Сергей Гомонов - Тень Уробороса (Лицедеи)

• Название: Тень Уробороса (Лицедеи)
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Героическая фантастика

Алан Палладас, ученый-биохимик и по совместительству – отец главной героини – при работе с опасным веществом атомием, вызывающим мутации у теплокровных, получает новую формулу. Созданный по ней «эликсир» сулит немало возможностей для нечистых на руку политиканов, и за ним, а также за его создателем начинается настоящая охота. Чтобы не погибнуть, Алану приходится не единожды прибегнуть к помощи своего изобретения.

 Тем временем выясняется, что его милая дочурка Фанни тоже даром времени не теряла и уже много лет пользуется «эликсиром», чтобы проворачивать свои мелкомошеннические делишки. Никто и не догадывался о ее махинациях, пока на пути красотки-гречанки не становится странноватый молодой человек, не то шулер, не то рыба покрупнее. Он-то и переворачивает все ее планы, а заодно и жизнь вверх тормашками. Вот такие они, шулеры, – злые!

---

Джоконда вяло махнула рукой. Я знал, что она загонит эту неудачу в какой-нибудь темный уголок подсознания и никому не даст понять, что пережила она только что. Будет прежней — высокомерной и неприступной профессионалкой-псиоником. А в душе… Но кого сейчас беспокоит чья-то душа? Война — это такая страшная дрянь, когда ни души, ни тела не имеют совершенно никакой ценности по сравнению со сверх-идеями нескольких полоумных.

Внезапно у всех находящихся в зале — у врачей, спецагентов, военных — заверещали сигналы ретрансляторов. Это было так неожиданно, резко и странно, что даже сотрудники ВО, привыкшие ко всему, замерли от удивления.

Я увидел, как Фанни одной из первых включает связь.

— …жение сдаться! — раскатисто прозвучало в огромном помещении; голос был мужским, очень неприятным, как ножом по железу. — Довожу до сведения: все жизненные центры вашей планеты перешли под наше управление. Сопротивление бесполезно. Аэропорты и космопорты блокированы. Любая попытка вырваться приведет к кровопролитию. На орбиту Земли не поднимется ни единый летательный аппарат! Переговоры о помиловании будут уместны только в случае добровольной сдачи!

Один и тот же голос из множества динамиков вопил оглушающе.

— Слушай, урод, а там у вас специально с такими дебильными голосами отбирают? — съязвила Фаина, которую, казалось, совершенно не проняла угроза.

И, несмотря на то, что связь была, как выяснилось, односторонней — говорящий ее не услышал и продолжал читать ультиматум — слова Паллады возымели ободряющее воздействие. Все оборвали сеанс, точно по команде. Кто-то попытался соединиться со своим командованием, часть военных отправилась на точки, чтобы, случись что, держать оборону, и даже во мне вдруг очнулся от долгого сна Кристиан Харрис с его многолетним опытом участия во всевозможных вооруженных конфликтах.

— Нет связи, — услышал я фразу Джоконды.

Фанни кивнула ей, отбрасывая в сторону бесполезный ретранслятор:

— Всё, Джо, принимай командование. Голову нам снесли, это точно.

— У нас есть один выход: глухая оборона и попытки пробиться на связь с внешним миром.

Чезаре проворчал, что это вряд ли, отсекли грамотно и полностью.

— Убираться отсюда надо, — добавил Марчелло. — Порко, вон, без орешков страдает…

— Ваттене, стронцо! Старе суль каццо!

Если помнить о сходстве итальянского и латыни, перевести сказанное Маларедой в адрес коллеги я, пожалуй, не осмелюсь.

— Болваны! — буркнул на них Чезаре. — Тупые головы! Кретино!

Будто не слыша их препирательств, Джоконда продолжала:

— Поднимать в воздух самолеты нельзя. Пищеблок обеспечит всех нас едой дня два. Елизавета!

— Да?

Моя начальница тут же возникла перед «эльфийкой».

— Синьорина Вертинская, хватит ли вам медикаментов, чтобы ликвидировать эпидемию и поднять на ноги зараженных?

— Нет, Джо, не хватит. Заражены практически все, кто здесь был, а медикаментов у нас было ровно столько, чтобы помочь самым тяжелым до госпитализации. И на пищеблок я не слишком бы рассчитывала: вполне возможно, продукты в нем тоже заражены.

— Понятно.

— И наверняка среди пассажиров прячется еще несколько спекулатов, — тихо добавила Фанни.

Лиза, до сих пор не сталкивавшаяся с подобным, заметно растерялась. Чтобы не нарушать субординацию, я тихонько шепнул ей приватно в передатчик:

— Лиза, может быть, ты выделишь мне группу, и мы уже займемся пациентами в изоляторе?

Вертинская просияла, ободрилась, и даже ее медные волосы, немного видимые за стеклом шлема, вспыхнули красноватым отливом:

— Спасибо, Крис! — шепнула она.

— И еще. Спекулаты будут в числе неинфицированных.

Лиза кивнула мне.

