Алан Уильямс - Дневники Берии

• Название: Дневники Берии
• Автор: Алан Уильямс
• Издательство: Художественная литература, Диапазон
• Жанр: Детектив
• Год: 1992
• ISBN: 5-280-02541-0

История о том, как два приятеля, русский невозвращенец Борис Дробнов и англичанин Томас Мэллори, сочиняют фальшивые дневники Берии, развивается на фоне реальных событий конца 40-х — начала 50-х годов. Изданная в Англии в начале 70-х годов, книга стала мировым бестселлером.

---

После вкусного обеда в ожидании десерта Борис разговорился с американцем у соседнего столика. Он пригласил его на рюмку коньяка. Американца звали Гэвин Гаске, он был писателем и теперь праздновал окончание работы над романом. Борис старался поменьше говорить о себе и побольше слушать. Американец был разговорчив, рассказывал о новом романе, который был автобиографичен и заканчивался стихами о Вьетнаме. Борис был умиротворен, сидел откинувшись в кресле и с удовольствием слушал.

В ресторане существовала традиция: после еды клиенты могли полежать в шезлонгах в саду, при этом им подавался ликер за счет ресторана. Гаске предложил Борису полежать в шезлонге. В тени было прохладно, голос Гаске действовал усыпляюще, и Борис незаметно уснул. Американец поднялся, сделал кому-то знак рукой, и вскоре появился мужчина, он подошел к Борису, вытащил шприц и быстро сделал ему в руку укол.

Борис пришел в себя от боли, открыл глаза, изумленно уставился на незнакомца и затем впал в забытье.

Гаске заплатил за себя и за Бориса, объяснив, что его приятель перепил, и вместе с незнакомцем они перенесли Бориса в машину и направились в аэропорт. Служащие в аэропорту хорошо знали спутника Гаске. Он был врачом из Австрии и прилетел часа два тому назад на собственном самолете — как он объяснил, для того, чтобы забрать знакомого, с которым случился сердечный приступ. Он собирался перевезти его в Женеву, где пациента ждал его постоянный врач-кардиолог.

* * *

Когда Борис открыл глаза, в голове пульсировало. Он был привязан к креслу, повернутому к окну, в котором виднелась заснеженная горная вершина. Американец Гаске сидел возле него, в кресле восьмиместного самолета, а впереди виднелась массивная спина человека в наушниках.

Борис посмотрел на часы, мгновенно покрылся холодным потом. Было почти семь вечера. Как долго они пробыли в воздухе? Час? Два? Он попытался вспомнить происшедшее: деревья, полдень, солнце. Во рту был неприятный привкус, живот болел.

Они летели на небольшой высоте — очевидно, чтобы не засекли радары. Борис видел в иллюминатор голубое небо и на его фоне вершины гор. Ему стало холодно. Он зашевелился, пытаясь освободиться от ремней, и Гаске сказал:

— Веди себя нормально, и мы тебя не тронем.

Он вдруг понял, что к нему обращались по-русски. Он рванулся в панике, взмахнул правой рукой, пытаясь дотянуться до горла Гаске, а левой дергал ремень. Но что-то было не так, ремень не поддавался — видимо, был закреплен особой застежкой. Гаске дважды сильно ударил его, и по лицу Бориса потекла кровь.

— Я хочу в туалет, — пробормотал он и услышал в ответ:

— Сиди не двигайся.

— Я сейчас сделаю прямо на сиденье, — сказал Борис, затем закричал в сторону пилота: — Сейчас уделаю все ваши кресла.

Но тот не реагировал.

Русский, выдававший себя за Гэвина Гаске, подошел к пилоту, и они посовещались о чем-то. Пилот кивнул, вытащил автомат и передал русскому. Тот сказал:

— Будешь плохо себя вести — я выстрелю по твоей коленной чашечке и ты больше никогда не сможешь ходить.

— Подлец, — сказал Борис.

— Знаю, что подлец. Так же, как и ты, Дробнов. Поэтому давай будем уважительно друг к другу относиться. — Автомат был нацелен на колено Бориса. — Ты действительно хочешь в туалет?

Борис судорожно сглотнул и энергично кивнул. Его тошнило, и голова раскалывалась на части. Гаске наклонился к нему, по-прежнему держа автомат наготове, расстегнул ремень и приказал:

— Ну иди, да поживее, и не закрывай дверь туалета!

Борис пошел к туалету, он слышал, как пилот сказал русскому: «Через четыре минуты пересечем границу».

Самолет сильно накренился, и Бориса сильно стошнило. Все внутри него перевернулось от одной мысли, что его насильно тянули туда, откуда он с таким трудом сбежал. Через четыре минуты он будет в руках коммунистов!

Он был опустошен, его выворачивало наизнанку. Он был согласен па пулю в колено — на что угодно, только бы не возвращаться назад!

Русский стоял в прежней позе, дуло автомата было повернуто в сторону Бориса. Борис прислонился к стенке. И вдруг он увидел надпись по-французски: «Осторожно. Не прислоняться. Ручку не поворачивать». Не отдавая себе отчета в том, что он делает, полубессознательным движением Борис повернул ручку влево. Дверь подалась и медленно пошла в сторону. Через секунду он летел вниз — в бездну.

