Андрей Сахаров - Полководцы Древней Руси

• Название: Полководцы Древней Руси
• Автор: Андрей Сахаров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

В ЖЗЛ уже вышли книги о выдающихся полководцах прошлого — Дмитрии Донском, Александре Невском, Александре Суворове, Михаиле Кутузове. Сборник «Полководцы Древней Руси» продолжает биографическую летопись ратной славы нашей Родины, обращаясь к эпохе становления и расцвета Киевской Руси в X — начале XII века к победам Святослава и Владимира Мономаха.

---

Князья согласились. И стало ясно, что не страх перед киевлянами, никакие другие причины, а единственно нежелание признавать киевского князя, как прежде, над собой старшим, великим князем, руководило их отказом. Ни Ростиславичи, ни Святославичи не хотели более зависеть от Киева, но отказаться от княжеского съезда они боялись — за спиной Святополка стоял Мономах, а союз Киева и Переяславля был неодолим.

На съезд в Любеч съезжались, кроме киевского князя, Олег Святославич, его брат Давыд, Василько Ростиславич и Давыд Игоревич с Волыни.

Каждый из них ехал в Любеч со своими надеждами, жалобами, упреками, каждый мечтал сокрушить своих соперников в борьбе за столы, поживиться за счет соседа, отомстить обидчикам.

Волынские князья ехали порознь.

Давыд Игоревич постоянно ждал, что Василько и Володарь Ростиславичи, пользуясь тем, что ослабла державная рука Киева, а Святополка и Мономаха постоянно теснят половцы, прогонят его из Владимира-Волынского, заставят вновь скитаться меж волостями без стола.

Василько же едва терпел присутствие во Владимире-Волынском Давыда Игоревича.

В последние годы Василько Ростиславич, сидя в своем Теребовле, сумел создать там сильное войско; он привлек к себе торков и берендеев, ходил с ними па Польшу, отнял у ляхов многие их города. Говорили, что вместе с Тугораком, когда тот был ещё жив, он несколько раз ходил за Дунай и разорял византийские земли и вместе с половцами же совершил набег на венгерские земли.

Незадолго до Любечского съезда Василько витийствовал в своем теребовльском дворце. Захмелев во время обеда, он говорил о том, что скоро вместе с половцами, печенегами, торками и берендеями завоюет Польшу, отомстит за все выходы на Русь Болеславов I и II, за все разорения, которые учинили ляхи в русских землях. «Потом, — рек Василько, — пойду на Дунай, на землю греков, переселю болгар в свои земли и уже потом, объединив земли Польши, Болгарии и Волыни, нанесу окончательный удар по половецкой степи».

Люди слушали запальчивые речи Василька, потом несли их во Владимир-Волынский к Давыду Игоревичу. Тот бледнел от ярости и страха, потому что Василько действительно был князь смелый и предприимчивый. Его уже боялись и ляхи и греки и много дали бы золота за его светло-русую голову.

Доходили речи Василька и до Константинополя, до двора Комнинов. Они вызывали там беспокойство. Василько своими непредвиденными военными походами, постоянной готовностью к противоборству с соседями, громкими угрозами, поисками степных союзников вторгался в хитроумные расчеты византийских политиков, путал их расчеты. И из Константинополя ехали во Владимир-Волынский к Давыду Игоревичу, отяжеленные золотом, дорогими подарками льстивые послы, уговаривали Волынского князя унять Ростиславичей, особенно теребовльского князя.

Олег хотел восстановить в Любече свою попранную честь, вернуть себе Чернигов, а брату Давыду Смоленск.

Святополк видел, что его власть над всей Русской землей тает, как утренний туман над темной днепровской гладью. Он и боялся князей, и хотел их по-прежнему заставить служить Киеву, и оглядывался беспрестанно на Мономаха. Именно в надежде вновь укрепить свою власть над Русской землей торопился Святополк в Любеч; и пусть князья соберутся не в Киеве, он стерпит и это, главное, чтобы было все как при отце — князе Изяславе.

Лишь об одном никто из них не думал всерьез — о том, ради чего собирал всех их Мономах в своем замке, — о единении усилий в борьбе со степью, которая с каждым годом укрепляла свою военную мощь, свое единство в нескончаемой войне с Русью.

Судьба уготовила Мономаху с молодых лет быть князем в русских приграничьях — половцы и ляхи, торки и угры, печенеги и берендеи — сколько битв с ними было проведено, сколько походов предпринято, сколько проведено в седле бессонных ночей и получено ран в нескончаемых сечах, а покоя Русской земле не наступало ни на один месяц. Половцы теснили Переяславль и Киев со всех сторон, и Мономах понимал: чтобы отстоять свои столы, сохранить завещанный Ярославом порядок на Руси, при котором есть князья, бояре, дружинники, духовные пастыри, владеющие землями, стадами, лесами, водами и есть смерды, ремесленники, челядь, зависимые люди, удел которых работать на своих господ, — для всего этого сегодня и завтра и во веки веков необходимо единство этих подозрительных, жестоких, алчных властелинов, единение их дружин, их крепостей.

