж был добротным, около него имелись подготовленные площадки для стрельбы из ручных пулеметов. Латышев все осмотрел, расспрашивал бойцов, как здесь служится, какие трудности и в чем. Никаких жалоб не было: два раза в сутки из роты приносят горячую пищу, бойцы получают письма, газеты, больных нет, в блиндаже тепло и уютно, немцы не беспокоят. До соседней дивизии метров 100, связь с ней поддерживает командование полка... Но вот генерал заглянул под плащ-палатку, что закрывала сверху ручной пулемет, и остолбенел от увиденного: пулемет и диск ржавые. Рядом оказался старый боец с длинными усами, степенный. Латышев к нему: «Скажи, братец, давно служишь и воюешь?» Тот ответил, что воевал в Гражданскую войну. «А такой бардак с оружием видел?» — «Нет, товарищ генерал». Позади генерала стоял покрасневший лейтенант. «Вот что, лейтенант, отстраняю вас от должности, вы будете сурово наказаны. А вот вы, старый солдат, можете командовать взводом». Солдат подкрутил усы и спокойно ответил: «Мыто можем командовать». — «Вот тебя я и назначаю командиром взвода. Немедленно примите взвод, приведите сейчас же пулемет в порядок, не допускайте такого больше». — «Будет сделано, товарищ генерал!» Мы возвратились на КП полка уже втроем, и Латышев все перемещения оформил приказом.

Вскоре после этого случая я с Васичковым пошел в самое опасное место нашей обороны — в окопы на склоне холма перед Пушкарями. Это место было мне хорошо знакомо: здесь мы выбрались из окружения в июле 1942 года. Деревня Пушкари находилась на возвышенности, и немцы отлично просматривали наши окопы и особенно соединяющую их траншею. Ходить здесь было очень опасно: траншея была пристреляна немцами. Рядовых немцы не преследовали, а вот за комсоставом пулеметчики буквально охотились. Когда я пришел в роту, ее командир дал мне такой совет: одеть каску, взять на спину карабин, подпоясаться солдатским ремнем и идти. Васичкова я оставил в блиндаже, а сам, приняв вид обыкновенного бойца, зашагал по траншее к передовым окопам. Траншея была глубокая, но не имела изгибов и хорошо просматривалась из Пушкарей. В стороны от главной траншеи были вырыты глубокие входы к окопам, землянкам, пулеметным площадкам. Я прошел всю траншею и свернул в окоп. Рядом с ним была землянка, бойцы отдыхали, на посту стоял пожилой боец, с которым я поговорил. Осмотрел оружие — все в порядке; рубежи пристреляны, есть стрелковые карточки, в землянке тепло, хотя днем их не топят, чтобы не обнаружить себя. Немцы днем землянки тоже не топили, а зимой в длинные ночи начинали топить точно в пять вечера. К весне день заметно прибыл, и в пять было еще светло, но немцы не имели приказа об изменении времени и топили по-прежнему в пять. И дымок был очень заметен, что нашим разведчикам было на руку. Шаблонность немцев была удивительна: приказано в пять — и все!

С командиром дивизии я побывал и в полку Гриценко. На наблюдательный пункт командира полка (он находился в развалинах сарая) мы прошли ночью: днем сюда незамеченным не пройти. Латышев расспрашивал наблюдателей-разведчиков, что они заметили нового в поведении немцев. Потом он уехал, а я остался с заместителем Гриценко майором Якубовым. Мы пошли в самое отдаленное боевое охранение — в блиндаж, выдвинутый метров на 100 от передней линии окопов. Подход к нему со стороны немцев был открытым и хорошо простреливался пулеметным огнем, а с нашей стороны были большие кучки плотных кустов ивняка. Несколько дней назад здесь немцы увели в плен двух наших бойцов, несущих обед в блиндаж. Был сильный туман, наши бойцы ослабили бдительность, повесили винтовки за спину, а в руках несли котелки с пищей. Немцы появились из-за куста за блиндажом и увели наших бойцов в плен. Это послужило серьезным уроком: было усилено патрулирование на подходах к таким местам, личный состав боевого охранения укреплен более смелыми и подготовленными бойцами. Вот в такой блиндаж мы и пришли глубокой ночью с Якубовым. Станковый пулемет был готов к бою, в блиндаже четверо бойцов: все бодрствуют и попарно наблюдают снаружи за немецкими позициями. Освещением им служил немецкий телефонный провод, подвешенный к потолку в блиндаже. Периодически его зажигают, и он так невероятно чадит, что дышать трудно, — но бойцы терпят. С освещением землянок и блиндажей вообще было трудно. У командного состава были «катюши», а умельцы ухитрялись делать и самодельные лампы со стеклом из обрезанной бутылки.

