Александр Кадетов - Аквариум – 3

• Название: Аквариум – 3
• Автор: Александр Кадетов
• Издательство: ООО «Гея итэрум»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1999
• ISBN: 5-85589-047-3

Что знают широкие круги читателей о Главном разведывательном управлении (ГРУ) Генштаба Вооруженных Сил – самой молчаливой шпионской службе Советского Союза, а ныне Российской Федерации? Да фактически ничего. Автор этой повести – полковник запаса, прослуживший в Главном управлении более 30 лет, – с потрясающей правдивостью рассказывает о нелегкой службе военных разведчиков, о том, как одни оперативные офицеры становятся героями, а кто-то выбирает позорный путь предательства и измены.

---

Когда вечером Алексеев возвращался домой, ему вновь на ум пришло это словечко «никогда». «Что бы это могло значить? – думал он, – случайность, автоматическая запись, чудачество? Десятки раз человек заполняет одни и те же анкеты, торопится, пишет одно и то же, не вдумываясь в смысл своих слов. Конечно, такое может случиться», – продолжал размышлять про себя Василий.

В понедельник Алексеев снова вернулся к этой анкете. Он затребовал спецдело на Дронова и внимательно просмотрел все заполненные им за многие годы службы в Советской армии анкеты. Во всех анкетах слово никогда отсутствовало. В кадровом личном деле Василий ничего подозрительного не обнаружил. В характеристиках и аттестациях Дронов отмечался с положительной стороны, только в аттестации по окончании военного училища отмечались мелкие недостатки: обидчивость, замкнутость и некоторое высокомерие к товарищам.

Может быть, действительно за этим «никогда» скрывался своеобразный вызов: просто осточертело человеку писать многократно одно и то же, вот и написал по-другому? «А если это не случайно, – стучало настырно в голове у Алексеева, – тогда что? Боязнь, что обнаружат, когда-то действительно привлекался и скрыл этот факт? Нет, такое быть не может, это ерунда, чушь. Дронов весь как на ладони, с семнадцати лет в армии. Нет, нет, это противоречит здравому смыслу, физически он не мог быть привлечен, разве только мальчишкой?» Как ни пытался Василий оправдать Дронова, в голове контрразведчика вертелась мысль, которую он тщетно пытался отогнать прочь, но она настойчиво возвращалась и не давала покоя. Ему вспомнился случай, когда он работал в ГДР. Тоже вроде вначале казалось – пустячок, а ведь привел к серьезному делу. В разговоре агент, характеризуя одного своего знакомого собутыльника, заметил, шутя, что парень хороший, только пьет, дескать, как-то не по-нашему, не по-немецки. Василий полюбопытствовал, что это значит? «Слишком, – пояснил агент, – много, а выпив, начинает каяться в чем-то, плакать». Алексеев не прошел мимо этого, казалось бы, пустякового замечания, стал копать глубже. Попросил агента обратить внимание следующий раз на это, не скупиться на угощение, попытаться разговорить своего знакомого. В конце концов знакомый выболтал, что он не немец, а украинец, бывший полицай, проживал по фальшивым документам, скрывался от советских властей. Таким образом удалось разоблачить и обезвредить военного преступника и передать его в руки правосудия.

И сейчас Алексееву не давала покоя мысль, что Дронов не просто так написал в анкете по-другому.

Разведчик и контрразведчик… У них так много общего в многотрудной работе. Но есть и существенные различия в подходах к объектам своего изучения. Первый надеется найти в человеке своего потенциального помощника, и, если эта надежда оправдывается, агент превращается для него в родного брата. Второй в этом отношении совершенный антипод первому, он консерватор, ни во что не верит, все подвергает сомнению и тщательной проверке.

«А что, если Дронов, – размышлял Василий, – проявляет сверхосторожность и это «никогда» вырвалось как мера защиты совершенно автоматически, как защитная реакция, как безусловный рефлекс, как дополнительная страховка? По этой логике Дронов должен был на кого-то работать, то есть, другими словами, быть чьим-то агентом, «кротом». Ну уж ты хватил лишнего, – остудил мысленно себя Василий. – Ничего из этого пока не следует, просто тебе хотелось бы, чтобы так было. Нельзя без надежных фактов выдавать желаемое за действительное». Алексеев пытался думать за Дронова, ставил себя на его место. Но все время возвращался к тому, что разведчик из ГРУ этим «никогда» хотел кого-то убедить в своей лояльности, невиновности, как будто чувствовал, что некто может сомневаться в нем, в его честности и порядочности.

В конце концов Алексеев решил, что, может быть, не стоит тратить время на эти пустяки, потому что проверить все появившиеся у него версии было просто невозможно.

Как-то докладывая начальнику отдела полковнику Котову Борису Ивановичу о своих делах, Алексеев рассказал ему о странном ответе полковника Дронова на вопрос анкеты и в связи с этим свои версии. Котов уже много лет руководил отделом военной контрразведки, прошел хорошую школу от простого опера до начальника отдела. Он ненадолго задумался, а потом, хлопнув себя по лбу ладонью, спросил:

– Как, ты говоришь, фамилия этого чудака?

