Павел Федоров - Пограничная тишина

• Название: Пограничная тишина
• Автор: Павел Федоров
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Творчество Павла Ильича Федорова широко известно советским читателям. Его книги «Генерал Доватор», «В Августовских лесах» и другие привлекают внимание своей правдивостью, жизненностью, глубиной разработки характеров героев.

В сборник «Пограничная тишина» включены две новые повести П. И. Федорова. В них рассказывается о современной жизни наших пограничных войск, которую автор хорошо знает и достоверно, убедительно описывает.

Повести читаются с большим интересом. Динамичный, захватывающий сюжет, положенный в основу повестей, не мешает писателю зримо показать «будни» сложной и трудной работы пограничников, создать запоминающиеся образы офицеров и солдат, раскрыть постоянную связь и дружбу пограничников с местным населением, помогающим зорким часовым границы своевременно обезвреживать врагов Советского государства.

---

Когда удочки были приготовлены, донки проверены, червяки нарыты, с завтраком покончено и уже надеты на ноги резиновые бахилы, прибежал младший лейтенант Терехов и доложил, что в районе пограничного знака № 236 нарушена граница, на контрольно-следовой полосе обнаружены следы...

II

С подножки одного из вагонов прибывшего на станцию Сувалки поезда вместе с разноголосой, пестро одетой толпой пассажиров привычно и ловко спрыгнул невысокий плечистый парень в темно-серой спортивной куртке, в головном уборе польского образца, с опояской на околыше и большой пряжкой из черной пластмассы над козырьком. Выйдя на привокзальную площадь, он на мгновение остановился, бросил цепкий взгляд на единственный легковой автомобиль с табличкой такси за ветровым стеклом, быстрыми шагами решительно направился к ближайшему кондитерскому ларьку, купил несколько плиток шоколада и только после этого уверенно пошел к машине, освобождая на ходу шоколадку от зеленоватой обертки.

Водитель такси был человек с опытом и сразу догадался, что прибывший пассажир нездешний и явно куда-то спешит. Профессия обязывала сделать вид, что торопящиеся люди ему не в диковинку, а колеса машины успеют навертеться.

Но приезжий тоже был не дурак и хорошо знал, чем можно подогреть душу таксиста, чтобы колеса вертелись быстрее: если не злотыми, то вольным, панибратским разговором или доброй сигаретой. Перебросив вместительную на молнии сумку из одной руки в другую, он приветливо помахал таксисту, как давнему знакомому, спокойно и независимо доел шоколадку и сразу же сбил с владельца машины шоферскую спесь, заставив спросить:

— Тебе далеко, панове?

— Да тут, до Закраек. Наверное, знаешь? — безразличным тоном ответил приезжий, всем видом своим показывая, что езды тут пустяк.

— Аж до Закраек! — разочарованно протянул шофер и вытащил из кармана замасленных джинсов пачку сигарет.

— Твоя, собственная? — показывая наметанным глазом на старый «мерседес», спросил приезжий.

— Пусть моя... тебе-то не все равно? — словно стыдясь своего потрепанного автомобиля, ответил шофер. Он не любил, когда в нем угадывали частника. В Польше постепенно отмирало это занятие.

— Мне что... мое дело дать тебе неплохо заработать. Я вижу, ты свой хлопец.

Шофер раскурил сигаретку и даже не повернул головы, хотя крепкий, сероглазый приезжий привлекал своим простодушием.

— Не хочешь ехать, так и скажи, — угадав его мысли, сказал приезжий.

— Далековато...

— Двадцать километров для такой машины!

— Дело не в расстоянии... Там же граница...

— Ну и что? — быстро спросил пассажир.

— А то, что нет охоты туда ехать...

— Думаешь, мои злоты хуже других?

— Ничего не думаю...

— Так в чем же дело?

— А в том, что мне нужно знать, кого я везу. Там граница, любой простой пан путевой лист наизнанку вывернет...

— А-а-а! Подумаешь! Начхать мне на всех простых и вельможных пановей! За свои деньги я сам себе воевода и хочу быстрее прокатиться до Закраек. Сестренку не видел четыре года. Ты можешь понять, что такое четыре года?

— Ты тут родился?

— Нет.

— Я же сразу угадал, что ты не из наших мест...

— Тебе что, рассказать биографию? Так слушай, приятель: родился я в Литве, там за кордоном, а здесь сестра замужем. Вот и решил наконец повидаться... Любимая моя сестренка! Подкатим на машине аж под самые ставни. Вот будет рада!

Таксист еще внимательнее оглядел пассажира, которому предстояла радостная встреча с сестрой, остановил свой потеплевший взгляд на его добротной куртке и на новом кепи. Особенно ему приглянулась почему-то черная пряжка над козырьком и вдруг захотелось самому иметь такую модную фуражку.

— Как тебя зовут? — смягченно спросил он.

— Изодас Карпюкович.

— Ты не поляк?

— Наполовину литовец, на другую белорус. Так батько окрестил, чтобы не было обидно ни той, ни другой стороне, — весело ответил Изодас.