Другой ночью мы с Якубовым побывали на самом правом фланге обороны дивязии, упиравшемся в 06-шу. Реку занесло глубоким снегом, и она стала проходимой. Наши разведчики здесь пробирались в тыл к немцам. По приказу Латышева саперы поставили здесь заграждения из колючей проволоки, сделали минные поля. В обороне здесь находилась стрелковая рота, и мы встретились с ее замполитом — усатым кубанским казаком с винтовкой со штыком за спиной и клинком на боку. Он не признавал новую должность (заместителя командира роты по политчасти) и всем докладывал оригинально: «Старший лейтенант по политчасти» — и называл свою фамилию. Спрашиваю: «Почему в пехоте и с клинком, вроде пехоте такое боевое снаряжение не положено?» — «Я казак и без клинка воевать не могу». — «А почему не с автоматом, а с винтовкой со штыком?» — «Автомат может отказать, а с винтовкой я всегда готов к бою. Меня живым не возьмут». — Он моментально выхватил клинок, взмахнул им и ловко вложил в ножны. Так что в полку было двое, кто носил клинок: сам командир полка майор Гриценко во всем подражал Чапаеву. Он носил кубанку, клинок, шпоры и усики и очень любил, когда бойцы говорили: «Наш Чапай». Порядок и дисциплина, состояние оружия, боеготовность, состояние окопов, траншей, блиндажей, вид бойцов были в роте выше всяких похвал, бойцы любили своего «старшего лейтенанта по политчасти» и уважали больше, чем командира роты.

Много в дивизии было сделано по развитию и усилению снайперского дела. Все началось внепланово, снайперское дело родилось и развилось здесь из простой случайности. В первые дни моего пребывания в дивизии помощник по комсомолу рассказал о сержанте Зайцеве. Он был в недавнем прошлом башенным стрелком в танке. За самовольную отлучку из части в период формирования его судили, разжаловали до рядового и отправили на фронт, и вот он оказался в нашей части. Скромный, очень выносливый физически, он был примерным бойцом и заслужил звание сержанта. От него и пошло снайперское дело. Шли они с Минкиным в полк и разговаривали. Он сказал, что сам сибиряк, любил охотиться и отлично стреляет. Минкин сразу ухватился за этот повод и предложил Зайцеву стрельнуть по птичке, что сидела на верхушке столба. Тот вскинул свою винтовку и моментально выстрелил — убитая птичка упала со столба. Минкин говорил, что если бы знал, как метко стреляет Зайцев, то не стал бы предлагать ее как цель для стрельбы! Зайцева пригласили в политотдел и предложили открыть охоту на немцев. Он с большим желанием согласился. Там, где недавно немцы свободно разгуливали в траншеях, Зайцев уложил несколько человек и отучил немцев от хождения в открытую. Свое дело Зайцев делал как опытный охотник: выслеживал немцев и бил наверняка. Все его действия контролировались специально выделенным лейтенантом и нашими разведчиками-наблюдателями. Еще в темноте Зайцев выбирал себе позицию и лежал в снегу до рассвета, хорошо замаскировавшись. На нем все было белое, и винтовка обвита белым бинтом. Как только в его прицеле показывался немец, Зайцев делал один выстрел и быстро отползал с места в сторону. Зайцев истребил более двух десятков немецких солдат, когда наша разведка обнаружила, что у немцев появился очень опытный снайпер. Первой его жертвой стал наш лейтенант-снайпер, стрелявший из амбразуры блиндажа. Немецкий снайпер убил его, послав пулю прямо в оптический прицел винтовки. Это было в солнечный день: когда лучи солнца блеснули в прицеле, немец выстрелил. Я сам осматривал этот блиндаж, и разведчики сказали мне, что в пасмурный день из амбразуры можно стрелять, не опасаясь быть обнаруженным, а в солнечный нельзя. Всех на передовой предупредили, что у немцев появился отличный, опытный снайпер, а Зайцеву предложили уничтожить этого немца. В ходе тщательной подготовки Зайцев открыл секрет неуязвимости немца — он стрелял через прорезь в щитке от пулемета, окрашенном в белый цвет. Теперь надо было выманить снайпера для стрельбы, поэтому сделали хорошее чучело — и на него клюнул немец. Позицию для стрельбы по немецкому снайперу Зайцев выбрал сбоку, а не в лоб. Выдвинули чучело, раздался выстрел и тут же второй. Немец ткнулся носом в снег и опрокинул свой защитный щит. Это видели наблюдавшие за стрельбой Зайцева, и снайпера представали к высокой награде. О снайперском успехе узнали во всех частях, и почти в каждой роте нашлись свои снайперы: этим делом увлеклись многие мастера меткого выстрела, и немцы в окопах присмирели. По предложению политотдела был проведен слет снайперов, на который собрали до 40 человек. В большой землянке при штабе дивизии им приготовили по 100 граммов, закуску из сухой колбасы и хлеба. Выступил командир дивизии генерал Латышев, который отметил зачинателя этого дела Зайцева и его наиболее удачливых последователей. Несколько человек выступили с рассказом о своем опыте, а после слета передовиков-снайперов на несколько дней отправили отдохнуть в тыл, в «дом отдыха».