Франсуаза Важнер - Госпожа Рекамье

• Название: Госпожа Рекамье
• Автор: Франсуаза Важнер
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02656-x

Книга французской писательницы Франсуазы Важнер — о прекрасной женщине, госпоже Рекамье (1777–1849), чье имя олицетворяет отменный вкус и образованность. Она не писала романов и не создавала картин, но обладала удивительной способностью притягивать к себе неординарные личности, открывая их талант, помогая и поддерживая их. Ее красота, в сочетании с искренностью и умом, покорила многих художников.

Жюли Рекамье сделала свой салон центром оппозиционных настроений по отношению к Наполеону. Кроме политиков, к ней на огонек слетались самые известные личности той эпохи: знаменитая госпожа де Сталь — известная французская писательница начала XIX века, Жан Жак Ампер — сын великого французского ученого Андре-Мари Ампера, Евгения де Богарне — дочь Жозефины, первой жены Наполеона, г-н Бернадот — будущий король Швеции, писатели Проспер Мериме и Сент-Бёв, поэт и писатель, одинаково преуспевший как на литературном, так и на политическом поприще — Франсуа Рене де Шатобриан (последняя страстная любовь Жюли). Она была дружна с Оноре де Бальзаком и Виктором Гюго, ее связывали общность вкусов с Мюссе и Стендалем, ею восхищались художники Ж.-Л. Давид и Эжен Делакруа и многие-многие другие, цвет французского искусства и науки, люди, чьи имена навсегда стали составной частью мировой культуры.

Ouvrage réalisé avec le soutien du Ministère des affaires étrangères français et de l'Ambassade de France en Russie.

Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России.

Перевод осуществлен по изданию Françoise Wagener, Madame Récamier. Editions. Jean-Claude Lattes, Pans, 1986.

---

14 сентября 1828 года Шатобрианы — ибо на сей раз виконтесса решила сопровождать мужа — отправились в Италию. Около 10 октября они прибыли в Рим. Там они пробудут примерно семь месяцев. Жюльетта надеялась к ним присоединиться и, если бы посольство продлилось подольше — кто знает, — поселиться в Вечном городе, посреди своего маленького общества… Пока же великий человек поручил ей непростую задачу: добиться постановки «неиграбельной» трагедии под названием «Моисей», которую он написал еще при Империи…

Посольство в Рим

Это посольство будет не столь политизированным, как предыдущее, в Лондон, но таким же пышным, а в общем, более приятным. Шатобриан вновь увидел Рим, и «волшебное действие», которое оказал на него этот город, было подобно эстетической и духовной вспышке…

Не то чтобы удаление от Парижа было ему по душе: Карл X знал, что делал, отправляя его в Рим, и Шатобриан порой с горечью задумывался о возможных интригах, которые велись в Замке во время болезни его непосредственного начальника — министра иностранных дел Ла Ферроне, и хотя, в некотором роде, смерть папы Льва XII оказалась ему на руку, наделив деликатной ролью в переговорах конклава, он не строил никаких иллюзий относительно важности своей деятельности в европейской дипломатии. Как всегда, его внутренний мир отличается разнообразием: Рим приводит его в восторг, но в то же время неотступно преследует мыслями о смерти и уничтожении. Он скучает по Жюльетте. Ему тяжело от присутствия г-жи де Шатобриан. Тогда он берется за перо и с трогательной доверчивостью делится всем с той, кто ждет его в Париже, заботясь о его политических и литературных интересах.

Художник Огюст де Форбен, познакомившийся с Жюльеттой именно в Риме в 1814 году, вернулся в Вечный город в 1828 году и был принят французским послом во дворце Симонетти. По словам г-жи Сальваж, тоже отправлявшей Жюльетте подробные письма из Рима, Форбен так отозвался о Шатобриане: «Он показался мне орлом, запертым в курятнике».

Госпожа Сальваж была далеко не красавицей: у нее был длиннющий нос, и Адриан подметил эту черту, описав ее не лестно, но метко: «Нужно быть с ней поосторожнее. Если она рассердится, то проткнет вас своим носом!..» При всем при том ее письма к Жюльетте весьма забавны: в них открываешь для себя Шатобриана-человека, который смеется, как ребенок в кукольном театре (в палаццо Фиано), что супруга посла комментирует таким образом: «В Париже, когда думали, что он занят чем-то серьезным, его мысли часто уносились к Полишинелю». В то же время г-жа Сальваж посылала Жюльетте подробные и регулярные отчеты о жизни во дворце Симонетти, маленьких неприятностях, например, супруги посла: «Ей все руки расцарапал кот, подаренный папой, которого ей очень хотелось заполучить, и она выпросила его себе». Любовь этой странной пары к семейству кошачьих — не самая антипатичная его черта: 2 апреля г-жа Сальваж сообщила в Аббеи, «что кот папы удостоен чести быть допущенным в спальню г-на де Шатобриана», супруга же его нашла утешение с котом горничной… В переписке Жюльетты как бы между прочим говорится о том, что к послу вернулись все прежние чувства к Риму…

Что это значит? Смерть папы, а затем собравшийся конклав вызвали бурю деятельности в канцеляриях, которые, разумеется, хотели попытаться повлиять на избрание нового понтифика сообразно их дружескому расположению и расстановке сил… Только ли этим можно объяснить перемену тона и настроения Шатобриана? Он вновь увлечен и явно помолодел… Как странно! Как по волшебству, всё прояснилось — и небо, и его душа: он в восторге, конклав подвигается, его архивные поиски идут хорошо, он возобновил свои прогулки и между голосованиями устремляется из Ватикана к Святому Онуфрию, чтобы проверить и сообщить Жюльетте, что за оградой растут два апельсинных дерева, а не зеленый дуб… Тон его писем к ней весел и энергичен… Куда только девались ревматизм, скука и мрачность…

Жюльетта пока ничего не знает, но вскоре ей станет известно, что Шатобриан завел сразу несколько любовных интрижек. Благодаря несдержанному на язык персоналу посольства мы узнаем, что он осыпал цветами княгиню дель Драго… а на Пасху началась связь, малейшие обстоятельства которой нам сообщит сама заинтересованная особа… Это молодая женщина (она родилась в Милане в 1801 году), которую послу рекомендовала г-жа Амелен и которая окажется привлекательной партнершей, не дикаркой, страстно желавшей заставить говорить о себе, — Гортензия Аллар.