– Дронов, – ответил Алексеев.

– Постой, постой, – снова начал Котов, – кажется, эта фамилия уже встречалась мне лет пять тому назад, по какому поводу – не могу припомнить.

Полковник порывисто встал, подошел к сейфу, извлек из него объемистое дело.

– Дронов, говоришь, ну-ка, ну-ка, посмотрим по регистрационному листу, – сказал начальник отдела и начал быстро вести пальцем сверху вниз. Где-то в середине листа палец остановился. – Есть такой, страница 425. Посмотрим, что там, – проговорил оживленно полковник, раскрывая дело. Он пробежал глазами документ, захлопнул дело и сказал:

– Знаешь, это дело лежит у меня без движения четыре года. Твой предшественник Лунев пытался им заняться, но ничего у него не вышло. Я уже хотел дело закрыть и сдать в архив. На, забирай, посмотри, в нем проходит твой Дронов, может быть, ты по-новому посмотришь на все это, другими глазами, и найдешь какое-нибудь продолжение. Когда разберешься, приходи, потолкуем, обсудим все обстоятельно. Не хочу высказывать свою позицию. Это может только увести в сторону от решения проблемы. Давай, потрудись, желаю успеха, – напутствовал Василия начальник.

Алексеев переписал дело на себя и, сгорая от любопытства, поскорее раскрыл его.

Собственно, все, что касалось Дронова, состояло из нескольких скупых пятилетней давности сообщений нью-йоркской резидентуры КГБ. В Центр докладывалось, что офицер резидентуры А., находясь в служебной командировке в городе N. в четырехстах километрах от Нью-Йорка, смотрел в своем гостиничном номере матч по бейсболу между местными командами. В какой-то момент ему показалось, что он увидел на экране телевизора среди зрителей офицера резидентуры ГРУ Дронова. А. подумал, что ошибся, но прибыв в Нью-Йорк, доложил об этом своему резиденту и офицеру по безопасности. Проверка на месте показала, что Дронов в этот период должен был находиться в Нью-Йорке, где принимал участие в международной выставке по линии Минвнешторга. Об этом имелась запись в книге регистрации командировок в торгпредстве. В городе N. никто из советских граждан кроме А. разрешение от госдепартамента США на поездку не запрашивал. Учитывая, что дело может принять щекотливый характер, резидент КГБ не стал информировать резидента ГРУ о Дронове, посчитав, что А. мог обознаться, хотя не исключал: офицера ГРУ направили в город N. нелегально по заданию своего руководства. Резидент КГБ информировал Центр о случившемся, и больше никаких мероприятий по Дронову не проводилось.

Ознакомившись с материалами нью-йоркской резидентуры, Алексеев задумался, пытаясь сопоставить факты, построить приемлемую логическую схему, найти взаимосвязь с пресловутой анкетой. Напрашивалось несколько вариантов. Первый: офицер А. обознался, приняв похожего человека за Дронова. Тогда все сводилось к эпизоду с загадочным словом «никогда» и, по всей видимости, дальнейшая работа по Дронову теряла смысл, ибо игра не стоила свеч. Зачем тратить драгоценное время на пустяки. Второй вариант: офицер А. не ошибся, Дронов действительно был в городе: а) выполняя спецзадание ГРУ и б) был в N. самостоятельно, никому об этом не докладывая, с какой целью – неизвестно. Вот к каким выводам приводила Василия формальная логика. Чтобы снять окончательно вопрос по Дронову, надо было найти ответы на пункты а) и б). Но как это сделать практически? «По пункту а), – размышлял Алексеев, – можно было бы легко найти ответы у руководства ГРУ. Но здесь в этом, казалось бы, простом вопросе было много «но» на межведомственном уровне, слишком тонкая это была материя. Пожалуй, здесь можно было поискать другие обходные пути, – продолжал рассуждать сам с собой Василий. – Если бы решался пункт а), то пункт б) отпадал, или создавались бы условия для дальнейшего поиска». Проанализировав всю имевшуюся информацию, Василий пришел к выводу, что прежде всего надо попытаться решить ключевой вопрос: был Дронов в городе N. или нет? Другими словами, насколько информация, полученная от офицера А., корректна и объективна, ибо от ее правильности зависело направление дальнейшей работы. «Хорошо бы, – думал Алексеев, – заполучить видеозапись того бейсбольного матча пятилетней давности, и тогда все могло бы встать на свои места. Пленка должна быть в архиве местной телекомпании города N., – продолжал свои рассуждения Василий, – как ее получить? Попросить нью-йоркскую резидентуру, может быть, они что-нибудь придумают, им там на месте виднее, как это сделать. Придумать какой-то предлог, может быть, обратиться официально в местную телекомпанию. Не вызовет ли такое обращение подозрение, для чего вдруг русским потребовалась пленка бейсбольного матча да еще пятилетней давности и в городе, куда русским требовалось запрашивать разрешение на посещение?»