Дэн Симмонс - Черные холмы

• Название: Черные холмы
• Автор: Дэн Симмонс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-52140-1

Это случилось в великую и грозную эпоху Индейских войн на берегах реки, мутной от крови воинов индейских племен, вступивших в схватку с отрядами бледнолицых пришельцев. В юношу, почти мальчика — а маленькому индейцу по имени Черные Холмы не исполнилось тогда и одиннадцати, — вселился дух убитого предводителя бледнолицых. С этого момента он обретает способность «видеть то, что было, и то, что будет». С этим даром, благодатным и опасным одновременно, ему предстоит совершить свой жизненный подвиг и вписать свое имя в мистическую Книгу имен.

---

Робинсон поднимает голову, на его круглых очках сверкает солнечный лучик.

— Билли, а бизоны и люди пришли в мир одновременно? Я на этот счет слышал разные мнения.

— Сначала пришли бизоны. Первые бизоны, пришедшие через Вашу-нийя, были крохотные, размером с муравья, но трава на Черных холмах была такой сочной, что они быстро набрали жирку и выросли до их нынешних размеров.

Паха Сапа улыбается, сказав это, но Доан Робинсон продолжает с серьезным видом делать записи. Наконец он поднимает взгляд и в недоумении смотрит на Столбы[21] — он словно забыл, что они на Черных холмах. В конце декабря солнце яркое, но слабое, тени от Столбов неясные. Робинсон постукивает авторучкой по нижней губе.

— Так кто же бегал по беговой дорожке, если на холмах еще не было людей?

Паха Сапа переключает передачу — машина катит вниз по склону. Муфта сцепления «нэша» не рассоединяется, пока нога водителя чуть не уходит в хилый полик. Паха Сапа знает, что придет время, и Нидлз-хайвей покроют асфальтом, но пока тут замерзшие глубокие колеи, которые вмиг вскроют «нэш» мистера Робинсона, как консервную банку, если узкие колеса соскользнут с высоких кромок.

— Говорят, что крылатые и четвероногие существа соревновались между собой за то, кому править миром. Они готовы были войной решить этот вопрос, но в конечном счете решили устроить большие гонки вокруг Вамакаогнака э’кантге.

Робинсон прекращает писать. Когда он начинает говорить, его дыхание на мгновение повисает в воздухе, словно Дышащая пещера находится внутри машины, только здесь дыхание изморозью оседает на ветровом стекле и на уже схваченных морозцем боковых стеклах.

— Вамакаогнака э’кантге означает «центр мироздания», верно я говорю, Билли?

— Среди прочего. Я предпочитаю трактовать это как «суть всего сущего». Но все это значит Паха-сапа — Черные холмы.

— Значит, четвероногие и летающие существа согласились решить, кто будет править миром, по результатам гонки вокруг Черных холмов?

Ручка бегает по листу бумаги. На дороге в этот предновогодний день нет других машин. За стеной Столбов Паха Сапа видит самую высокую и священную гору Черных холмов — Холм злого духа, переименованный вазичу в Харни-пик в честь знаменитого убийцы индейцев,[22] а за Холмом злого духа — длинный гранитный хребет Шести Пращуров, где ему сорок семь лет назад было видение.

— Да, существуют разные версии этой истории, но мой дедушка рассказывал мне, что летающие существа, чтобы выиграть бега, использовали волшебные краски. Так ворон впервые стал черным, а сорока использовала белую землю и уголь, чтобы сделать себя вакан…

— Священной.

— Да. Трупиал[23] счел, что выиграть ему поможет желтый цвет. И вот четвероногие и двуногие — а последние все были тогда летающими существами, но для большой гонки они согласились не отрываться от земли — принялись бегать вокруг Черных холмов: сто, тысячу кругов, они и утрамбовали землю, превратив ее в сегодняшнюю Беговую Дорожку. Из четвероногих самыми быстрыми оказались бизон и олень, а кровавая пена, вытекавшая из их ртов и носов, окрасила землю почти по всему кругу. Они бегали дни и ночи, недели и луны.

— И кто победил?

— Победили сорока и ворон, которые бегали от имени всех двуногих, включая и нас, людей, хотя мы еще и не выползли из Дышащей пещеры. А к тому времени Беговая Дорожка уже была такой же широкой, глубокой и с красным ободком, как сегодня. Вообще-то мой дедушка иначе называл этот овал с красным ободом, что окружает Вамакаогнака э’кантге.

— И как, Билли?

— Виньянь шан.

— Странно. Я столько лет записываю слова сиу, но этого не встречал ни разу. Что оно означает, Билли?

— Влагалище.

Доан Робинсон навинчивает колпачок на авторучку, снимает очки, протирает их платком из нагрудного кармана пиджака толстой шерсти. Паха Сапа видит румянец на щеке историка и сожалеет, что смутил старика.

— Притормози здесь. На площадке у основания столба.

