Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

• Название: Том 2. Поэзоантракт
• Автор: Игорь Северянин
• Издательство: Logos
• Жанр: Поэзия
• Год: 1995
• ISBN: 5-87288-080-4, 5-87288-082-0

Игоря Северянина называли «королем поэтов», и в этом есть доля правды — царственной и величавой поступью его стихи вошли в золотой фонд серебряного века. В его стихах и тонкая лирика, и громогласный эгофутуризм, перья павлина мешаются с шампанским, и вот-вот отойдет последняя электричка на Марс. В искристой лире Северянина играют мириадами отблесков декадентство, нигилизм и футуристические настроения. Поэтический антипод Маяковского, салонный поэт, но и в будуаре можно философствовать.

Второй том содержит поэтические сборники «Поэзоантракт», «Тост безответный», «Миррэлия», «Ручьи в лилиях», «Соловей», «Вэовэна».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Январь

Петербург

«Все клонится ко сну…»

Все клонится ко сну
В желтеющей природе.
Кивает дуб клену
При солнечном заходе.

И грустно, грустно мне
Смотреть на смерть в природе
В осенней тишине
При солнечном заходе.

5 сентября

Мыза Ивановка

Сказка

Певучий дактиль плеском знойным

Сменяет ямб мой огневой…

Мирра Лохвицкая

Под лунный лепет колокольца
Играет локоном Триоль.
Октава вьет в цепочку кольца.
Тоска — Элегии пароль.

Клянется рыцарь Романсеро
Бесовской дюжиной Рондо,
Что нет препон для кабальеро.
Рондо смеется из ландо.

От пьяных оргий Дифирамба
Бежит изнеженный Ноктюрн,
Бежит к луне тропою Ямба
И просит ласки, просит зурн.

Педант-Сонет твердит: «Диаметр»…
Льстит комплименты Мадригал.
И декламирует Гекзаметр:
«Уста Идиллии — коралл»…

Злясь, Эпиграмма ищет яда.
Потупил глазки скромный Станс.
Поет растроганный Романс.
И фантазирует Баллада.

26 октября

Петербург

«Разорвались ткани траура…»

Разорвались ткани траура…
Где души моей центавр?
Сердце с кликами «ура! ура!»,
Распуская пышный лавр,
Ударяет вновь в литавр.
Все, что злобно исковеркал лом,
Лом Насмешки, строит Мысль.
Но пред ней я — как пред зеркалом:
Преисподняя ль ты? высь ль?

Ноябрь

Петербург

«Заря улыбалась так розово…»

Заря улыбалась так розово,
Всеобнадежив, все озаря.
Мечты сердечного созыва
Незнали, чтолжива заря:
Так был правдив ее образ…
Но солнечный день — где?
Туман пожалел и, сдобрясь,
Колыхнул грезы к звезде.

Октябрь

Петербург

Сонет («Пейзаж ее лица, исполненный так живо…»)

Пейзаж ее лица, исполненный так живо
Вибрацией весны влюбленных душ и тел,
Я для грядущего запечатлеть хотел:
Она была восторженно-красива.

Живой душистый шелк кос лунного отлива
Художник передать бумаге не сумел.
И только взор ее, мерцавший так тоскливо,
С удвоенной тоской, казалось, заблестел.

И странно: сделалось мне больно при портрете,
Как больно не было давно уже, давно.
И мне почудился в унылом кабинете

Печальный взор ее, направленный в окно.
Велик укор его, и ряд тысячелетий
Душе моей в тоске скитаться суждено.

Август

Мыза Ивановка

Загадка ужаса

И.Д.

Мы встретились в деревьях и крестах,
Неразлученные в стремленьях и мечтах,

Но не промолвим мы друг другу ничего
И вновь расстанемся, не зная — отчего.

Вновь замелькают дни и, может быть, года,
Но мы не встретимся уж больше никогда:

Не разрешили мы, слиянные в мечтах,
Загадки ужаса в деревьях и крестах…

Октябрь

Петербург

«О, мне поверь, желанная: далече…»

О, мне поверь, желанная: далече
Года любви, волнений и тревог,
Когда ждала в восторге нашей встречи,
Когда тебя не жаждать я не мог!

Теперь не то! а «то» исчезло где-то!
Вернется ль вновь — как утро, как заря,
Как вечный звук пасхального привета,
Как мореход на милые моря?

Август

Мыза Ивановка

Диссонансы

Грезы весенние…
Чувства осенние…
— Надо о чем-то забыть.
Жизнью мечтается…
Смертью карается…
— Все-таки хочется жить!

