Дмитрий Старостин - Американский Гулаг: пять лет на звездно-полосатых нарах

• Название: Американский Гулаг: пять лет на звездно-полосатых нарах
• Автор: Дмитрий Старостин
• Издательство: Ультра.Культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-9681-0024-9

Книга эта основана на личных впечатлениях и воспоминаниях автора, проведшего пять лет в американской тюрьме. Однако это не просто увлекательные мемуары внимательного очевидца, полные красочных деталей, но и свидетельство об опасном крене в сторону ограничения человеческой свободы, наметившегося в «самой свободной стране мира».

---

Проявляя либеральность в отношении эротических изданий, тюремщики, очевидно, исходят из того, что заключенным надо хотя бы каким-то образом сексуально разряжаться. Тем более что бром в нью-йоркских тюрьмах вроде бы в пищу не подмешивают. Чуть не каждый вечер какой-нибудь арестант завешивает простынкой туалетную кабинку и уединяется там с пачкой затрепанных «Плейбоев». Во многих блоках существуют своего рода неформальные клубы любителей эротического чтения, где происходят обмен материалами, продажа и покупка редких и ценных экземпляров, а иногда и совместный просмотр новинок с живым обсуждением их достоинств и недостатков.

Вообще, американские заключенные относятся к сексуальным изданиям с большим пиететом: на тюремном жаргоне их именуют «books», то есть не журналы, а именно книги. Поначалу меня это забавляло, особенно в устах тех зеков, которые никаких книг (в обычном значении) не читают.

В тюрьме «Ривервью» был один пуэрториканец, сидевший за очередную кражу со взломом. Взломщик он был высокой квалификации: спускался, используя альпинистское снаряжение, с крыш многоэтажных домов в окна или на балконы богатых квартир. Этот альпинист Держал потрясающую коллекцию эротических журналов: цветных, черно-белых, американских, английских, немецких, с белыми, азиатскими, негритянскими женщинами во всех возможных ракурсах. Коллекция занимала две объемистые картонные коробки и привлекала многих экспертов и просто любителей.

Пуэрториканец своими сокровищами очень гордился и охотно их демонстрировал. Иногда к нему в отсек приходили даже надзиратели, многие из которых в своей глухомани никогда с подобным ассортиментом не сталкивались. Кроме журналов у него было также внушительное собрание футболок и носовых платков, разрисованных тюремными художниками по приемлемым расценкам. За две-три пачки сигарет изображался один из стандартных сюжетов, наиболее популярным из которых были мужчина и женщина, совершающие половой акт внутри гигантского бокала для шампанского. Иногда у какого-нибудь рисовальщика появлялась оригинальная идея: например, кукла Барби, стаскивающая штанишки с Микки-Мауса. Всю новую продукцию обычно первым делом показывали пуэрториканцу-коллекционеру, которого сосед по бараку, поднаторевший в испанском армянин Менукян именовал «Дон Дрочила».

Хотя большинство заключенных время от времени занимаются мастурбацией, к тем, кто делает это слишком часто и слишком явно, относятся с брезгливостью. Несколько таких типов было в Уотертаунской тюрьме, где администрация расщедрилась на кабельное телевидение, довольно часто демонстрирующее эротические фильмы. Одного беднягу просто выгнали с просмотра за непристойное поведение на глазах у публики. Постоянной мишенью для острот был почтенного возраста кубинец, который любил пробираться к телевизору рано поутру и мастурбировать на аэробику. Впрочем, после 16 лет за решеткой и не такое может взбрести на ум.

Там же, в Уотертауне, сидел один вечно немытый и расхристанный негр по фамилии Чемпион, придурок, которого даже арестанты его расы избегали. За глаза, а иногда и в открытую его называли «crackhead» — слово это означает человека, вконец опустившегося от постоянного курения крэка, низкопробной и токсичной разновидности кокаина. Отличительной особенностью этого типа наркоманов считается постоянное попрошайничество по мелочи. На воле, наклянчив медяков, дозу крэка может приобрести любой бомж. В справедливости этой оценки я убедился на собственном опыте. Стоило мне однажды угостить Чемпиона сигаретой, как он начал подкатывать ко мне по нескольку раз на дню, пока мое терпение не лопнуло, и мне пришлось довольно грубо отказать ему в подачках.

Однажды вечером я курил у себя на койке, листая старый номер журнала «Тайм». В какой-то момент мне послышалось не то покашливание, не то мычание. Я взглянул: у моей койки в просительной позе стоял Чемпион.

— Я же сказал: ничего больше не получишь.

— Да нет, что ты, что ты! Мне курить не надо, спасибо, у меня есть курить. Мне бы вот только две марочки на конверт… Да нет, я не за так хочу, я тебе книжку принес — я знаю, ты читать любишь.

Я взглянул на обложку — оказалось, что это Фукидид, «История Пелопоннесской войны». Переплет был казенный.

— Ты что, из библиотеки ее утащил?

— Нет, нет, то есть ты не волнуйся, я страницу со штампом вырвал, видишь, я же не хочу, чтоб у моих друзей были неприятности.