Паха Сапа останавливает «нэш». Грунтовая дорога петляет здесь между Столбов — отдельно стоящих гранитных колонн, высота некоторых из них достигает сотни и более футов, а площадка у основания предназначена для того, чтобы люди могли подъехать и насладиться видом именно этого толстого каменного пальца, который торчит совсем рядом с обочиной дороги.

Робинсон нащупывает дверную ручку, сделанную на новый манер.

— Ну что, Билли, выйдем?

— Ветер сильный, мистер Робинсон. Там холодно.

— Идем-идем. Мы ведь еще молодые. Я хочу тебе показать кое-что.

Здесь холоднее, чем думал Паха Сапа. Эта часть узкой дороги была проложена вдоль хребта горной гряды, и высокие пики не защищают ее от промозглого ветра, обдувающего холмы с севера. Паха Сапа застегивает свое красное с черным шерстяное пальто и замечает сине-черные тучи далеко на северо-западном горизонте. К ночи разгуляется метель. Он подсчитывает, сколько потребуется времени, чтобы доставить Робинсона домой и добраться на мотоцикле до собственного дома неподалеку от Дедвуда. Нет, в такой вечер, в темень и метель, он не хочет оказаться на узкой, петляющей горной дороге, в особенности еще и потому, что у мотоцикла нет фары.

Доан Робинсон показывает на один из столбов.

— Ты замечал, Билли, что в недавно созданном парке десятки и десятки — уйма таких вот шпилей?

— Да.

— А ты знаешь о Блэкхиллском и Йеллоустонском хайвее?

— Черно-желтой дороге. Конечно. По пути в Черные холмы из Рэпид-Сити мы ехали мимо выкрашенных в желтое и черное столбиков.

Паха Сапа думает о грунтовой, лишь кое-где засыпанной гравием дороге, которая теперь проходит с запада на восток через Южную Дакоту и которую этот вазичу наделяет гордым именем «хайвей». Черно-желтые полосатые придорожные столбики тянутся по прерии чуть ли не в бесконечность.

— Этот хайвей соединяет Чикаго с Йеллоустонским парком, и его строили, чтобы туристы ездили на запад. Будущее Южной Дакоты зависит от туризма. Помяни мои слова. Если экономически мы и дальше будем развиваться такими же темпами, то вскоре у каждого американца будет по машине, и они захотят оставить свои перенаселенные города на Востоке и Среднем Западе и посмотреть, что представляет собой Запад.

Паха Сапа поднимает воротник пальто, защищаясь от промозглого ветра. Румянец Доана Робинсона сменился белыми и красными пятнами на щеках и носу, и Паха Сапа понимает, что ему нужно усадить историка в машину (двигатель которой он не заглушил), прежде чем этот умник отморозит себе что-нибудь. На нем в такой холод даже перчаток нет. Когда особенно сильный порыв ветра грозит сдуть Робинсона с замерзшей дороги в кусты под гранитной колонной, Паха Сапа хватает его за руку.

— Ты бывал в Чикаго, Билли?

— Да. Один раз.

Перед глазами Паха Сапы и сейчас встает большое колесо мистера Ферриса,[24] поднимающееся над Белым городом[25] вечером 1893 года, когда все вокруг залито светом электрических огней. Администрация Чикагской Колумбовской выставки[26] решила, что шоу «Дикий Запад» Буффало Билла не хватает респектабельности, а потому мистеру Коди[27] пришлось демонстрировать свое представление за пределами выставочной территории; в результате шоу привлекало огромные толпы зрителей, а Буффало Биллу не приходилось делиться доходами с организаторами выставки. Но Белый город с его огромным Дворцом электричества и Дворцом машин… весь курдонер, освещенный сотнями уличных электрических фонарей и прожекторов, толпы людей — ничего поразительнее Паха Сапа за свою двадцативосьмилетнюю жизнь еще не видел.

— Бывал? Ну, тогда ты можешь представить, почему жители этого набитого людьми города ждут не дождутся, когда можно будет поехать на запад, вдохнуть свежего воздуха и увидеть наши удивительные пейзажи.

— Аттракцион?

— Да, да! Мне всего несколько недель назад пришло в голову, что если в Йеллоустонском парке имеются гейзеры, медведи гризли и горячие источники и этого вполне достаточно, чтобы кто-то приехал туда по черно-желтому хайвею из Чикаго или из каких-нибудь мест на востоке, то единственное, чем может наш благородный штат привлечь отважных путешественников, это парк — здесь, в Черных холмах. А все, что могут предложить холмы, — только холмы.

Паха Сапа безмолвно взирает на историка штата. Глаза мистера Робинсона слезятся от мороза, а с носа обильно капает. При каждом новом порыве ветра только твердая рука Паха Сапы удерживает более крупного и пожилого человека, которого иначе сдуло бы с холма на сосны и пихты, которые растут у оснований Столбов. Паха Сапа по длине теней видит, что день быстро клонится к вечеру, — им пора уезжать, если он хочет добраться в Дедвуд до наступления темноты и начала метели. В воздухе пахнет приближающимся снегопадом.

Робинсон вытягивает свободную руку и показывает пальцем в направлении гранитного шпиля.