Набралось несколько медиков, среди которых были и менее опытные, чем даже я — не рассчитывало руководство на то, что пустяковая операция примет такие масштабы, и послало для забора анализов и госпитализации молодых врачей и ассистентов. Все уже знали, что происходит, и объяснять никому ничего не пришлось. Краем глаза я продолжал наблюдать и удивляться, насколько разными могут быть реакции у тех или иных людей. Кто-то двигался, как во сне, очевидно в надежде стряхнуть жуткий сон и убедиться, что все в порядке, все как всегда. Кто-то, особенно женщины, деловито следовали указаниям и будто даже не думали о постороннем, гнали от себя все лишнее. У иных все валилось из рук, и эту категорию я попросил остаться в павильоне про запас. Ситуация понятна: нас блокировали в аэропорту, перекрыли все связи с внешним миром, возможно — дезинформировали, но в любом случае делать рискованные проверки их угроз, имея на руках несколько сотен гражданских, было бы чересчур неумно. Джоконда права: сейчас мы можем только ждать и отбиваться, если спекулаты начнут нападения. Что до нас, врачей, то наша обязанность и того понятнее.

…В изоляторе царила подавленность. Самые тяжелые спали в дальнем боксе: им ввели антибиотики и начали проводить плазмаферез.

— Что там? — осаждали нас со всех сторон, потрясая ретрансляторами. — Это правда? Что за безобразие? Сколько будет продолжаться это издевательство? Вы что, сами не понимаете, что здесь уже нечем дышать?! И когда нами начнут заниматься?..

Терпение моих коллег быстро иссякало. Наконец я понял, что это надо прекратить любым способом.

— Господа! — я облюбовал в толпе наиболее нахрапистого пациента и заговорил, обращаясь как бы к нему, но подразумевая всех. — Значит, делаем так. Сейчас мы выходим отсюда, оставляем в коридоре медикаменты и защитные костюмы, а вы здесь сами разбираетесь со своими проблемами…

Выражение глаз, уставившихся на меня, невозможно было передать словами. В боксе разлилась тишина. Я сверлил взглядом нахрапистого, и он заметно сдал позиции. Все-таки в таких случаях главное — говорить всерьез и самому верить в собственный блеф. Перепуганные пассажиры тут же разошлись по своим кроватям и дали дорогу врачам.

— Твоя взяла, — признал нахрапистый. — Но, может, все же расскажешь, что это был за звонок и как долго нам ждать подмоги?

Я не стал ему отвечать, да и было мне, чем заняться. Правда, в самом конце осмотра все мои коллеги негласно отказались от него, всячески сигналя об этом и намекая, чтобы я взял эту незавидную обязанность на себя.

Нахрапистый вошел в комнатку и покорно сел на кушетку для осмотра. Выглядел он вполне смиренным. Я бы солгал, если бы сказал, что такой тип человека не представляет никакого интереса: что-то в этом мужчине притягивало внимание, он выделялся в толпе не только поведением своим, но и внешностью. Шрам на щеке оказался ерундой в сравнении с тем, какими рубцами было изъедено его тело. Не знаю, что было причиной таких повреждений, но в свое время помяло его нещадно. И потому, кроме необходимого осмотра — прослушивания, простукивания, пальпации — я нет-нет да и любопытствовал, какую работу проделал неизвестный хирург, зашивая страшные рваные раны. А работа была проделана виртуозно!

— Где это вас так? — сменяя временные перчатки поверх защитных перчаток костюма, спросил я и при этом постарался придать голосу как можно больше безразличия.

— А давайте, док, вы мне о звонке, а я вам о шрамах? Идет?

Он поднялся и стал застегиваться, бросая на меня внимательные взгляды исподлобья.

Я пожал плечами и решил, что не стану с ним торговаться. К тому же меня больше интересовала техника хирурга, его оперировавшего, а не то, откуда у пациента такие раны.

— Осмотри господина Хаммона персонально, — прошептала в наушнике Вертинская.

— Он спит, Лиза!

— Осмотри. Это распоряжение Джо. А он пусть спит дальше.

Дался им этот Хаммон… Странный человек, преждевременно изношенный организм — неудивительно, что он так быстро заболел.

— Осмотрю. У вас все по-прежнему?

— Да. Никаких перемен. Но нас и не беспокоят. Работайте, не отвлекайтесь.

Все коллеги, находившиеся сейчас со мной в изоляторе, относились — так уж случилось — к младшему медсоставу. И получалось, что всю ответственность мне придется брать на себя. Впрочем, я всегда смогу вызвать подкрепление из павильона, внутренняя связь в аэропорте не была заблокирована. Пока. Оставалось надеяться, что и не будет впоследствии.

— Когда будут готовы результаты, — тихо попросил я лаборанта-инфекциониста, — забросьте их на мой компьютер.

Она кивнула и снова повернулась к панели, над которой высился экран. За этим экраном, как за семью печатями, происходило главное: послушные руки робота, направляемые лаборантом, исследовали в реактивах кровь пациентов, одновременно скидывая в программу результаты проведенных наблюдений. Мы перестраховывались как только могли, но все понимали, что рано или поздно даже надоевшие всем защитные костюмы не спасут и нас от заражения. А колоть антибиотики профилактически было нельзя: препаратов оставалось в обрез…