После довольно бурной юности она выйдет в 1843 году замуж за г-на де Маритана, не зажившегося на этом свете, и получит известность в литературе под псевдонимом «г-жа де Саман». Она опубликует несколько романов, в том числе «Сикст» и «Индианка», но позднюю скандальную славу ей принесут в основном откровения о ее связях, сопровожденные предисловием Жорж Санд и озаглавленные «Очарование осторожности». Мы узнаем о ее встречах с Шатобрианом, прекратившихся весной 1830 года и впоследствии время от времени возобновлявшихся, о подробностях, ничего не добавляющих к славе писателя… Мы разделяем мнение Барбе д'Оревилли, которому претили бахвальство и бесстыдство этой книги: он не мог простить автору того, что она «раздела» на виду у всех очаровательного и стареющего мужчину, легко поддавшегося ее чарам…

Гортензия Аллар, использовавшая все средства без разбора, лишь бы прославиться, была, впрочем, доброй, хотя и бестактной девушкой, за неимением лучшего она дала себе то, чего не добилась от славного писателя — немного известности, связанной с великим именем… Из двух литературных авантюристок, попавшихся Жюльетте на жизненном пути (вторая — Луиза Коле — появится позже), Гортензия Аллар была самой интересной. Не столько благодаря себе самой, как благодаря своему влиянию на Сент-Бёва, на которого она обратит свое благосклонное внимание после автора «Агалы», — тот читал интимные письма Шатобриана и, как и его ровесница Гортензия, был очарован великим человеком, отцом новой чувственности, которого потом захочет убить…

Сегодня, когда мы одинаково восторженно относимся ко всему, нам трудно представить, как властно Шатобриан царил тогда в мире литературы: Гюго и Бальзак только начинали, Стендаль был известен лишь узкому кругу. Ламартин оставался в тени. Мериме и Сент-Бёв почти не существовали… Опираясь на престиж своей официальной роли, Шатобриан господствовал безраздельно. Если для нас он — автор посмертного произведения, «Замогильных записок», то для людей его эпохи он в основном был творцом «Рене», «Агалы» и «Гения христианства», иными словами, представал отцом романтизма, мастером образа и слова. К тому же он был грозным полемистом и членом Академии, перед которым заискивали. Нет ничего удивительного, что дети нового века поклонялись ему, хотя впоследствии с тем же пылом отрекались от этого поклонения, не лишенного некой опаски… Вместе читая зажигательную прозу своего кумира, Сент-Бёв и его нескромная подруга, должно быть, провели сладостные минуты… Слабости великого человека, вероятно, забавляли их, а главное — ободряли.

Позже, после смерти Жюльетты и Рене, Гортензия Аллар напишет такие строки своему старому сообщнику:

Я всегда хвалила г-жу Рекамье и никогда не оказывала ей плохой услуги. Она это знала и говорила в мой адрес тысячу приятных вещей; она считала, что я упорхнула, а она не была злопамятна. Я никогда к ней не ревновала, никогда не стремилась быть упомянутой в «Замогильных записках»: конечно, я слишком мало значила, чтобы там фигурировать, к нашим отношениям примешивались другие связи, у нас с Рене была разная вера, я была не из его лагеря и не относилась к женщинам из его свиты.

Почему она не оставалась столь же скромной до конца?!

***

Однако вернемся в Рим, где, пока Рене и Гортензия развлекались и проводили долгие часы, запершись в ее квартире на улице Четырех Фонтанов, что подле Квиринала, разворачивались пасхальные торжества, следуя неизменному ритуалу и с неизменной же пышностью… Рене откликнулся на это более чем живо; вот что он писал Жюльетте:

Суббота, Рим, 11 апреля 1829 г.

Вот уже и 11 апреля: через неделю Пасха, через две — мой отпуск, а потом я увижу Вас! Все тонет в этой надежде: я более не печалюсь, не думаю о министрах и политике. Увидеть Вас — вот и всё; остальное я ставлю в медный грош.

Завтра начинается Страстная неделя. Я подумаю обо всем, что Вы мне сказали по этому поводу. Отчего Вы не здесь, чтобы слушать вместе со мной прекрасные песни скорби?!А потом мы отправились бы на прогулку в пустынные поля под Римом, теперь покрытые зеленью и цветами. Все развалины как будто помолодели с наступлением весны. Я из их числа.

Натура Шатобриана позволяла ему жить в нескольких регистрах и одновременно испытывать разнообразные чувства. Не будем обманываться, как не обманывалась и Гортензия Аллар: в центре жизни писателя оставалась его любовь к г-же Рекамье и его потребность в ней, не только каждый день, но и далее, навеки связанной с тем его образом, который он оставит потомству… Поэтому он оставлял для нее лучшее в себе, самые потаенные свои мечты, переживания, амбиции, тревоги, разочарования, канву своей души, которые питали его перо, а то как нельзя лучше передавало их в цвете и движении. И об этом знала Жюльетта.