Трель соловьиная…
Песня совиная…
— Можешь ли душу согреть?
Что ты все в стороны
Смотришь? — «Там вороны…
Друг мой, сумей умереть…»

Октябрь

Петербург

«Она придет, сверкнет — исчезнет…»

Она придет, сверкнет — исчезнет!
Она, минутная любовь!
И больше к жизни не воскреснет,
И не пробудит к жизни вновь!

А ты, влюбленный! как смешон ты!
Как жалок в «чувствах на обмен»!
Вдали свободны горизонты,
Достигнешь их — все тот же плен…

Мыза Ивановка

Старый кедр (баллада)

Где стоит дворец охотничий,
Властелин преданья недр,
Досыпает жизнь столетнюю
Чуждый всем деревьям кедр.

Близ охотничьего базиса,
Над рекою и ключом,
Полный снежного оазиса,
Он задумался… О чем?

Грезит вслух отчизной дальнею,
Одинокий сибиряк,
Как поверхностью зеркальною
Умирающий моряк.

В дни седые крепостничества
Распростилась с ним Сибирь,
И в саду Его Величества
Он разросся вдоль и вширь.

Помнит кедр работы плотников
Над отделкою хором,
Помнит он пиры охотников,
Веселившихся кругом.

Ах, не раз кончались бурными
Столкновеньями пиры!
Ах, не раз цветам над урнами
Наливалась кровь в дары!

Старый кедр видал здесь многое,
Что бы мог он рассказать,
Как и мельница убогая —
Дел минувшего печать.

Как и сам — вельможа в древности,
А теперь для всех холоп —
Дом, где, жертвой пьяной ревности,
Человек спускался в гроб…

Эти души неотпетые —
Привидений легион —
Бродят в парке, горько сетуя,
Проклиная павильон,

Где пиры чинились бранные,
Непутевые пиры,
Где бокалы многогранные
Шли до утренней поры,

Где любовницы-бездельницы
Разжигали в людях зло…
И теперь в саду у мельницы
Их несметное число.

Взволновали звуки скрежета
Их зубов столетний кедр.
Вопрошает старец: «Где ж это?
Из каких подземных недр?»

Но природа безответная
Мрачно хмурится вокруг.
Лишь река, одна приветная,
Отражает призрак вдруг.

Озарит луны луч палевый
Ей поверхность, и — глядишь —
Призрак просится вуалевый
В речки ласковую тишь.

Сколько боли и отчаянья
В заблудившихся очах!
Ждет он утреннего таянья
При проснувшихся лучах.

И дряхлеет, пригорюнившись,
Чуждый всем деревьям кедр,
Где стоит дворец охотничий,
Властелин преданья недр.

17 августа

Мыза Ивановка

Художнику

Евгению Пуни

Лови мгновения, художник,
На крыльях творчества лети!
Пускай чернит тебя безбожник, —
Они светлы, твои пути!

Твори! Невидимые цитры
Бодрят твой дух, как луч зари.
Любуясь радугой палитры,
Забудь о мраке и твори!

27 сентября

Петербург

Памяти И.С. Тургенева

Себя в глазах Забвенья обесценив
И вознеся к Бессмертью фолиант
Своих трудов, ушел от нас Тургенев,
Угас поэт, — угас, как бриллиант.

Он накормил, он кормит наши думы,
И вкусен сытный хлеб его ума.
Питайте им, кого объяла тьма!
Питайте им, кого мечты угрюмы!

О, братья! пусть с приветливостью детской
Отыщем мы местечко в сердце, где б
Не умерли ни Лиза, ни Лаврецкий —
Наш воздух, счастье, свет и хлеб!

27 августа

Петербург

Лев Толстой («Нет, не Толстой колосс, — его душа…»)

Нет, не Толстой колосс, — его душа,
Достигшая культурного развитья.
И связана она эфирной нитью
  С Божественным Ничем.

Он был пигмей, и он влачил, греша,
Свое сушествованье в оболочках
Зверей и птиц, он жил в незримых точках
  Растительностью нем.

Душа его, как вечный Агасфер,
Переходя века из тела в тело,
Достигла наивысшего предела:
  За смертью — ей безличья рай.

И будет дух среди надзвездных сфер
Плыть в забытьи бессмертном и блаженном,
Плыть в ощущеньи вечности бессменном.
  Рай — рождества безличья край!

Без естества, без мысли жизнь души,
В бессмертии плывущей без страданья, —
За все века скитаний воздаянье.
  Ты мудр, небес закон святой!

В движенье, мир порока, зла и лжи:
Твоя душа еще в развитьи низком!
В движенье под его величья диском!
  Весь мир — война, и мир — Толстой.

28 августа