— А я Стась Милевич, с Сувалок, — заражаясь веселым настроением пассажира, ответил Стась. — Значит, у тебя сестричка в Закрайках?

— Да я ж тебе сказал!

— И то правда...

— Каждый год собирался, да все дела не пускали...

— А где живешь?

— Да в Грудзендзах же! Там и работаю.

— Кепо тоже там купил?

— Кепо купил в Ольштынах. Нравится? Могу подарить. — Изодас с готовностью стащил с головы кепку.

— Не надо.

— Так едем? Нагрянем неожиданно... То-то будет переполоху!

— Еще бы! — сочувственно произнес Стась. — Ладно. Садись, подкину я тебя, так и быть. Выпьешь и за меня чарочку.

— Ты будешь самым желанным гостем.

— За рулем нельзя. Давай влезай.

— Спасибо! Я же говорил, что ты свой хлопец!

Садясь рядом с шофером, Изодас старался скрыть волнение, но это ему не совсем удавалось. Он рассказал Стасю полуправду. В Закрайках на самом деле жила его дальняя родственница, но он давно уже ее не видел, да вовсе к этому не стремился. Сейчас этим удобнее всего было прикрыть поездку к границе. Именно там, если считать напрямик, за кордоном, в одной из весок оставалась его родная сестра Алина, куда он и держал путь, чтобы появиться в родном селе и засесть под крышу своего дома. Но для этого ему нужно было тайным путем перейти границу. Способ перехода был тщательно разработан. Облегчало задуманное то, что он здесь родился и хорошо знал местность. Но чем скорее приближалась родная земля, тем труднее было сдержать нарастающую в душе тревогу. Сдвинув на затылок кепку с черной пряжкой, он откинулся на мягкую спинку переднего сиденья, смотрел на мелькавшие поля, на зеленую гряду Августовского леса, где он еще мальчишкой рыскал по опушкам, шарил под кудрявыми елками в поиске грибов. Вспомнилась чисто побеленная отцовская хата с дубовым столом посредине, снизки сушеных грибов и яблок, отбеленные рушники, вышитые узорами, и ни с чем несравнимый дух только что испеченного пирога с яблоками или бульбой. Не забылась и сестра, согнутая от горя при последнем свидании. Как тогда, четыре года назад, ей не хотелось отпускать брата в чужие края!

— Пропадешь ты, Изодас, со своими недобрыми делами, — говорила она. Истая католичка, Алина исступленно верила в бога и с детства внушала брату эту свою веру. Они рано остались без матери и жили под крепкой рукой отца. Он тоже был яростным католиком, но это не мешало ему заниматься самогоноварением. Работая на кирпичном заводе бухгалтером, сначала выпивал, как и многие, а однажды выпил лишнее и в одночасье помер. Добрые люди помогли Изодасу получить образование: он окончил техникум и работал в совхозе электромехаником. Из-за самогонного аппарата, который у Изодаса тоже не стоял без дела, он однажды поругался с председателем сельского Совета Пуласкасом. Тот составил на него акт и оштрафовал. Как-то, напившись самогонки, Изодас поджег председательский дом. Рядом сгорели еще два, чуть не погибли дети. Несколько месяцев Карпюковича продержали в тюрьме, но вины доказать не смогли. Самогонщиков оказалось много, и почти каждый был в ссоре с председателем. После освобождения уехал на Север, прислал сестре несколько писем — писал, что работает в леспромхозе механиком. Потом письма стали приходить все реже и реже, пока не прекратились совсем...

Как Изодас очутился в Польше, было известно немногим... Судьба швыряла его из страны в страну, и в конце четвертого года круг его замкнулся неподалеку от родной вески. Она, как и родная сестра, не выходила из памяти, и в нем сейчас неожиданно вспыхнула жалость к Алине, вспомнилась ее печальная улыбка на сухих тонких губах, когда она говорила при прощании:

— Храни тебя бог от недобрых дел...

А сохранил ли? Изодас старался не думать об этом. Теперь он жил другой жизнью.

«Как только увижу сестру, сразу же дам ей много денег», — подумал Изодас.

«Мерседес» Стася резво катился по новой, гладко укатанной грунтовой дороге, местами выстланной булыжником и засыпанный щебенкой. Сначала дорога бежала через густой лес, а потом выскочила на простор и внезапно нырнула в буйную, начавшую созревать рожь. Почти всюду она была посеяна узенькими длинными полосками. На некоторых уже маячили кучки снопов. На одной из полос, близ дороги, средних лет пан в широченном соломенном брыле взмахивал сверкающей на солнце косой, а паненка, до самых глаз укутанная белым платком, скручивала перевясла. Когда такси поровнялось с ними, пан опустил косу и помахал рукой, а паненка — перевяслом.

— Единоличники? — спросил Изодас.

— А ты что, с неба свалился? — повернув к пассажиру голову, в свою очередь спросил Стась.

— Да я просто так... — Изодас понял, что он дал промах. О том, что в Польше много крестьян работают на единоличных полях, ему следовало помнить.