* * *

Свидетельство Мэлори

Аэропорт в Сен-Дени, столице Реюньона, отличался современной архитектурой и парижским сервисом: служащие, темнокожие креолы, были одеты в темно-синюю фирменную одежду с белоснежными рубашками и разговаривали на безупречном французском языке. Хорошенькая француженка поменяла мои двести долларов на франки, а другая — еще более привлекательная блондинка — оформила прокат на машину «симка», вручила карту острова и туристический проспект. На карте остров своей формой напоминал яйцо в разрезе, узкая линия берега окаймляла желток гор, испещренный звездочками вулканов и точками селений, очень живописных, как объяснила блондинка. Самым красивым, по ее словам, был поселок Киласс, располагавшийся на высоте две тысячи метров.

Она показала на карте место, отмеченное красным, и объяснила, что это действующий вулкан, окруженный остывшей лавой.

— Замечательный вид! — сказала она и улыбнулась ослепительной улыбкой.

Я спросил о гостинице, и она порекомендовала гостиницу в Бургенвилле. Она была очень любезна и проводила нас до машины. По дороге в гостиницу я купил газеты «Фигаро» и «Тайм» и узнал, что «Дневники Берии» по-прежнему оставались бестселлером. Татана хранила мрачное молчание.

— Ты флиртовал с этой блондинкой, — вдруг сказала она. Я усмехнулся. Татана ревнует — еще месяц назад это было невозможно представить.

— Она меня дразнила, а я был сдержан, — сказал я.

— Конечно-конечно. Тебе и в голову не пришло остановить ее, когда она рассказывала об острове. А она не гид, — заметила Татана.

— У нас с тобой масса времени, дорогая, и мы можем сами познакомиться с островом.

Татана взяла газету и уткнулась в нее.

Мы уже подъезжали к Бургенвилю, как вдруг Татана вскрикнула по-русски, затем простонала:

— О господи! Какое несчастье!

Она была мертвенно бледна, пальцы ее сжались так крепко, что я едва вырвал газету. И сразу же увидел сообщение:

«Смерть в воздухе»

«Возле Габбендорфа юго-восточнее Вены найдено тело мужчины. Предполагают, что он выпал из частного самолета. Имя человека — Борис Дробное, он русский эмигрант, проживающий в Мюнхене. Полиция вскоре допросит владельца самолета доктора Феликса Радина, австрийца».

Я перечитал заметку дважды. К горлу подступила тошнота. Татана рыдала и стонала. Я не мог вымолвить ни слова. Наверное, его выследили и он не захотел сдаться живым. Скорее всего, это самоубийство. Если бы его хотели убить, могли бы найти более удобный способ и уж конечно не оставили бы при мертвом документы. Бедный, бедный Борис! Я вспомнил, как я пытался отговорить его от сумасшедшей затеи. Мне виделось его большое мертвое тело, распростертое на земле где-то на подступах к «железному занавесу».

— Скоты, мерзавцы, мразь! — Татана яростно глотнула виски.

В гостинице регистрировали постояльцев, и нам пришлось предъявить паспорта. Очень деловитая француженка средних лет предложила нам пройти наверх в номер, а сама занялась паспортами.

Номер был чистым и прохладным. Я принял душ, Татана рыдала и пила виски.

— Не верю, не могу поверить, что он мертв, — повторяла она в отчаянии. — Он был такой живой!

Я к этому времени потерял всякие сомнения относительно случившегося и начал думать о том, как это может отразиться на нас. Намерения Москвы были более чем очевидны: захватить кого-нибудь из нас, увезти в Союз и допросить.

Я решил заглянуть в «Тайм» и обнаружил заметку о «Дневниках Берии». Поднимался вопрос о подлинности книги. Отмечалось, что если это подделка, то авторам не поздоровится, так как за ними охотится КГБ.

* * *

Наутро меня разбудил телефонный звонок. Это была дежурная:

— Месье Мэлори? Вас ждут внизу, спуститесь, пожалуйста.

У меня мороз прошел по коже. Я встал, осторожно, чтобы не разбудить Татану, оделся и спустился вниз.

Я их сразу же узнал — двое из самолета! Тот, похожий на героя Хемингуэя, встал и протянул руку:

— Мистер Мэлори? Меня зовут Скип Маклин. А это — Тед Вагнер. — Он пододвинул стул, я сел. Была подана чашка кофе для меня.

— Мы не собираемся критиковать или воспитывать вас, — сказал Маклин. — Мы хотим вам помочь. Вы, конечно, знаете о Борисе Дробнове? — и он протянул мне «Геральд трибюн». В газете содержалась уже знакомая информация о русском эмигранте, выпавшем из самолета, и давались подробности биографии Бориса — здесь чувствовалась рука ЦРУ. Мое имя не упоминалось, но сообщалось, что у Дробнова был по крайней мере один помощник. В конце заметки рассказывалось об интервью Татаны. У Сая Мискина тоже пытались взять интервью, но он отказался его давать. Рассказывалось, что он теперь находится под охраной полиции. Я вернул газету.