Окруженный со всех сторон степными врагами, переяславский князь в эти дни смотрел дальше своих братьев и племянников и понимал то, что они, отсиживаясь по своим дальним, внутренним стольным городам, не могли понять.

Но как совладать с этой вольницей, чем припугнуть их, заставить взглянуть на степь его, Мономаха, глазами, увидеть, что только общерусские походы в глубь половецкого поля способны оградить Русскую землю от тяжкого ярма ежегодных изнурительных нашествий, нескончаемых даней, поборов, унизительных, вырываемых силой миров!

Озабоченный, неуверенный в исходе всего дела, Мономах со спокойной улыбкой сделал шаг навстречу брату Святополку, когда тот, проехав через въездные ворота и миновав вежу, вступал на парадный двор Любечского замка.

Братья поздоровались за руки, обнялись, поднялись на сени, следом двинулись бояре и дружинники.

В тот же день к вечеру в Любеч прибыли Святославичи. Они встретились в Чернигове у Давыда и потом уже дорогу продолжали вместе.

Олег, хмуро озираясь, проехал по подъемному мосту, сквозь въездные ворота замка, через долгий проход во внутренний двор. Его цепкий взгляд бывалого воина, оборонявшего и бравшего приступом не одну крепость, отмечал все те хитрости, которые были придуманы здесь для долгой и упорной обороны. «Да», — сказал он брату, когда они, миновав вежу, въехали на парадный двор. И Давыд понял его: взять такой замок будет непросто.

Мономах не видел Олега с тех самых пор, как они расстались под Стародубом. За это время сколько произошло между ними браней, и сколько было сожжено в уголь городов, и сколько случилось смертей и среди них убийство Изяслава Владимировича. Ненависть и месть, самолюбие и гордость шли с ними рука об руку все эти годы, и вот теперь двоюродные братья стояли друг против друга, сойдясь для мирного разговора и мирного устроения.

Олег поседел, ссутулился, пропала его молодцеватая осанка, легкие, быстрые, горделивые движения; поступь стала неуверенной, тяжелой. Лицо Мономаха за эти же годы расплылось, округлилось, исчезла юношеская впалость щек, верхние веки слегка обвисли, и от этого глаза стали казаться меньше, волосы со лба совсем поредели, и легкий ветер шевелил этот рыжеватый редкий пушок, а Владимир, как в молодости, приглаживал их всей ладонью. Зато подбородок его отвердел, стал массивным, упрямым, а линия губ — жесткой, презрительной. При одном взгляде на его лицо было видно, что человек этот привык к власти, к тому, чтобы ему повиновались другие, привык отдавать приказы.

Олег, замедлив шаг, подошел к Владимиру; неуверенно остановился и Мономах, не чувствуя к своему двоюродному брату ни ненависти, ни прежней любви, а просто сознавая, что он должен на этом княжеском съезде добиться своего и объединить князей в борьбе со степью, сделал шаг ему навстречу и протянул руку. Олег с облегчением протянул свою. Мир между братьями был восстановлен.

Василько приехал веселый, светловолосый, в пурпурном плаще, сопровождаемый шумной молодой дружиной.

Незаметно появился коренастый, большеголовый Давыд Игоревич.

Свещание начал в княжеской парадной палате Владимир Мономах. Он обвел глазами, палату, наполненную людьми. Князья сидели на лавках за длинными дубовыми столами, укрытыми тяжелыми византийскими скатертями, рядом теснились их видные смысленые люди, мужи, поседелые в боях и междукняжеских спорах, знавшие лучше самих князей всю Ярославову лествицу и то, когда, где, за кем были те или иные столы и кто кому нанес какие обиды и совершил клятвопреступления по меньшей мере за последние 150 лет.

— Братья и сыновья любезные, — сказал Владимир, — вы видите и ведаете, какое настроение в Русской земле, какие междоусобия идут между нами, внуками и правнуками Ярослава, как сами мы губим Русскую землю, делая сами на себя бесконечную котору. Поссорясь о малом владении, не прося суда и расправ у старейших, мы чиним сами на себя управу силой оружия, разоряем и грабим свои дома, побиваем смердов и ремесленников, жжем и грабим села и города. А половцы землю нашу несут розно и радуются, когда между нами встанет рать. И вот они уже нападают на наши пределы, уводят людей в плен, разоряют все, что мы и копим и наживаем, и многие места русские стоят пустые. Ведь известно вам, что половецкие ханы говорят: «Пойдем и силой завладеем их городами. Кто избавит их от нас?» Кто же, братья и сыновья? Настало время собраться нам и посмотреть, кто чем обижен и кто у кого отнял неправдой земли или что иное, и пусть возвратим по правде что кому принадлежит и восстановим единение в мыслях и в сердце своем, чтобы совместно блюсти Русскую землю.