Никакого приличного чтива у меня в тот вечер не было, и я нехотя взял книгу. Заслонив собой тумбочку, я набрал код своего замка, открыл дверцу и достал две марки, которые он тут же с жадностью схватил.

— Спасибо тебе, Россия, спасибо, — забормотал опять Чемпион, — ты понимаешь, мне же для важного, для важного дела: я ребеночка, беби завести хочу.

Я особенно не вслушивался, думая, что эта личность ищет только предлога стрельнуть сигарету. Но Чемпион шакалить не стал и ретировался, продолжая на ходу что-то говорить.

В 10.30 вечера в бараках Уотертауна погасили свет. Стихли крики и гоготание, и в тусклом свечении синих ночных лампочек, словно по коридору плацкартного вагона, лишь изредка проплывали между койками силуэты тех, кто еще не спал. В одном из этих фантомов я узнал Стивена Когана: его гигантская фигура была заметна еще издали. У нью-йоркского еврея Когана были российские корни. Он утверждал, что один из его предков благодаря росту был зачислен в Преображенский полк, оказавшись едва ли не единственным гвардейцем иудейской веры. Самого Когана взяли на нелегальной торговле оружием. При этом полицейский спецназовец, пытавшийся отключить его ударом кулака в живот, сломал себе руку: на Когане оказался бронежилет. Когану впаяли еще и за нанесение увечья полицейскому, и он чудом отделался сроком в четыре года. Защищал его адвокат Барри Злотник, который впоследствии представлял и Вячеслава Иванькова (Япончика).

В Уотертауне Когану не повезло: его соседом снизу оказался не кто иной, как нарком Чемпион. Коган постоянно по этому поводу бранился, но сделать ничего не мог: в нью-йоркских тюрьмах охрана, а не заключенные, решает, кому где спать.

— Ты представляешь, что этот павиан сегодня выкинул?. - начал Коган горячим шепотом. — Ты ведь ему марки продал, да?

— Да, а что он с ними сделал?

— Сейчас узнаешь. Я лежу у себя на втором ярусе, слушаю плейер, расслабляюсь. И тут смотрю, он достает фотку жены, кусок целлофана какого-то и скачет в нужник.

— Так у него жена есть?

— Да, жена не жена, сучка какая-то, он мне уже сто раз ее фото совал. По виду похоже, что тоже с крэка не слезает, — худая как жердь, под глазами круги, двух зубов нету. Но пишет ему часто. Ну так слушай. Минут через пять этот поц возвращается со своим целлофаном, заворачивает его в бумагу, кладет в конверт и адрес пишет.

— А что в целлофане-то было?

— Я сам, дурак, спросил от нечего делать… Лучше бы не спрашивал, теперь всю ночь на блевоту тянуть будет. Он, оказывается, надрочил в целлофан и теперь это дело жене отправляет! Ну представь себе, а? Говорит, написал ей, что ребенка от нее хочет, а трейлеров в этой зоне нету. Вот и придумал выход из положения.

— Ты ему скажи, чтобы экспресс-почтой послал, — засмеялся я.

— Тебе шутки, а я, между прочим, с ним должен почти что в одной кровати спать, — буркнул Коган. — Дожил, называется… То ли дело на Райкерсе: сидишь в одиночке, как король.

Спустя три недели я вернулся из столовой в сильном раздражении. В Уотертаунской тюрьме было много чаек, и я иногда бросал им остатки хлеба. В этот раз меня засек надзиратель, не преминувший вручить мне «ticket» — штрафную квитанцию. Оказалось, что я нарушил режим сразу по двум пунктам, совершив «мусорение» (в прямом смысле) и «разбазаривание государственной пищи». Мне предстоял вызов к сержанту и, по мнению знающих зеков, наряд по очистке стен бараков от птичьего помета.

Я и не заметил, как передо мной возник Чемпион. Он был вне себя от радости, смеялся как ребенок и чуть не бросился меня обнимать.

— Получилось, сработало! Никто не верил, а теперь вот — нате, посмотрите! Письмо только что от жены пришло, поздравляет меня, пишет, что забеременела. К лету будет у нас беби! Вон как, и без меня, то есть без трейлера, обошлось!

Вокруг Чемпиона собралось еще несколько заключенных, которым он, путаясь и размахивая руками, продолжал выкрикивать свою историю. Но арестанты лишь угрюмо молчали, может быть, жалея придурка, а может, вспоминая обо всех тех женщинах, которые в это самое время обходятся без них.

Глава 3 СТАТУЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Клуб иностранных арестантов

Когда я очутился за решеткой, некоторые наивные знакомые на воле начали интересоваться: действительно ли в США существуют тюрьмы «только для белых» и не могу ли я отбывать свой срок именно там? На самом деле таких тюрем в Америке нет уже очень давно, да и в прошлом они были сосредоточены преимущественно на Юге. Я же оказался узником штата Нью-Йорк, где никогда не практиковалась сегрегация.